Иоанна Хмелевская - Бесконечная шайка

— Давайте сразу сделаем запасные, на всякий случай! — предложил младший сын, объявившийся сразу по уходе милиции. Все время ее визита он просидел на ступеньках лестницы, ведущей на чердак, на всякий случай не заходя домой.

— Интересно, кто сделает? — поинтересовалась я.

— Могу и я, — вызвался младший, — у моего приятеля в мастерской.

Старшего больше беспокоил сам прецедент.

— Интересно, в чем тут все-таки дело? — вслух рассуждал он, — Сначала крушили твои икебаны, потом подбрасывали шарфики. Это еще пережить можно. А вот когда стали подбрасывать покойников...

— ...да еще таких шустрых, — подхватил младший.

— ...это уже серьезно, —закончил старший. — Признавайся, мать, во что ты вляпалась на этот раз?

С чистой совестью я могла ответить — ни во что не вляпалась! Я как раз переживала такой период, когда возле меня не оказалось ни одного из тех роковых мужчин, которые неоднократно становились причиной переживаемых мною потрясений. Правда, один маячил, но очень далеко на горизонте...

Жизнь я вела спокойную, размеренную, так что причина странных явлений была совершенно непонятна.

Купила я новый замок, вставила и принялась ждать дальнейшего развития событий.

— Мать, одолжи мне свою чертежную доску, — попросил младший сын. Я удивилась.

— Ты ведь и так все время пользуешься моей чертежной доской.

— Да нет, теперь мне нужна доска побольше, такая средняя, на роликах и с рейсшиной. И еще я хочу просить тебя отвезти меня с этой доской к приятелю.

Я задумалась. Моя средняя чертежная доска уже целые столетия лежала на шкафу, мы сваливали на нее все что ни попадя, и это валилось нам на голову. Да, об этом я уже говорила. Но на той доске роликов не было, ролики я отвинтила и привинтила к большой доске, которой пользовалась. Есть у меня еще одна доска, вон, стоит за креслом, с роликами и рейсшиной, но она маленькая.

— Мне бы подошла та, что стоит за твоим письменным столом, — сказал сын.

— А! Так это не моя доска, Гати.

— А при чем тут подштанники? — удивился сын.

— Подштанники действительно ни при чем, просто так зовут мою приятельницу, у которой я взяла эту доску. Надо бы отдать.

— Хорошее имечко у твоей приятельницы, — похвалил сын. — А обязательно сейчас ей отдавать?

Я опять задумалась. Гатя до сих пор находилась в Африке, уже шестой год торчала там в своей служебной командировке, как-то удавалось ей продлевать контракт. Наверняка ей там доска не нужна. Да и в конце концов, чертежная доска, даже на роликах и с рейсшиной, не Бог весть какая ценность, в случае чего всегда можно купить другую взамен. И все-таки, не решаясь без спросу распоряжаться Гатиным имуществом, я решила позвонить ее матери.

Трубку поднял Матеуш. Я обрадовалась, он был мне всегда симпатичен. Я попросила к телефону Гатину мамашу и узнала, что она сейчас находится в больнице, на обследовании, что-то с давлением. И он, Матеуш, очень рад, что я звоню, может, посоветую ему, стоит ли вызвать Гатю.

— А что говорят врачи?

— Врачи ничего определенного не говорят, вот я и не знаю, что делать. А ты чего звонишь?

Я сказала о доске, но Матеуш ничего конкретного посоветовать не мог, только вякал и мякал в трубку.

— Ну, видишь ли... Мы с тобой хорошо знаем Гатю. Если ты уверена, что в случае чего сможешь ей достать точно такую же...

— Да достану, перестань канючить! Просто я хотела спросить ее мать, вдруг она ей самой нужна, или Гатя уже возвращается. И вообще, чтобы не думала, что я забыла ее вернуть.

— Ну что ж, — сказал осмотрительный Матеуш, — поступай как знаешь, а моя хата с краю.

Потом мы поговорили о Гате и ее матери и пришли к выводу, что Матеуш сообщит Гате о здоровье матери в обычном письме, а возвращаться ли ей по этому поводу или нет, пусть решает сама.

Наличие Матеуша в Гатином доме меня не удивило, он с молодых лет был связан с их семьей. Еще в детстве приходил к Гатиному отцу, которому приходился дальним родственником, знал и мать Гати, и ее брата, а с самой Гатей их связывали отношения, вызывающие живейший интерес у всех друзей и знакомых. Никто не мог с уверенностью сказать, была ли это любовная связь или нет. У Гати случались время от времени женихи, у Матеуша даже была жена, с которой он, впрочем, скоро развелся. Даже самые близкие Гатины подруги не могли решить, любовь у нее с Матеушем или просто дружба. В конце концов, все отчаялись разрешить загадку и махнули на них рукой. Внешне же они совсем не подходили друг другу. Матеуш был очень красив, а Гатя совсем наоборот.

После отъезда Гати Матеуш заботился о ее матери, помогал по дому, вечно что-то для нее делал, и его можно было чаще застать в Гатиной квартире, чем в его собственной. Не в каждой семье так заботятся о старших.

— Хорошо, я дам тебе эту доску, — сказала я сыну, — только ты на всякий случай купи запасные ролики. При случае, дело не срочное. И рейсшину тоже купи.

— Хорошо, при случае куплю, но у нас как раз дело срочное, поэтому очень прошу — отвези меня к приятелю поскорее, лучше всего сегодня же.

Я отвезла, и выяснилось, что его приятель живет в том же доме, что и Тадеуш с Эвой, даже на одном этаже, можно сказать, дверь в дверь. Поскольку же их дома не было, уехали к морю, я не стала звонить в их квартиру, просто оставила сына с доской у дверей квартиры приятеля и уехала домой.

Отпуск я провела у моря. Возвратившись домой, еще от дверей услышала звонок телефона. Звонил Матеуш.

— Слушай, ты с Гатей в последнее время не общалась

— -спросил он встревоженно.

— Нет, а что, ты тоже?

— Да, связь нарушилась, а тут... Такое дело... Гатя не приехала на похороны.

— Чьи похороны?

— Своей матери. Она умерла.

— Езус-Мария, от чего?

— Инсульт, скончалась скоропостижно. Я телеграфировал Гате, оттягивал похороны, сколько мог. От Гати ни слуху ни духу. Не знаю, что и делать. Квартира их на мне, тут их вещи.

Я вспомнила, что вместе с Гатей выехал и Казик. Могу написать ему, узнать, что там с Гатей. Матеуш обрадовался и попросил скорее написать. Я успокоила его: если бы что с Гатей случилось, родных бы официально известили. Не померла же она там.

Матеуш что-то пробормотал, я не расслышала и попросила повторить.

— Я говорю — помереть-то, может, и не померла, а вот с кем-нибудь познакомиться могла...

Понятно. Я знала, что самой горячей, самой заветной мечтой Гати было выйти замуж. Уже больше десяти лет она из кожи лезла вон, лишь бы осуществить свою мечту, и все напрасно. Неудачи преследовали беднягу. Увлекающаяся и влюбчивая, она часто меняла предмет своих чувств и опять связывала с ним все надежды и устремления. Подруги не только успели повыходить замуж и завести детей, но и развестись, а у нее все не получалось. Мы с Матеушем понимали, что знакомство с человеком, сулящее брак, могло привести к самым непредвиденным последствиям. Может, она куда-нибудь уехала с этим человеком, может, вконец потеряла способность соображать. Да, надо написать Казику.

Месяца через два мы с Матеушем почти одновременно получили по письму. Казик, который тоже продлил свой контракт, сообщал, что Гатя действительно уезжала, но уже вернулась, о матери знает и сама объявится. Гатя в письме к Матеушу сообщала, что была в Австралии, сейчас приехать в Варшаву не может, да теперь и незачем, приедет, когда выйдет срок, а пока просит Матеуша пользоваться их квартирой, собрав в одну комнату их вещи.

— А в Сидней она ездила повидаться с братом, — пояснил Матеуш.

О Гатином брате Матеуш говорил неохотно, оно и понятно. С молодым человеком произошла очень неприятная история, и долгое время в Гати-ной семье избегали вообще упоминать об этом позорном пятне на фамильной чести. Окончив юридический институт и получив диплом, он самым подлым образом, подложив свинью своему старому профессору и старику-отцу, известному варшавскому адвокату, смылся за границу, никого не предупредив. Постранствовав по свету, он наконец осел в Австралии, и все удивлялись, что он может там делать со своим дипломом юриста, полученным в Польше. Правда, английский молодой человек знал отлично.

Впрочем, до Гатиного брата мне не было никакого дела, я индифферентно восприняла информацию Матеуша и сочла вопрос выясненным.

Прошло еще несколько месяцев, и тут Гатя объявилась собственной персоной, позвонив мне по телефону.

— Я приехала всего на неделю, —сказала она, —и у меня чертовски мало времени.

— Ну, как там? — поинтересовалась я.

— Ничего. Но Казику легче.

— Почему?

— Потому что он мужчина. Да нет, я не жалуюсь, арабы немного ко мне привыкли и перестали притворяться, что не слышат, когда я к ним обращаюсь.

— А раньше притворялись?

— А как ты думаешь? Исполнять поручения женщины — какой стыд для араба! Но я привыкла, все остальное прекрасно, словно в раю живешь. Слушай, я позвонила, чтобы спросить — не видела ли ты у меня «Цыганки»?