Татьяна Луганцева - Дама сердца Железного Дровосека

Джон стал самым молодым дважды оскароносным актером в истории Голливуда. Он сыграл много серьезных ролей, снимался и в мюзиклах, и в комедиях. И тоже благодаря Теодору, который не позволил режиссерам эксплуатировать сногсшибательную внешность друга, желая, чтобы оценили его талант перевоплощения. Джону доверили роль Колумба и первого президента Америки, что о многом говорило. Потрясающая харизматичность актера не оставляла равнодушным ни одного зрителя, видевшего фильмы с его участием. То есть его работа могла нравиться или, наоборот, не нравиться, но равнодушным не оставался никто. Джон вошел в десятку самых востребованных голливудских актеров, его гонорары приняли астрономические размеры. В принципе он добился всего, о чем и мечтать не решался и чего никогда бы не достиг, оставшись в России.

Единственное, чего не было у Джона, так это семьи. Он так и остался «человеком из ниоткуда». Теодор сделал все, чтобы прошлое друга являлось именно прошлым. Это была просьба самого Джона, который, с одной стороны, до сих пор боялся навредить семье российского академика, а с другой – не мог простить родным полный отказ, отречение от себя. Вскользь в его биографии упоминалось, что у него имеются русские корни, но никогда не говорилось, что он и есть самый настоящий русский. Такая полуправда придавала его жизни тайны и в то же время вселяла в американцев уверенность, что он любимый актер, так сказать, свой, а не прибывший откуда-то из-за океана иностранец.

Конечно, семья Ерохиных не могла не узнать о его судьбе. Для этого им надо было быть глухими и слепыми. Блокбастеры с участием Джона, ставшего звездой мирового уровня, шли во всех странах, в том числе и в России. Актер просто знал, что даже такие известия о нем не принесут радости его родным.

Однако Теодор все же не удержался.

– Я сделал то, что тебя расстроит или обрадует. Не мог я так больше. Ты не должен быть один, ведь у тебя все же есть семья. Я навел справки о твоих близких.

– Да? – удивился Джон. – Я ничего не знаю о них уже много лет. Не хотелось бы и начинать.

– Отец твой умер два года назад, а брат сейчас болен, и весьма серьезно. Он женился, работает в университете обычным преподавателем математики. Кстати, он тоже разругался с родными, которые не позволяли ему жениться на женщине старше себя на пятнадцать лет, да еще и с ребенком.

– Понятно, – усмехнулся Джон. – Я ушел, потому что мне не дали заниматься любимым делом. Брат сорвался позже, когда ему не дали жить как хотелось. Как же они любили командовать судьбами людей! – Актер усмехнулся, закуривая сигарету.

– Ты очень много куришь, – отметил Теодор вскользь.

– Еще скажи, что у меня испортится цвет лица.

– Нет, это не про тебя, – засмеялся продюсер, – с внешностью у тебя все в порядке.

Друзья в первый раз заговорили о семье Джона. Теодор тогда бросил зерно сомнения в душу актера, напомнив о том, что тот долго и мучительно пытался забыть.

Второй разговор произошел несколько позже, Теодор сообщил, что Клавдия Васильевна тоже умерла, а брату требуется пересадка сердца. Джон молча вручил ему одну из своих многочисленных кредиток, и Теодор его понял – с годами они научились без слов понимать друг друга. Операция в лучшем израильском центре кардиологии была сделана, как сообщил потом своему подопечному продюсер, но прожил Владислав всего два месяца. Последняя ниточка, связывающая Джона с Родиной, оборвалась.

К тому времени, несмотря на молодой возраст (ему исполнилось тридцать семь), он уже достиг вершины в своей специальности и в денежных гонорарах. В тот момент Джон как раз снимался в картине на основе библейской притчи и на волне своего личного горя сыграл так, что потом зрителям становилось плохо в зале. А после этого он принял решение навсегда уйти из кино.

В тот вечер к нему снова явился Теодор, и друзья, как обычно, больше молчали, чем разговаривали. Конечно, любой продюсер начал бы говорить актеру:

– Да ты с ума сошел! Это же твоя жизнь! Ты так долго к этому шел! Был проделан такой путь! Уйти сейчас никак нельзя. У тебя – пик! У тебя – расцвет! Нет даже и намека на снижение интереса к тебе! Ты еще пацан по меркам мужского возраста, такие актеры, как ты, с таким-то талантищем, интересны до глубокой старости. Ну хорошо, не захочешь стареть на экране и выглядеть жалко – уйдешь. Но через двадцать лет. Сейчас слишком рано! А как же твои поклонники? Их целая армия по всему свету! Фильмы с твоим участием постоянно бьют все рекорды кассовых сборов! Люди готовы платить деньги на тебя, и это надо ценить и уважать. Ты должен играть для них! – так сказал бы любой продюсер, но не друг. А Теодор вместо этого выпил порцию любимого виски, закурил свою любимую сигару и произнес:

– Да, после того, как ты сыграл, надо уходить. Эта роль – последнее, что ты можешь оставить поклонникам и человечеству. Большего ты сказать не сможешь. Ты сгорел, потому что отдался ей без остатка. Я понял, что ты уйдешь, еще когда согласился на твое участие в этом фильме. Моя интуиция не подвела и на сей раз….

– И ты не отговорил меня? – усмехнулся Джон.

– Я чувствую тебя. Ты цельная личность, Джон, я очень уважаю тебя. Если ты так решил, я уважаю и твое решение. И еще. Я очень благодарен тебе за то, что и меня благодаря тебе стали уважать. Я доказал, что латинос может заниматься не только наркотиками и проститутками. Мне пожимали руки многие уважаемые люди и благодарили меня. И все это благодаря твоему таланту. И как в человеке я в тебе не ошибся. Ты давно бы мог поменять меня на кого-то с именем. Ведь мое имя зазвучало только рядом с твоим.

Джон растрогался:

– Только не думай, что я не ценю твоей дружеской поддержки и вообще того, что ты для меня сделал. Ты прекрасный продюсер! Если бы не ты со своим знанием законов Америки, этой индустрии… Что бы я мог? Я бы сейчас снимался в порно или всю жизнь режиссеры эксплуатировали мою смазливую внешность.

– Ты не прав, Джон. Лицо у тебя не смазливое, а красивое. И потом, на одном красивом лице далеко не уедешь. Ты несешь в себе огромную энергетику, ты очень цельная личность, – поправил его Теодор.

– Ой, ой, даже виски сейчас станет приторным ликером от взаимных комплиментов, – улыбнулся Джон.

– Хм, точно… Знаешь, старик, а я, пожалуй, тоже брошу продюсерство вместе с тобой, – вдруг заявил Теодор.

– Вот это совсем ни к чему! К тебе же очередь за продюсированием! – буквально остолбенел Джон, не ожидавший такой реакции от друга.

– А мне оно тоже больше ни к чему. Я утолил свои амбиции, записан в книгу Голливуда как успешный продюсер. Да и хреновый я продюсер, раз так привязался к своему протеже. Мне после тебя, Джон, абсолютно не интересны другие молодые артисты. Подсознательно начну сравнивать их с тобой, и это сравнение всегда будет в худшую сторону. Взять кого-то с нуля и снова вкладывать в подопечного душу у меня уже нет сил. А найти такого, как ты, второго – нереально. У меня был один шанс в жизни, и я его использовал. Спасибо тебе, друг! Ты вытянул меня из болота, мои деньги теперь абсолютно чисты, и мне не стыдно ни за что. Люди плакали и смеялись на наших фильмах, и все – благодаря тебе. Я этого не забуду никогда в жизни.

– Чин-чин! – стукнул об его бокал своим Джон и выпил.

Эта история не имела бы смысла, если не сказать, как получилось, что молодой, безумно красивый, талантливый и супербогатый человек оказался абсолютно одиноким в личной жизни.

Джон принадлежал к тому типу мужчин, которых называют роковыми. Женские сердца рядом с ним разбивались вдребезги, а женщин (за неимением одной-единственной!) у него было предостаточно. Просто женщины никогда не были для него чем-то главным. И он очень легко уходил от них, не запоминая. Оставляя лишь щедрые подарки. Знаменитые актрисы, уже зная его славу разбивателя сердец, все равно неизменно влюблялись в партнера на совместных съемках, бросали семьи, мужей. А он оставлял их. Или вовсе не отвечал взаимностью. Порой разыгрывались настоящие драмы.

Джон был вынужден несколько раз выступать по телевидению, обращаясь с просьбой к своим горячим поклонницам – не делать глупостей и не глотать таблеток из-за того, что не могут быть подле него. Наперекор своему имиджу он специально сыграл пару-тройку явных злодеев, чтобы, как говорится, не пудрить мозги молодым девчонкам образом благородного рыцаря и героя. Но и это его не спасало от всемирной женской любви.

Страшным откровением для Джона явилось то, что он понял: сам он не способен влюбиться ни в одну из окружающих его женщин. Да, они безумно красивы, сексуальны, талантливы, потрясающие любовницы, но ни в одной из них ничто его не зацепило. Возможно, происходило это из-за того, что их было слишком много. Или из-за того, что все они были для него иностранками, а значит, не понимали его русской души, запрятанной глубоко внутри. Вот и получалось, что Джон приносил женщинам несчастья и разочарование.