Елена Логунова - Закон вселенской подлости

Сапожки карлика сквоттеру были бы малы размеров на восемь, что не помешало Егорычу усыновить и детскую пару: авось в хозяйстве пригодится.

Просторный дождевик, укрывавший карлика с головы до ног, нехилому габаритами бомжу сошел за куртку.

Укрывшись от дождя под халявным зонтом, Егорыч зажал под мышкой сапожки и, лирично насвистывая «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам», покинул подъезд, сделавший ему такие полезные и своевременные подарки.

Вековая мудрость сквоттеров подсказывала Егорычу, что ноги в чужих сапогах имеет смысл унести подальше от места чудесного обретения обновок.

– Подсвети! – шепотом потребовал карлик и зачем-то заглянул в замочную скважину, расположенную очень удобно для малорослика – как раз на уровне глаз.

За дверью было темно.

На лестничной площадке, напротив, посветлело: здоровяк послушно включил фонарик.

Карлик покапал из масленки в замочную скважину и на нижнюю из дверных петель. Затем напарники поменялись инструментами, и карлик поработал осветителем, а здоровяк промаслил петли в верхней части двери.

Ключ провернулся в скважине без звука, замок открылся с негромким щелчком, щедро умасленные дверные петли безмолвствовали.

Желтый луч фонарика образовал на потертом линолеуме прихожей рябую лунную дорожку.

– Пошли, – скомандовал карлик и первым вдвинулся в квартиру.

Мне снился странный и тревожный сон.

Как будто меня и еще пару девушек доставили на Центральное телевидение для участия в интеллектуальной игре.

На этой стадии я еще не волновалась, так как обоснованно считаю себя девушкой эрудированной – зря, что ли, работаю в городской библиотеке!

Импозантный ведущий для начала спросил меня, сколько длилось на Руси монголо-татарское иго, и я с ходу уверенно ответила, что примерно двести сорок лет.

Что вообще-то правильно только в том случае, если мы говорим о Северо-Восточной Руси.

– Ого, надо же, она проходит во второй тур! – зашептались тени за моей спиной.

Я самодовольно усмехнулась, но следующее задание стерло улыбку с моего лица.

– Завяжи-ка мне хвост, – потребовал ведущий и повернул голову, демонстрируя гладкошерстный затылок.

Я обмерла.

Волосатостью Анджелы Девис (кто не знает, это чернокожая американская правозащитница середины прошлого века) ведущий похвастать не мог.

Какой хвост? Из чего?!

Я обреченно потянула из карманов кстати обнаруженные там резиночки для волос – одну простую черненькую, вторую с хорошенькой золотой рыбкой.

– Эту хочу, – кокетливо молвил ведущий, предсказуемо выбрав рыбку.

Дрожащими пальцами я попыталась собрать коротко стриженные волосы кокетливого ведущего в хвостик, но, разумеется, не преуспела и прохныкала:

– Я не могу…

– Сдаешься?! – Ведущий победно сверкнул очами. – Так смотри же!

И он повернул голову, взмахнув роскошным каштановым хвостом, закрепленным на затылке большой заколкой типа «краб».

Даже не будучи профессиональным парикмахером, я сразу же поняла, что это волосяная накладка.

– Но это же жульничество! – возмутилась я, не сдержавшись.

– Ведущий не может жульничать! – зашумели тени у меня за спиной.

И кто-то безразлично повелел сквозь зевок:

– Отруби-и-ите ей голову…

– Нет! – закричала я и проснулась, успев краем глаза уловить острый бело-синий просверк.

«Что это было?» – озадачился мой внутренний голос.

Неадекватное спросонья воображение вместо ответа проворно нарисовало взлетающий меч.

Не успев понять, сколь глупо мое поведение, я сгруппировалась и скатилась с кровати на пол.

Что-то пискнуло и прошмыгнуло совсем рядом с моим лицом, обдав его ветром.

Воображение с разгону нарисовало дюжую крысу и для полноты антуража – каменный мешок классических пыточных застенков.

«Встань и дерись!» – повелел мой внутренний голос, ибо деваться было некуда.

Не раздумывая, я пошарила вокруг себя, подхватила знакомое с детства оружие – добрую перьевую подушку, воинственно зарычала, размахнулась и запустила свой снаряд во тьму.

Удар вышел мягким, пожалуй, боевая подушка попала не в каменную стену.

Окружающий мрак посерел, пошел волной.

Мне показалось, будто я услышала прерывистый вздох, а затем ускоряющийся мягкий топот ног – явно больше двух и определенно более крупных, чем крысиные!

А потом раздался вопль боли, и к моей собственной голове подкатилось, кувыркаясь, что-то круглое!

«Отрубленная голова…» – пролепетал мой внутренний голос, совершенно, бедолага, дезориентированный и замороченный.

Я испуганно икнула, села на пол и, стыдно сказать, потеряла сознание.

– А, ч-ч-ч-черт! А, ч-ч-черт! – шипел карлик, кособоко прыгая по ступенькам лестницы на одной ножке.

Носок его второй ноги изменил расцветку, сделавшись бежевым в крапинку. Темные крапинки пугающе расплывались, превращаясь в кровавые пятна.

Карлик поскуливал, но здоровяк ему не сочувствовал.

– Что это было, я не понял? – сердито бурчал он, поглядывая то на опасно балансирующего напарника, то назад, через плечо. – Вошли идеально, пошли нормально, а потом ты роняешь фонарь, пищишь, как мышь, и улепетываешь, как вспугнутый заяц!

– «Что это было, что это было»! – передернув лопатками, передразнил товарища карлик. – Не видишь, что ли, мою ногу? Вся в крови!

– Кровавую ногу вижу, а причину этого не вижу, – здоровяк обогнал ковыляющего напарника, на ходу присмотревшись к пресловутой ноге. – Скажи мне, что случилось и когда? Все шло по плану…

– Вот только не начинай сначала, – досадливо скривился карлик и снова передразнил: «Нормально вошли, идеально пошли!» Ни хрена не нашли и к черту ушли! Во-первых, там кто-то был…

– Ага, – здоровяк кивнул. – Хотя ты уверял, что и дед, и девки удалились!

– Значит, у них еще кто-то живет, – не собираясь признавать свою вину, заспорил карлик. – Собака, например! Ты слышал, как она рычала?!

– Цапнула? – сбавляя тон, почти сочувственно спросил здоровяк.

Дикое собачье рычание он прекрасно слышал и, честно признаться, сам немного струхнул.

Этак рычать могла, к примеру, бешеная собака Динго.

– Царапнула, – в рифму ответил карлик. – Когтища, как сапожные шила!

– Не, собаки не царапаются, – усомнился в сказанном здоровяк. – Значит, там еще кто-то был. Должно быть, кошка. Небось спала себе под теплой батареей, а ты за штору полез и на нее напоролся.

– По-моему, это был дикобраз, – пробурчал карлик в спину остановившегося спутника. – Ну, чего ты застрял?

– А где наша обувь? – Здоровяк не двинулся с места и напрягся, бугрясь плечами. – И зонт? И плащ? Эй, а где наше все?! – Он обернулся к напарнику: – Да подвинься ты, шкаф!

Карлик вывинтился из-под руки дюжего спутника, посмотрел в пустой угол и затейливо выругался. А потом, решив, что терять уже нечего, повинился:

– Масленка, кстати, тоже потерялась…

– Масленка – это ерунда, а вот как мы без сапог по лужам пойдем? – почесал в затылке здоровяк.

– Вернее, как ты пойдешь, я-то вообще не ходок, меня нести надо, – смекнув, что к нему претензий нет, жалобно молвил карлик и с намеком потряс окровавленной ножкой.

– О боже, – пробормотал здоровяк и брезгливо скривился, но все-таки подставил ручки.

Юля шагала во тьме под дождем, даже не пытаясь искать местечки посуше. Она топала по лужам, не разбирая дороги, и горько радовалась, проваливаясь в холодную воду по щиколотку.

– Так тебе и надо, дурища деревенская! – негромко, но с чувством, выговаривала Юля сама себе. – Из грязи в князи захотела? А фигушки! Прынцесса, как же, можно подумать, Василисушка! Закатай губу и лезь обратно в лужу, да поглубже, жаба нецелованная!

Жаба не жаба, а глубоко в душе что-то тяжко ворочалось и тоскливо ныло. По упругим девичьим щекам и персям, смешиваясь с дождевой водой, текли горькие слезы.

Почти двадцать пять лет!

В ее возрасте у матери Джульетты была уже одиннадцатилетняя дочь!

А сама Джульетта в ее возрасте вообще уже давно в гробу лежала!

Без малого двадцать пять лет, четверть века!

Возраст, в котором нормальная девушка должна уже быть крепко замужем!

Этим вечером обычно живая и веселая Юля чувствовала себя столь же древней, страшной и чуждой всяких радостей плоти, как хорошо выдержанная египетская мумия. Это ощущение ра-зительно контрастировало с заветной мечтой, в которой ее, прелестную и воздушную, как принцесса фей, нес на руках великолепный красавец самых рыцарских статей.

Голос разума, заметно обеспокоенный приступом черной, как грязь под ногами, депрессии, пытался приподнять настроение хозяйки над лужами уверениями, что романтические мечты заведомо несбыточны, ибо рыцари если не вовсе перевелись, то уж точно измельчали и никого, крупнее свежевыловленного карася на уху, на руках не носят.