Лоуренс Блок - Шпион в тигровой шкуре

Я не стал говорить ему всего того, что я о нем в эту минуту подумал.

— Мне пришло в голову, что ты-то как раз с этим делом и справишься. Если это дело вообще стоит усилий, не говоря уж о том, стоит оно свеч или нет. Но учитывая твой опыт, твои обширные контакты, знание языков и особые таланты, я подумал: чем черт не шутит, а вдруг это дело в твоем вкусе!

— Понятно, — солгал я.

— Можешь отказаться, если хочешь.

— Даже так?

— Да.

Он опять вздохнул, поднял было бутылку с намерением наполнить стакан, но потом отставил ее. Я никогда не видел Шефа поддатым, но с другой стороны, я никогда не видел его и без бутылки. Возможно, он вообще не просыхает, вот только со стороны это не заметно. Я набрал полные легкие воздуху и стал придумывать разные оправдания для своего отказа ехать в Гавану. Но в голову ничего путного не лезло. Наверное, меня отвлекал сильный запах необработанной кожи. Мне всегда нравилось, как пахнет кожа.

— Я хочу отправить тебя в…

— Гавану? — вырвалось у меня.

— Почему в Гавану? — Он смутился. — Да нет, какая Гавана! На кой черт тебе ехать в Гавану? Я хочу отправить тебя Монреаль.

— Меня интересует кубинский павильон, — продолжал Шеф. — Ты ведь в курсе, что в этом году в Монреале проводится Всемирная выставка. «Экспо-1967» — так она называется. «Человек и его мир» — это тема выставки. Сильно облегчает задачу для участников выставки, не правда ли? Я даже не могу придумать ничего такого, что бы не соответствовало теме «Человек и его мир». Даже Салли Рэнд5 и та подходит, а? Так вот, Куба входит в число стран-участниц. Тема их павильона — революция или «человек и его революция», уж не знаю точно. Как я слышал, от этой кубинской экспозиции все в шоке. Все страны выставили миленькие экспозиции ремесел и народных промыслов, достижений промышленности и сельского хозяйства, а посетителей кубинского павильона встречают агитационные плакаты и автоматы, в общем самая что ни на есть махровая пропаганда. Посетители, значит, глазеют на эти устрашающие плакаты, потом заходят в кафешку, где им предлагают стаканчик рому и гаванскую сигарку. Вот чем они там торгуют — ромом, сигарами и революцией.

— И что, их пропаганда пользуется успехом?.

— Возможно, не очень. Подозреваю, что туда в основном заглядывают семейные группы, осматривают всю эту фигню и говорят: «Что ж, мило, а теперь пойдемте-ка покатаемся на монорельсовой дороге!» Трудно измерить степень эффективности такой тонкой материи, как агитпроп.

Я был несколько озадачен. Я все еще никак не мог свыкнуться с мыслью, что он посылает меня не в Гавану, а в Монреаль. Монреаль, рассуждал я, расположен в четырехстах милях к северу от Нью-Йорка. К северу! То есть в Монреале будет явно прохладнее. И Минна мне уже всю плешь проела, упрашивая ее туда свозить. В Монреале нет уличных беспорядков на расовой почве, нет забастовок таксистов, нет забастовок мусорщиков, и моего домовладельца там тоже нет, и…

— Разрешите мне кое-что уточнить, — начал я. — Вы же не хотите, чтобы я взорвал кубинский павильон?

— Господи, да нет, конечно!

— Или устроил около него пикет или что-нибудь в этом духе?

— Нет.

— Тогда что? То есть, я хочу сказать, что Гавана тратит три четверти своего бюджета на проведение разного рода пропагандистских кампаний по дискредитации Америки. Этот павильон, по всей видимости, — один из наименее удачных примеров кубинской пропаганды, поскольку девяносто пять процентов людей, на которых она нацелена, — это американцы или канадцы. Я не совсем…

— Кубинская пропаганда тут не при чем, Таннер.

— Тогда что же?

Шеф на мгновение зажмурился и, снова открыв глаза, тихо сказал:

— Хотел бы я сам знать, что, черт побери! — Он откашлялся. — По правде сказать, в последнее время у меня что-то с головой… А все из-за этой проклятой жары. Тут у вас в Нью-Йорке жарища такая же, как в Вашингтоне.

— А в Вашингтоне так же мерзко?

— Хуже, гораздо хуже. — Он снова откашлялся. — Кубинский павильон. В последнее время мы стали получать довольно странные рапорты по поводу этого павильона. Похоже, кубинцы используют этот павильон как плацдарм для какой-то секретной операции. Есть информация, что они собираются использовать этот павильон как «окно» для своих агентов, которые под видом американских туристов въедут в Штаты. По другой информации, они планируют усилить свое влияние в негритянских и пуэрториканских гетто с тем, чтобы спровоцировать в наших городах серьезные уличные беспорядки. Звучит слишком уж неправдоподобно, как, по-твоему? С другой стороны, ты же помнишь, зачинщиков недавних расовых волнений искали где угодно, хотя, на мой взгляд, за ними стоял один человек — Фидель. Словом, смысл вот в чем: все эти бредовые рапорты давно следует отправить в мусорную корзинку. Дело на сегодняшний день обстоит следующим образом: мы получили слишком много мусора. Но просто отмахнуться от этой ерунды тоже нельзя. Кубинцы что-то замышляют под крышей своего монреальского павильона, и мы не знаем, что именно, но нам очень хочется это узнать, — он опять смежил веки. — Я понятно излагаю?

— Да, сэр.

— Я спрашиваю исключительно потому, что и мне самому очень трудно отнестись к данному факту с той долей серьезности, какой он, вероятно, заслуживает. Теперь ты понимаешь, Таннер, к чему сводится твое задание? Я хочу, чтобы ты заглянул в кубинский павильон. Сходи туда, посмотри, послушай, понюхай там все, постарайся разобраться, что там у них происходит… Возможно, тебе удастся наладить там контакт с кем-нибудь из их сотрудников, втереться в доверие, ну, сам понимаешь… Ты же говоришь по-испански…

— Это вряд ли поможет!

— Но и не помешает. Твои политические связи тоже пригодятся. Ты мог бы попытаться… черт, не хочу учить тебя уму-разуму, ты ведь, бог свидетель, в таких делах большой мастер. Уж если кто и способен отделить факт от фикции — так это ты, Таннер. Но в то же время мне бы не хотелось заставлять тебя зря терять время на дело, которое не стоит выеденного яйца. Может быть, у тебя сейчас есть на примете что-то более интересное? Что-нибудь по-настоящему многообещающее?

А вот и повод увильнуть от задания! Шеф чуть ли не намекнул мне, что я могу отказаться.

— В данный момент ничего, сэр.

— А в ближайшее время ничего не может всплыть?

— Да нет.

— Гмм. Ну тогда, может, попробуешь?

Какая мне разница, что происходит в кубинском павильоне? Никакой. Хочется ли мне съездить осмотреть монреальскую выставку? Нет. Хочется ли мне свалить из расплавленного жарой Нью-Йорка? Еще как!

— Попробую! — твердо сказал я.

Он настоял, чтобы я взял у него деньги на авиабилеты, с усмешкой заметив, что после выполнения заданий я никогда не предъявляю ему ресторанных чеков и билетов для возмещения моих расходов. На это я сказал, что обычно стараюсь сам возмещать свои расходы во время заданий, а он опять усмехнулся и пробурчал что-то насчет того, как же удобно иметь состоятельных оперативников, действующих по собственной инициативе.

— Вряд ли эта поездка принесет тебе лично какую-то выгоду, Таннер, — ведь ты всего-навсего летишь в Канаду.

Я сообщил Шефу, что возьму с собой в Монреаль свою дочурку. Он похвалил меня, заметив, что Минна послужит для меня хорошим прикрытием. И дал мне еще денег на детский билет. Честно говоря, мне в голову даже не приходила мысль использовать Минну как прикрытие. Я просто подумал, что ей не помешает выбраться из раскаленной печки под названием Нью-Йорк, да еще и побывать на этой дурацкой выставке.

Я оставил Шефа наедине с вонючей кожей. На 42-й улице я купил авиабилеты на ближайший рейс до Монреаля — на вечер вторника. Все более ранние были уже выкуплены. Клерк авиакассы посоветовал мне захватить с собой в Монреаль удостоверение личности. У меня уже имелся паспорт Минны: мне хватило ума озаботиться его оформлением задолго до того момента, когда он мог бы ей реально понадобиться. Любой, у кого в ящике письменного стола не лежит заготовленный на всякий случай паспорт, — просто болван. Потому что никто не гарантирован от того, что в один прекрасный день у него вдруг не возникнет острейшей необходимости по-быстрому слинять из страны.

Я поймал такси и вернулся домой. В машине работал кондиционер, и мне не хотелось оттуда вылезать. Я поднялся пешком на четвертый этаж. Теплый воздух имеет свойство подниматься снизу вверх, и чем выше я взбирался по лестнице, тем жарче становилось. Я вошел в квартиру и обнаружил Минну около радиоприемника с пачкой ксерокопий приказов командования Латвийской армии в изгнании.

— Ты бы лучше освежила в памяти французский. Во вторник вечером мы летим в Монреаль.

— В Монреаль!

— Если, конечно, у тебя нет других планов…

— О, Ивен! Мы едем на «Экспо»?

— Мы едем на «Экспо».

Но теперь, похоже, наша поездка сорвалась.