Эльвира Барякина - Нежное притяжение за уши

— Ладно…

— Тогда… — Федорчук тревожно передохнул, но все же собрал все свое мужество в кулак и произнес: — Что вы делаете сегодня вечером?

Машунина рука с зажатой в ней чайной ложечкой застыла на полдороги. Сама же обладательница руки не могла вымолвить ни слова. Все это было бы нелепо и смешно, если бы Федорчук не был так серьезен…

— Вы меня что, на свидание приглашаете? — пролепетала она наконец.

— Да, — твердо отозвался Федорчук, усиленно стараясь не краснеть.

— А я занята, — чуть слышно сказала Машуня.

— Чем?

— Другим свиданием. — она не была уверена, что ее встреча с Колькой состоится, да и вообще он ей на фиг не упал, но только Федорчук же совсем недавно был совсем не таким, как сейчас… И потом это все случилось так неожиданно…

— И это ваше свидание важное? — хмуро осведомился следователь.

— Очень важное.

— Важное и нужное?

— И нужное.

Глядя на Федорчука, Машуня вдруг осознала, что он в общем-то довольно милый. А потом ее еще ни разу не приглашали на свидание таким образом. Но какого черта?! Нельзя же так в открытую приставать к девушке? Умные-то люди пристают совсем по-другому: сначала очаровывают остроумием, образованностью, нестандартностью, наконец! Показывают, что ты — звезда вселенной. Затем выжидают некоторое время, дать возможность разгореться страстям, перерасти робкому чувству в неробкое…

И сама не зная почему, Машуня взяла и заявила Федорчуку:

— А вообще у меня мало времени. Вы меня вызвали, чтобы попоить чайком?

Федорчук окончательно расстроился. Его большие ладони непроизвольно сжались, а нижняя губа чуть выпятилась, как у несправедливо обиженного ребенка.

— Нет, — сказал он после некоторой паузы. — Я вызвал вас по делу. Вы мне в прошлый раз сказали, что не были знакомы с погибшим женихом.

— Ну? — не поняла Машуня, злясь и на себя и на него.

— А вчера вы ему сообщение на пейджер скинули! — весомо сказал Федорчук и положил перед ней черную коробочку, совсем недавно виденную ею на поясе у Стаса.

Сердце Машуни похолодело от смутного предчувствия.

— Вы что, хотите сказать… Как звали жениха?!

— А будто вы не знаете! Станислав Сергеевич Шорохов.

Машуня вышла из прокуратуры на подгибающихся ногах. Уму не постижимо… Нет, этого просто не могло быть! Как же так? Стаса убили?

Она шла по улице, ощущая себя как в замедленной съемке. Жизнь опять потрясла ее. Это же предел несправедливости: убивать таких классных мужиков! Нечестно! На свете полно козлов, которые в сто раз более достойны смерти, чем он!

Слава Богу, Машуня не успела полюбить его по-настоящему… Да и вообще, думая об этом, она была вынуждена обрывать себя: ничего себе, нашла классного мужика — он же целовался с ней за день до своей собственной свадьбы! И ей морочил голову, и своей невесте. Надо сказать, все это мешало полноценно предаться печали по утраченной влюбленности.

Когда Машуня добралась до своей консультации, в голове у нее помещалось только полное разочарование в любви, жизни и мужчинах.

Василиса выслушала ее рассказ стоически. Но она ничему не удивлялась: слишком много разочарований во всех вышеперечисленных ценностях ей пришлось повидать.

— Ничего, — сказала она. — Ты выживешь и не скопытишься… Да, тут тебе какой-то молодой человек звонил. Ничего — голос приятный…

— Колька? — спросила Машуня почти равнодушно. Она уже почти забыла, что отправила ему письмо.

— А я почем знаю? — отозвалась Василиса. — Я вон тебе на столе записку оставила.

Машуне совершенно не хотелось идти ни на какие свиданки. Сегодняшние новости ее раздавили и убили. Но если никуда не идти, то придется весь вечер просидеть дома перед телевизором и думать о Шорохове. А от подобной перспективы почему-то хотелось поплакать и повеситься. Надеяться, что и Колька окажется таким же восхитительным, как Стасик, было совершенно нереалистично… Да и каким, как Стасик? Вруном, купающимся в лучах собственной славы?

А еще ей было жалко Федорчука: он наверняка готовился, волновался, ожидая ее… На три розочки потратился… А она? Взяла и испоганила ему все настроение, совершенно не понятно зачем…

От этого Машуня не выдержала душевной нестабильности и перезвонила Кольке.

… Они встретились в парке. Было совсем холодно, вечернее небо просвечивало сквозь узоры веток, а Колька сидел на лавочке и ждал Машуню. Она еще издали увидела его и сразу решила, что это он — высокий, темные кудреватые волосы коротко подстрижены, карие глаза смотрят по-доброму.

— Привет, — сказала Машуня, ежась от колотившего ее озноба.

Колька поднялся и улыбнулся ей смущенной улыбкой.

— Привет…

И тут Машуня узнала его! Это был тот самый молодой человек, который на свадьбе спрашивал ее, кто она такая!

Он тоже узнал ее.

— А на фотографии ты выглядишь совсем по-другому, — первым нарушил молчание Колька.

В голове Машуни неслись черные подозрения: «Они что тут все, издеваются надо мной?! Сначала Стас, потом этот Коля…»

Ни слова не говоря, она резко развернулась и пошла прочь. Но Колька тут же догнал ее. Его брови трагически заломились.

— Постой!

— Чего тебе? — огрызнулась Машуня, засовывая руки в карманы плаща и смотря на него с ненавистью. — Вы там что вместе со Стасом, сговорились против меня?! Если так, то тебя по всем законам жанра завтра должны убить. Так что лучше не рискуй!

Весь мир уже казался ей наполненным исчадиями ада в брюках, злобных и сволочных… И все они желают Машуне Иголиной всяких гадостей, а если и пытаются сделать приятное, как Федорчук, то у них все равно ничего не выходит.

Меж тем Колька виновато махал ресницами.

— Я могу все объяснить!

С видом судьи военно-полевого трибунала Машуня села на лавочку и, постукивая зубами от холода, воззрилась на него.

— Ну, я слушаю!

Колька опустился рядом, умоляюще глядя на нее.

— Понимаешь, мы со Стасом работаем… — Он запнулся… — работали на радио «Пирамида». Только я делал рекламу, а он ди-джействовал. Слышала, наверное, о Сергее Дрозде? Это его творческий псевдоним.

Машуня от удивления аж приоткрыла рот. Быть не может! Стас и Дрозд одно и то же лицо?! Дрозд же известен на весь город, его цитируют, его байки пересказывают люди в троллейбусах и бухгалтериях! Но в ту же секунду она сникла: все это уже в прошлом. Его убили какие-то мерзавцы, да и сам он оказался не таким уж «зайчиком».

— Ну? — буркнула она, подталкивая Кольку на продолжение рассказа.

— Ну и вот, — вздохнул он, — мы с ним друзья… Были… Даже больше, чем друзья. На двоих снимали квартиру, вообще все вместе делали… А тут я как-то сидел, рылся в Интернете и там увидел твое объявление. Решил написать… И как раз Стас зашел. Спросил меня, что я делаю. Я ему показал и твою фотографию и свое письмо. А он сказал, что так девушек никто не соблазняет, что им надо не метровые песнопения слать, а встречаться и хватать за рога…

— Так и сказал? — поджимая губы, процедила Машуня.

— Так и сказал… А потом тоже решил тебе написать. Типа посмотрим, на чье письмо ты быстрее откликнешься. Ты ведь сначала ему ответила, правда?

Машуня скорбно кивнула.

— Я тогда же не знала, что он вообще на следующий день жениться надумал.

— А на свадьбе его убили…

Колька начал чего-то рассказывать о том, как его возили на опознание, как допрашивали, и что совершенно непонятно, когда будут похороны, потому что судмедэксперты все никак не проведут нужную экспертизу… Но Машуня не слушала. Ей стало совсем грустно и обидно. Колька казался ей каким-то уж совсем невзрачным. Ему бы не со взрослыми адвокатессами гулять, а с ученицами средней школы. Вот крутизну Стаса было видно за километр, а в Кольке ничего кроме доброты и порядочности не замечалось. Конечно, это здорово и похвально, но… Просто со Стасом можно было крутить всепоглощающий роман, а с Колькой можно крутить только настройки телевизора. Во всяком случае, так казалось на первый взгляд. И почему одни — мальчики-зажигалки, а другие — мальчики-огнетушители?

Колька вдруг замолчал и с беспокойством посмотрел на нее.

— Маш, да ты совсем замерзла! Пойдем ко мне, я тут в двух шагах живу!

Машуня уже и сама подумывала о том, что она сейчас просто околеет от холода, однако события сегодняшнего дня как-то притупили ее реакцию на окружающую среду. Однако идти домой к совершенно незнакомому молодому человеку…

— Да ладно, неудобно как-то, — смущенно произнесла она.

Но Колька не сдавался.

— А я тебя чем-нибудь горяченьким напою!

Пойти в теплое место очень хотелось. Тем более что сексуальная агрессия со стороны Кольки вроде совершенно исключалась. И тут Машуня решилась на поступок, который нисколь не понравился бы ее маме.