Елена Логунова - Фотосессия в жанре ню

– Это я! – пискнула Оля, с некоторым облегчением узнав неласковый бас.

– «Я» бывают разные, – авторитетно сообщил обладатель баса, дополнив эту ценную информацию издевательским смешком. – Ты ли это, хорошая девочка, незамужняя учительница?

– Мы, мы! – нетерпеливо ответила баба Женя и грудью, в свое время вскормившей пятерых детей, мощно вломилась в едва приоткрывшуюся калитку. – Да посторонись ты, орясина!

Оля неуверенно хихикнула.

Крепкие старушечьи боты на «манке» с вафельным хрустом протопали по снегу и с тележным скрипом – по дощатому крыльцу. Снова горестно застонали несмазанные петли, а затем гулко хлопнула дверь.

Оля замешкалась, выжидая, и дождалась: со двора на улицу выглянул хмурый мужик в перекошенной лохматой ушанке. Обтрепавшиеся шнурки развязанных ушей трепетали у вздувшихся желваками щек игривыми пейсиками. Кулаки у мужика были бугристые и крупные, как ананасы.

Краем глаза Оля заметила, что такси тихо двинулось прочь, но ничего по этому поводу не сказала и даже не дернулась. Цепким взглядом из-под густых бровей хмурый дядька удержал ее на месте.

– Здрасте, – шепотом сказала Оля.

Снегири на ее щеках замерзли и обесцветились.

– Ну, привет, незамужняя девочка, хорошая учительница, – без особой сердечности ответил мужик и оглянулся через плечо. – А это кто? Твоя злая дуэнья?

– Это Евгения Евгеньевна, Елкина бабушка, – холодно ответила Ольга Павловна, не привыкшая к тому, чтобы ей нагло хамили и бесцеремонно «тыкали».

– «Елкина бабка» – это хорошо сказано, – заметил грубиян и неожиданно славно улыбнулся: – А что такое «орясина», ты мне объяснишь?

Снегири оттаяли.

– В толковом словаре Ушакова просторечное слово «орясина» означает «большая палка, дубина, жердь», а также «человек высокого роста», – без запинки протараторила Ольга Павловна.

– Дубина, значит? – Мужик пошеве-лил бровями и отступил во двор, освобождая калитку. – Ну, заходи, что ли, хорошая-незамужняя!

В доме было сумрачно и густо пахло табаком, борщом и собачьей шерстью.

Оля машинально огляделась в поисках теплых мужских носков подходящего для орясины сорок десятого размера, разложенных на печи для просушки, а также с целью традиционного вымогательства у Дедушки Мороза праздничных подарков. В качестве подходящего презента в данном тяжелом случае зримо виделись, например, бутылка дешевой водки и гирлянда сосисок.

– Что не так? – чутко уловив гримаску на девичьем лице, насупился хозяин дома.

– Как-то не празднично у вас, – промямлила Оля, не увидев ни искомых носков, ни каких-либо других элементов новогодне-рождественского убранства.

– Да уж какой тут праздник! Выспаться, и то не дают! – язвительно ответил мужик.

– Извините, – кротко сказала Оля и снова огляделась, вспомнив про спящую где-то тут подругу Елку.

Баба Женя, очевидно, свою любимую внучку уже нашла: из смежной комнаты доносились ее жалобные причитания, перемежавшиеся сердитой руганью. Причитания адресовались бедной Дашеньке, ругательства – в адрес абстрактно злой судьбы и конкретно приютившего Елку мужика.

– Спасибо, что помогли нашей Даше! – заглушая монолог неблагодарной бабы Жени, порадела за справедливость добросердечная Оля. – Вообще-то она хорошая, просто не-осторожная, доверяет всяким негодяям.

Мужик мрачно смотрел на нее.

– И невезучая она, вечно ей попадаются какие-то неправильные мужчины! – по инерции договорила Оля и, сообразив, что ляпнула грубость, сильно смутилась.

– Значит, дубина, негодяй и неправильный мужик, – как бы задумчиво подытожил Олин собеседник. – Это все? Или еще найдутся для меня эпитеты?

– А вы разве знаете, что такое «эпитет»? – удивилась русичка Ольга Павловна и, спохватившись, что снова нахамила незнакомцу, смутилась пуще прежнего.

– Да где уж мне, темному! – откровенно издевательски пожал плечами мужик.

Плечи у него были богатырские. Ольга Павловна сразу вспомнила, как словарь Даля определяет выражение «косая сажень».

– Эй, вы!

Из соседней комнаты выглянула баба Женя.

Губы у нее были сжаты в линию, подбородок приподнят и выпячен, взгляд остр и крепок, как штык.

Именно такое лицо, по мнению Ольги Павловны, должен был иметь император Наполеон Бонапарт непосредственно перед битвой под Аустерлицем.

– «Скорую» мы не дождемся, у них сегодня все кареты нарасхват! – сообщила Евгения Евгеньевна Бонапарт, наставив взгляд-штык точно в переносицу хозяина дома. – А у вас ведь есть машина?

– Нет, – быстро ответил тот, и Оля кивнула, подумав, что она на его месте сказала бы точно так же. – То есть есть, но я не могу сесть за руль! Я выпил!

– Все выпили! – сказала, как отрезала, баба Женя. – Живо заводите машину, надо как можно скорее доставить Дашеньку в боль-ницу!

– Господи, за что мне это? – комично-жалобно спросил мужик засиженную мухами голую лампочку под потолком, сдвинув на затылок мохнатую шапку.

При этом открылся широкий крутой лоб и смешные мальчишеские вихры. Учительница Ольга Павловна по привычке подумала, что они длинноваты, не мешало бы подстричь, но вслух примирительно сказала совсем другое:

– Быть добрым – благородно! – И пояснила: – Это Марк Твен.

– Когда хочешь сделать добро, тщательно все обдумай! – без заминки отозвался мужик. – Это Хун Цзычен.

– Хорош материться! – рявкнула из дверного проема баба Женя. – Сказано – живо заводи мотор, значит, заводи, пока я добрая!

– А какая же она злая? – смешно тараща глаза, спросил мужик уже не у лампочки, а у Оли – вероятно, для разнообразия.

– Пожалуйста, давайте отвезем Елку к врачу! – не ввязываясь в эту полемику, попросила она.

Формулировка оказалась неправильной, надо было сказать не «отвезем», а «отвезите»: оказалось, что для самой Оли места в машине нет.

– Я за рулем, Елкина бабка сядет впереди, саму Елку положим сзади, а вот тебе, хорошая девушка, я могу предложить место только в багажнике, – вкратце описал ситуацию хозяин дома и задумчиво посмотрел на Олю, точно прикидывая, поместится ли она в багажник.

– Я не хочу в багажнике, – пролепетала она.

– А я не хочу бросать без присмотра мишку… Значит, ты пока останешься тут! – Мужик самостоятельно нашел решение и очень этой своей находке обрадовался. – Ты же учительница? Педагог? Вот и побудешь гувернанткой при мишке!

– А сколько вашему Мишке лет? – встревожилась новоиспеченная гувернантка.

– Маленький еще!

– Так, все, поехали, поехали! – захлопотала баба Женя. – Ты, парень, давай Дашеньку выноси, как есть, вместе с одеялом, а я вещички ее возьму.

– Вы не надорветесь, их немного! – Мужик еще язвил, но уже подчинялся распоряжениям генерала в юбке.

Спустя несколько минут Оля долгим тоскливым взглядом с крыльца проводила удалявшуюся «шестерку», вернулась в дом, закрыла входную дверь на задвижку и беспомощно огляделась.

Гувернантка, вот так. Персональная нянька с университетским образованием.

Оля поежилась.

Опыт общения с очень маленькими детьми у нее был небольшой и целиком и полностью относился к давно и прочно забытым детсадовским временам братца Костика. Оставалось надеяться, что этот Мишка – не совсем младенец, а пацан хотя бы младшего школьного возраста.

Вязаная детская шапочка с красным шерстяным помпоном, небрежно брошенная на ободранную табуретку, казалось, подтверждала это оптимистичное предположение. Оля оценила размер головного убора и пробормотала:

– Башковитый парень! Весь в отца.

Выпуклый сократовский лоб хозяина дома запомнился ей почти так же хорошо, как и его широкие плечи.

– Ну, ладно! – Оля решительно хлопнула себя варежками по бокам и огляделась.

Мучительная застенчивость всегда была одной из наиболее ярких черт Ольги Романчиковой. Полагая свой характер излишне мягким и, в силу выбранного ею рода профессиональной деятельности, подлежащим непременному ужесточению, с некоторых пор она старательно себя перевоспитывала.

Оказавшись в чужом доме, Оля только первые пять минут скромно стояла столбом в пустом углу, затем она стала осваиваться. Отыскала тряпочку и смахнула со стола засохшие до каменной твердости крошки. Включила электрочайник и нашла в допотопном шкафчике из расслоившейся, как зачитанная книжка, фанеры коробку с чайными пакетиками, половинку хлебного батона и банку клубничного варенья. Застелила чьим-то клетчатым шарфом подозрительного вида табуретку и села за стол у окна – пить чай и смотреть на улицу в клиновидную щель между перекошенными ставнями.

Клубничное варенье – густое, тягучее, с тугими ягодами и полупрозрачными листиками под слоем крупнозернистого розового сахара – было очень вкусное. Оля сделала себе зарубочку на память – непременно спросить у хозяина дома рецепт чудо-варенья – и с профессиональным интересом рассмотрела крупные разборчивые буквы на самодельной этикетке.