Ирина Андросова - Девушка Бандераса

— Да сообщайте, мне-то что!

— Рин, — высунулся из окна кухни Вадька с пластиковым контейнером в руках, — а вы что, шашлычки привезли? Здорово! Сегодня пожарим… И весь «Шанхай» в гости позовем.

Вот только этого мне и не хватало! Шашлычки! Мало мне шашлычков четырехлетней давности, так Янка вытребовала прикупить маринованного мяса и в этот раз! Я пошла на поводу, но только с одним условием — пировать исключительно в кругу семьи. Нет, мне не жалко, просто осадочек после того случая все-таки остался. Как беру в руки шампуры, так сразу вспоминаю плетеное кресло и остановившиеся глаза мертвой Люськи. И мяукающего котенка на руках покойной… А неугомонный Вадька уже скликал гостей.

— Валентин Кузьмич, просим вас сегодня на шашлычок! У Бориски день рождения! Отговорки не принимаются! — радушно орал он, по пояс высунувшись из окна и размахивая руками.

— Вадь, ну что ты врешь! — возмутилась я. — У Борьки день рождения только через две недели!

Любимый перегнулся через подоконник почти пополам и печально прошептал:

— Да, но две недели шашлыки ждать не будут. Они ж протухнут…

А, пусть делает что хочет! Любит человек праздники, ну что ты с ним поделаешь!

— Симочка! — между тем надрывался Вадим. — Симочка, просим вас с Максом вечером в гости! На шашлычки…

Из своего дома на крыльцо вышла Галка и сердито сказала:

— Вадим, ну что ты орешь, как белый медведь в теплую погоду? А ты, — повернулась соседка ко мне, — дойдешь до меня когда-нибудь? Я уже кофе второй раз подогреваю…

Я забрала с крыши машины кекс, который положила туда во время дискуссии со зловредным Валентином Кузьмичом, стряхнула налипшие на упаковку травинки, протопала через весь Галкин участок и, уже закрывая за собой дверь дома, услышала радостный голос любимого:

— И вы, Виолетта Петровна, приходите! А уж без вас, Иван Аркадьевич, мы точно за стол не сядем!

Галка деловито разлила кофе по чашкам, нарезала кекс и сказала:

— А что, идея хорошая… Сегодня пятница, ребята мои приезжают, да и Ивановы тоже… Алку помнишь? Максову сестру? И она приедет. Так что соберемся, как в старые добрые времена…

Я с сомнением посмотрела на соседку и заметила, что закончить праздник, как в старые добрые времена, очень бы не хотелось, но Галка только рассмеялась, слушая о моих страхах.

— Все ты придумываешь! — беспечно отмахнулась она. — Вот я тебе сейчас расскажу по-настоящему страшную историю. Про то, как Макс женился на Симе. И ты поймешь, чего тебе действительно стоит опасаться…

Началось все с того, что несколько лет назад Максим Иванов, менеджер в магазине запчастей для иномарок по жизни и философ с романтическим уклоном по призванию, всерьез задумался над своей судьбой. Ему уже стукнуло двадцать пять, а какие впереди просматривались перспективы? Да никаких. В нынешней ситуации можно, конечно, было при хорошем раскладе дослужиться до директора магазина, да и то ближе к пенсии. А хорошо жить хотелось сейчас, пока молодой. Запчасти к иномаркам навевали на молодого философа мысли о красивой заграничной жизни, и он, прикинув так и эдак, решил эмигрировать в Израиль. Почему-то Максу казалось, что в Израиле жизнь легка и удивительна, и уж там-то он наверняка сможет найти применение своим философским наклонностям.

Но ехать в неизвестность и начинать все с нуля тоже не хотелось. Да и потом, кто такой Максим Иванов? Вот если бы жениться на настоящей еврейской девушке, взять ее фамилию, обрести кучу заботливых родственников, которые помогут протекцией и деньгами… А где лучше всего искать настоящую еврейскую невесту? Конечно, в Одессе! А тут как нельзя более кстати приехал по делам из легендарного черноморского города армейский друг Макса Ефим Бибер и за кружкой пива рассказал, что у него на примете как раз есть подходящая по всем статьям невеста. С кучей родственников и корнями в Израиле. И даже показал фотографию. На философа-романтика со снимка глянули черные, как иерусалимская ночь, глаза, улыбнулся свежий алый рот, и парень пропал.

Заинтригованный, летел Макс в Одессу на крыльях любви. Ефим тут же представил потенциального жениха невесте Симе, и, что уж там скрывать, в первый момент философ испытал глубокое разочарование. И черные, как иерусалимская ночь, глаза, и свежий рот, что улыбался ему с фотокарточки, живьем оказались как минимум лет на десять старше портрета. Стоило признать, что снимок, если судить по нынешнему состоянию девицы на выданье, был сделан, когда прелестнице едва ли минуло лет четырнадцать. Теперь же красавица успела нагулять бока, подбородки и бахчевые груди. Но разве это было главное? Максим утешал себя тем, что ему бы только выехать из России, обжиться при помощи новых родственников на чужбине, а там уж его поминай как звали…

И Макс начал ухаживать с серьезными намерениями. Но, даже если бы он и не ухаживал, его все равно бы женили на Симе. Парень этого еще не понимал, но от самого Макса Иванова уже мало что зависело. Напор и энергия одесских родственников были так велики, что могли бы вращать турбины, а не то что оженить романтика-москвича на засидевшейся в девках одесской невесте.

Каждый день Макс заговаривал о скором отъезде за границу, и многочисленная родня Симы — матушка мадам Финкель, тетя Цыля, сестра Роза и еще множество других родственников, которых Макс как ни старался, так и не смог запомнить поименно, — с ним горячо соглашалась.

— Да, — говорили они в один голос. — В этой стране совершенно нечего делать. Надо отсюда уезжать.

Макс потирал руки и готовился к свадьбе. На свадьбу приехала родня из местечка под Бердичевом, почему-то страшно радовалась за Симу, а сестра Соня даже плакала то ли от радости, то ли от зависти. Из Иерусалима для новобрачных пришла большая посылка с пирожками. А после свадьбы разразилась катастрофа.

Мадам Финкель самолично поехала на вокзал и купила билеты молодым. Макс удивился, почему на вокзал, а не в аэропорт, но промолчал. Может, в Израиль можно добраться не только по воздуху, но и по суше, кто ж его знает. В географии юный муж был не особо силен. Под конвоем все того же Ефима Бибера, который оказался кузеном Симы по материнской линии, Макс вместе с молодой женой был доставлен на перрон, посажен в поезд до Москвы и строго-настрого предупрежден, что стоит Симе только пожаловаться, как все многочисленные родственники приедут и сотрут непочтительного мужа в «парашек».

— А как же Израиль? — страшно вращая глазами, кричал в купе молодой на молодую.

Но Сима только отмахивалась и говорила, что она же не дура — ехать в Израиль. Ее там живо в армию заберут. Вот выйдет она из призывного возраста, и тогда, может быть…

— Ну как же, — напоминал потрясенный обманом молодожен, — вы же сами говорили, что из этой страны надо валить!

— Таки да, — невозмутимо соглашалась Сима. — Из этой страны — в смысле из Украины. Вот я и валю.

— Ну что тебе не жилось в Одессе? — стонал несчастный.

— В какой Одессе? — удивлялась Сима. — В Одессе мадам Бибер живет, моя тетка, а мы все в местечке под Бердичевом… А в Одессу меня привезли замуж выдавать. А теперь я россиянка, вот рожу двоих детей, мне за это материнский капитал дадут. Розу тоже замуж за москвича выдадим, ей тоже капитал дадут… А потом и Рая подрастет… И Софочка… Денег скопим, вот тогда можно и в Израиль ехать…

— Да знаешь, к чему я тебе все это рассказываю? — закончила Галина. — А к тому, что Симка теперь носится с идеей выдать замуж сестренку Розочку. Пристает ко всем нашим мужикам, просто проходу им не дает. Со дня на день Розочка с Симиной маменькой мадам Финкель сюда нагрянут, а жениха еще нет… Так что береги Вадима как зеницу ока. Глаз с него не спускай. А то сведут — и оглянуться не успеешь.

Галка отдернула занавеску, глянула в окно и испуганно вскрикнула:

— Вон охмуряет уже, беги скорее!

И правда, перед окном кухни, откуда любимый зазывал соседей на шашлык, стояла беременная Сима и ласково говорила:

— Вадимочка, а вы женилися по любови или как?

Вадим лишь вопросительно дернул головой: мол, к чему это ты? А Сима, льстиво заглядывая Вадьке в глаза, с забавным своим выговором продолжала:

— Вот что ваша жена вам такое? Вы в зеркало смотрелися? Да ведь вы вылитый граф! А жена ваша хто? Босявка с Привоза она против вас, вот хто… А для одной там особы вы вполне подходящая партия…

Галка выбежала на крыльцо и закричала:

— Сима, сядь уже на свою табуретку и не приставай к людям!

И, повернувшись ко мне, добавила:

— Что за наказание такое? Вылезет с утра пораньше на дорогу и весь день торчит на проходе. Дежурит. Мужиков, что ли, высматривает?

Но не только Галине не нравилось, что Сима сидит на проходе. Это же беспокоило и вездесущего Валентина Кузьмича. Он в стороне дождался, когда Сима вернется на свое обычное место, и, заложив руки за спину, остановился рядом с ней. Постоял, покачался в старомодных сандалиях с пятки на носок и неприятным голосом произнес: