Анжелика Горбунова - Тайна Легницкого музея

— Не рычи, а сосредоточься и посмотри! — наставительно сказала я.

— Ты ведешь себя так, — сказала Оксанка, — как будто заинтересована в этом наследстве больше, чем я.

— Ну да, обвиняй меня! Для тебя же стараюсь, потом благодарить будешь за мою настойчивость, — надулась я.

Оксанка отмахнулась от меня, но все же склонилась над картой. Смотрела, думала.

— Похоже на Легницу, но не точно, — сказала она. Элла хихикнула.

Мы просмотрели буклет в надежде, что, может быть, там есть фотографии музеев-усадеб. Но нет.

— Надо завтра ехать в киоск и спросить буклет Легницкого музея, — решила я.

— Да вот шлея человеку попала! — расхохоталась Элла.

Я оставила ее реплику без ответа. Когда смеялись над моими затеями, я становилась гордой и неприступной. Пани Халина позвала нас к столу. Блюда были аппетитными и по виду, и по запаху. Ужин состоял из зеркального карпа, зажаренного в сметане, курицы со сливками и грибного салата. Последний был великолепен, судя по тому, как уплетала его Оксанка. Я наслаждалась курицей, а Элла — карпом. Пани Халина усмехалась, глядя на нас. Она была отличной хозяйкой, и ей нравилось, когда хорошо ели. Пожалуй, это единственный случай, когда создатель рад уничтожению своих шедевров. Муж Халины, Вацлав, и дети, Войцех и Стах, тоже не жеманничали за столом. Ужин подходил к концу. Мы доедали салат. Оксанка, облизывая вилку, попросила у пани Халины рецепт. Та начала:

— Сначала мухоморы надо вымыть…

— Что-о-о-о?! — заорали мы в три голоса. Семья Жбалевских удивленно переглянулась.

— В чем дело? — спросила Халина. — Разве у вас в России нет мухоморов?

— Они у нас есть, но это же ядовитые грибы, их не едят! — завопила Элла.

— Ну и зря! Гриб чудесный, вы сами в этом убедились. И мы давно едим, и, как видите, пока никто не умер, — объяснила Халина.

— Какие ваши годы! — ободрила ее вежливая Оксанка.

Мы буквально выскочили из-за стола и понеслись в ванную. Уж если не делать общественное промывание нутра, то хотя бы почистить зубы.

Дело еще в том, что мы с Эллой взяли ложечки две салата, Оксанка же почти одна слопала всё. Отходя ко сну, мы попрощались друг с другом. Оксанку мы, прыская со смеху, успокоили тем, что она будет похоронена на земле предков. Та залепила в нас подушкой и залегла спать.

Первой проснулась Элла. Она разбудила меня, и мы посмотрели на Оксанку. На хладный труп она не была похожа, и мы успокоились. Через пятнадцать минут ее розовое и сопящее тело начало пробуждаться. Она выглядела здоровой, ее щека по обыкновению смята, все было в порядке.

— Ну как, Оксан, может быть, еще салатику с мухоморчиками или бутербродику с пиявочками? — захохотала Элла.

— Бе-е-е! — высококультурно ответила Оксанка, и мы выползли к завтраку.

Пани Халина пожелала нам доброго утра и расхохоталась. Мы не задержались с ответом. Просмеявшись добрую четверть часа, мы наконец приступили к завтраку.

— Какие сегодня планы у пани? — поинтересовалась Халина.

— Снова музей! — ответила я и показала девчонкам язык. В конце концов мы не все залы осмотрели.

Мне удалось купить буклет Легницкого музея. Мы сели на лавочку в скверике, прилегающем к музею.

— Ну, Оксанка, соберись с мыслями! — начала я и протянула ей буклет.

Оксанка наморщила лоб и открыла книжку:

— Он!

Сегодня вечером мы должны идти в театр. Наконец-то мы увидим балет — впервые в жизни! Нам не привелось насладиться им на родине, так вот удалось это сделать за границей. Мы с Эллой доволновались до влажности ладоней, Оксанка же вела себя как завзятый театрал. Мы опасались, как бы она не начала наводить критику в момент действия и по своему обыкновению хохотать. Но она же девушка благоразумная (местами). Мы занялись выбором туалетов. Элла выбрала свободное длинное черное платье, черную сумочку и веер. Я остановилась на элегантном зеленом платье со смелым вырезом на спине, дополнением были великолепные изумруды в ушах, происхождение которых известно. Признаться честно, я боялась, как бы кто-нибудь их однажды не опознал как реликвию, принадлежавшую предкам. Но не носить их я не могла. Оксанка одела белый брючный костюм с золочеными пуговицами и белую шляпу. Она сияла!

— Мне все нравится, но лучше, когда мы в чем-то более удобном, — сказала Оксана.

— О да! Я знаю, будь твоя воля, ты пошла бы в шортах и в майке с кроссовками! — съязвила я.

Мы были готовы. Вскоре появилась пани Халина, как всегда элегентна и неотразима.

Мы смотрели «Щелкунчика», так как наше пребывание в Польше совпало с гастролями Мариинки. Мы были впервые в театре, впервые смотрели балет. И вся эта роскошь — ослепительные люстры, портьеры, занавес, кресла, ложи были чем-то сказочным. Сколько красивых людей, изысканно одетых! Мы ощущали себя на балу. На нас обращали внимание тоже, и вовсе не потому, что у меня стучали зубы от волнения или что Оксанка сияла от уха до уха. Мы выглядели эффектно.

Наконец действие началось. Мы были заворожены великолепием танца, костюмов, музыки. Первое действие мы просмотрели не дыша, опомнились только в антракте.

— Ну как? — спросила я шепотом.

— О-о-о! — сказала Элла.

— Красиво! — сказала Оксана.

— А на нашу Анжелику, кажется, обратили внимание! — мультяшным голосом констатировала Элла.

— И кто же? — заинтересовалась я.

— А вот тот мужчина в смокинге!

Мы, как могли, незаметно посмотрели в ту сторону, куда указала Элла. Там действительно стоял мужчина лет тридцати пяти — сорока, высокий и элегантный. Но взгляд, которым он смотрел на нас, был далек от восхищенного. Скорее его можно было охарактеризовать как взгляд старой девы, у которой увели последнего жениха.

— Если так, по-твоему, смотрят на понравившегося человека, то как должны смотреть на того, кого терпеть не могут? И почему ты решила, что понравилась я? — спросила я Эллу. Мы некоторое время поизощрялись в версиях, снабдив их хорошей порцией смеха. Начиналось второе действие, и мы прошли в зал. Снова нас очаровало великолепное зрелище. Мы в прекрасном мире танца.

…Не знаю, что меня заставило оторвать глаза от сцены и медленно повернуть голову назад. Из бенуара в упор на нас смотрел все тот же элегантный тип, и смотрел в бинокль. От того, с каким рвением он это делал, мне стало не по себе. Но вскоре балет снова отвлек и увлек меня.

Из театра мы ехали как первоклассники, довольные донельзя.

— Да, я не сказала вам, что этот тип смотрел на нас уже в бинокль! — спохватилась я в машине. Пани Халина заинтересовалась: «Что за тип?» Я постаралась объяснить.

— О, какой-нибудь воздыхатель! — поставила она диагноз.

— Я бы не сказала, — задумчиво проговорила я.

Вскоре мы о нем забыли. Хотя танцевали другие, уставшими чувствовали себя мы. Поужинав, расположились у телевизора.

— Пани Халина, далеко ли от Варшавы до Легницы? — начала я.

— Вовсе нет. На поезде очень удобно. А в чем дело? — поинтересовалась она. Я посмотрела на Оксанку, та кивнула, и я понеслась. Я рассказала о польских корнях девчонок, и об Оксанкином видении, и, конечно же, о том, что она узнала дом-музей. Элла прыснула. Оксанка, после того, как она узнала дом, уже не смеялась над моим напором. Пани Халина и ее домашние слушали внимательно, не перебивая. Они не смеялись и не сочли нас фантазерками. Более того, они объяснили, как ехать. Элла была против:

— Вы только подумайте: ехать в неизвестное место, где никого нет знакомых. Где жить? Вы представили? Если, не дай Бог, что случится, в каком положении окажется Халина? Она же не сможет поехать вместе с нами.

Элка была, конечно, права, но быть в Польше и не воспользоваться возможностью, чтобы вести поиски — нет уж! Пани Халина тоже была обеспокоена:

— Я не могу вам запретить, но вы должны понять, что я буду чувствовать, когда вы поедете. Я дам вам сотовый телефон мужа, и вы будете звонить мне по поводу любой неприятности и непредвиденности, даже если вас укусит легницкий комар! — горячо закончила она.

— О, об этом не беспокойтесь, Халина! — заверила ее я. — Оксанку комары без внимания не оставляют!

Я вовремя увернулась: младшая Никольская протянула ко мне ручонку, чтобы отвесить подзатыльник.

У нас осталось одиннадцать дней пребывания в Польше, и за эти дни мы должны сделать много: добраться до Легницы, разыскать музей, и наконец, самое трудное — логически рассудить, где может быть тайник. Ехать мы должны утром.

Элла была несказанно против этой поездки, но мы с Оксанкой оставались непреклонны. Слава Богу, что мы не договорились звонить родителям каждый день, иначе на стороне Элки было бы большинство.

Халина разбудила нас в 7.00. Мы с Оксанкой собирались энергично и с энтузиазмом. Элка же, напротив, была вялой и сокрушалась по поводу нашей авантюры. Договорились мы так: в Легнице мы пробудем пять дней, в крайнем случае семь. Об этом крайнем случае мы предупредим Халину и вообще звонить ей будем каждый вечер. Пани Халина отвезла нас на вокзал.