Шарль Эксбрайя - Заговор корсиканок

– Ты сделал глупость, Юбер. Уж не знаю, что они тебе дали или пообещали в обмен на алиби, но, даже если ты заломил самую высокую цену, в результате останешься в накладе. Ты продешевил, Юбер. Сам подумай, как и чем можно оплатить долгие-долгие годы в тюрьме?

– Годы в тюрьме?

– Сам понимаешь, комиссар Сервионе не может допустить, чтобы убивали его помощников, а уж когда прикончили сразу троих его друзей, сердится по-настоящему! Так что, очень возможно, он посчитает за одну компанию и убийц, и тех, кто им помогал, например обеспечив поддельное алиби… А теперь – чао, Юбер! До скорой встречи.

Хотя на похороны собралась вся «малая Корсика», траурный кортеж получился более чем скромный, и посторонние, провожая глазами процессию, состоявшую из одних стариков, думали, что наш мир покинул кто-то из обитателей дома призрения. Удивляло лишь, что гроба сразу три. Их несли на плечах корсиканцы, явившиеся отдать последний долг землякам, которые больше не увидят родного острова, а за ними – одна в глубоком трауре – шла старая Базилия (детей она оставила подруге). Следом, как самые старшие, шли Поджьо, потом – Прато, Пастореччья и, наконец, Мурато – единственная пара, которой не приходилось поддерживать друг друга на каждом шагу. Были здесь и Сервионе, и Кастелле с женами.

Отпевание совершалось в церкви Иисуса на улице Драут, где все эти славные старики всегда слушали воскресную мессу. Сервионе любил этот храм с его вечным сумраком. Там, в тишине, хорошо думалось, и комиссар, как человек глубоко верующий, часто приходил просить у Господа помощи в своем трудном деле. Старички собрались вместе, словно испуганные зверьки, находя успокоение в присутствии друг друга, а Сервионе устроился по другую сторону прохода и видел друзей в профиль. Он любил их, этих свидетелей иных времен. О нет, он не позволит бандитам Консегюда их мучить!

Когда кончилось отпевание, кортеж медленно, очень медленно побрел за крупной гнедой лошадью (такой же старой, как все эти корсиканцы), добрался до площади Сен-Франсуа, покинул пределы старого города, по бульвару Жана Жореса вышел на площадь Гарибальди, свернул на улицу Катрин Сегюран и стал подниматься по Эберле к Замковому кладбищу, где Пьетрапьяна купили кусочек земли, как только им стало ясно, что на возвращение в Корте у них никогда не хватит средств.

Пожимая руки старикам, тесно сбившимся у стены кладбища вокруг Базилии так, словно все они принадлежали к одной семье, Сервионе почувствовал, что никто не решается посмотреть ему в глаза, как будто доверие вдруг исчезло. Комиссар предложил развезти всех по домам на своей машине и на такси, но по приказу Базилии, которая теперь, после смерти мужа, возглавила клан, старики отказались. Обиженный и слегка опечаленный Оноре вернулся в участок. Он не мог понять странного поведения друзей.

Они приготовили целебный настой, разогрели остатки обеда и уложили отдыхать своих стариков, утомленных долгой дорогой к Замковому кладбищу и обратно. Теперь каждая могла действовать по собственному усмотрению. Они подождали, пока город окутает ночная тьма, и выскользнули из дому, не забыв запереть за собой дверь.

К счастью, дом Базилии был совсем рядом, и даже Барберинс Поджьо, жившей дальше других, пришлось пройти не больше полусотни метров. И скоро старухи тихонько постучали в дверь подруги, просившей их прийти попозже, тайком от мужей.

Каждый раз, впуская новую гостью, Базилия прижимала палец к губам, напоминая, что в соседней комнате спят трое сирот и будить их нельзя. Потом она целовала новоприбывшую и предлагала сесть за большой обеденный стол, освещенный керосиновой лампой. Последней явилась Антония Мурато.

– Мне никак не удавалось уложить Жана-Батиста, – объяснила она.

Как только все устроились за столом, Базилия оглядела лица подруг: изможденное и изрезанное морщинами – Барберины, все еще гладкое – Антонии, сморщенное, как печеное яблоко, – Альмы (зато на нем, словно два агата, посверкивали черные глаза) и, наконец, почти не тронутое временем, несмотря на возраст, лицо Коломбы – она все еще оставалась красавицей.

Прежде чем начать серьезный разговор, Базилия предложила гостям по чашечке настоя, куда каждая из них влила несколько капель апельсинового ликера.

– Вы, конечно, догадываетесь, что я позвала вас сюда только ради своих мертвых…

Подруги ответили долгим скорбным стоном.

– …и если я не захотела, чтобы ваши мужья пришли вместе с вами, то лишь потому, что это дело должны решить мы сами и таким образом, который мог бы испугать мужчин…

Старухи жадно ловили каждое слово, а Барберина даже приложила к уху руку, чтобы лучше слышать.

– А теперь вот что… никто из вас не обязан действовать со мной заодно… Если вы против – возвращайтесь домой и не будем больше говорить об этом… Вы забудете… А я и одна со всем справлюсь… Это займет больше времени, но я своего добьюсь, потому как Господь наверняка не допустит, чтобы я умерла, не закончив дела…

Гостьи мягко отклонили предложение уйти, и Базилия, успокоившись на их счет, продолжала:

– Мы, корсиканцы, не из тех, кто прощает… Я отплачу за причиненное мне зло… как требует честь… Неотомщенный покойник мертв вдвойне… И кто станет уважать его родню?

Послышался одобрительный шепоток. Каждая из этих старых женщин наслушалась в детстве рассказов о вендетте. Они знали, что пролитая кровь требует столь же кровавого возмездия, и считали этот закон справедливым. Базилия стукнула по столу сухим, узловатым кулаком.

– Я рассчитываю, что вы мне поможете отомстить проклятым бандитам, убившим Антуана, Анну и Доминика.

– Но мы их не знаем! – прошамкала Барберина.

– Я знаю их всех!

– Тогда почему ты не сказала полиции?

– Потому что я сама должна отомстить за своих мертвых… Я не доверяю полицейским… Они слишком мягко обращаются с такими подонками, а кроме того, существуют еще судьи, адвокаты… нет, я думаю, мои мертвые никогда не смогут спать спокойно, если мы сами не убьем тех, кто их убил.

– А откуда ты знаешь, кто эти бандиты? – спросила Антония.

– Это началось давно, когда мой Антуан арестовал некую Анаис Кабри… шлюху, которая соблазняла мужчин поприличнее, а потом требовала денег, угрожая обо всем рассказать домашним…

– Господи Боже, – простонала Альма, – и как ты терпишь на земле подобных тварей?

Все очень любили Альму Поджьо, но, считая немного придурковатой, не обращали особого внимания на ее слова.

– Как-то вечером Антуан разложил на столе фотографии и сказал: «Глядите, вот банда, с которой я имею дело… это банда Гастона Консегюда, и Анаис – жена Фреда Кабри, правой руки главаря». Тогда же он показал нам и этого Фреда, и его дружков, назвав по именам… Я узнала их в убийцах Доминика, Антуана и Анны… Это Фред Кабри, Эспри Акро, Барнабе Пелиссан, Мариус Бенджен и Жозе Бэроль.

– А чего ты хочешь от нас? – поинтересовалась Коломба.

– Чтобы вы помогли мне убить их, как они убили моих!

– Ты сошла с ума, Базилия! – воскликнула Антония. – Ты что ж, не видишь, на что мы все похожи?

Она разразилась дребезжащим старческим смехом.

– Мы уже одной ногой в могиле, моя дорогая! Да эти типы расправятся с нами одним щелчком!

– Раз они сильнее, мы будем хитрее, вот и все. А вам достаточно положиться на меня и делать, что я скажу… И мы прикончим их одного за другим…

– Вот только мы их ни разу и в глаза не видели, этих твоих убийц, – проворчала Барберина.

– Еще познакомитесь – они непременно явятся прямо сюда…

– Иисусе Христе! – захныкала Альма.

– А зачем они сюда придут? – спросила Антония.

– Потому что в конце концов наверняка задумаются, где была я, пока они убивали моих родных. Бандиты начнут расспрашивать всех и каждого, но вы будете говорить, что ничего не знаете…

– А что им за дело, где ты была, Базилия? – наивно осведомилась Коломба.

– Когда убийцы узнают, что я тоже ездила в Вилльфранш, им придется покончить со мной… а возможно, и с малышами тоже…

– Ну зачем ты говоришь такие ужасные вещи? – возмутилась Коломба.

– Да попытайся же понять: бандиты не могут оставить в живых свидетеля бойни! Ведь достаточно мне сходить к комиссару Сервионе – и все эти проклятые подонки закончат дни свои на каторге!

– А почему бы тебе и вправду не поговорить с комиссаром?

Базилия вдруг вскочила, не отводя пылающих глаз от несчастной Коломбы.

– А где это ты видела или слышала, Коломба Пастореччья, чтобы кто-то из наших перепоручал месть полиции?

Коломба опустила голову, не смея глядеть на суровые лица подруг. И до самого конца она не произнесла больше ни слова. Даже когда настал ее черед выслушивать указания Базилии, Коломба лишь молча кивнула в знак согласия.