Екатерина Вильмонт - У страха глаза велики

– Ох, у меня просто камень с души свалился, – призналась она пожилой даме. – А то я уж невесть что думала...

– Нет-нет, Матильда, Стеша на редкость способная и хорошая девочка. Очень добрая... Но одинокая, с комплексами. И читает мало, к сожалению.

– Ничего, это мы поправим! – задорно сказала Матильда. – Она у меня начнет читать, никуда не денется. Я ее допеку за этот месяц. А потом... Вы согласитесь ее обратно взять? – не без робости осведомилась Матильда. – Когда она у вас, я спокойна, а то после Парижа у меня сумасшедшая жизнь начнется. Гастроли и еще... Меркулов хочет ставить со мной «Ромео и Джульетту».

– Матильда, поздравляю, это же чудо!

– Это правда чудо, – кивнула Матильда. – Но работа будет еще та... Я ведь пока еще ничего не умею, одно дело играть современную девчонку, хоть и американскую, и другое дело – Шекспир! Так что Степе я мало времени смогу уделять...

– Не волнуйся, я теперь уж не могу долго без Стеши обходиться, мы с ней привязались друг к другу.

– Спасибо, спасибо вам огромное!

Степанида этого разговора не слышала, она в это время бегала в магазин и на почту. А все ее мысли были только о предстоящем путешествии. Сердце сладко и в то же время испуганно замирало, когда она говорила себе: «Послезавтра я буду в Париже! Обалдеть можно!»

Накануне отъезда ей позвонил Валерка.

– Степка, как дела? Собираешься?

– Собралась уже.

– Волнуешься?

– Ни капельки, – соврала Степанида.

– Врешь. Я ж тебя знаю! Да, кстати, я хотел спросить, про куртку никаких новостей нет?

– Откуда?

– Так я и думал. Мне тут пришла в голову одна мысль...

– Какая?

– Да вот хочу на досуге разузнать, кто такой этот Холщевников.

– На каком досуге? Ты ж на дачу едешь!

– Отъезд на три дня откладывается, там трубу прорвало, пока отремонтируют... Как ты на это смотришь?

– Да никак. Охота тебе, узнавай!

– Как, ты сказала, его зовут? Тимофей...

– Михайлович! Валер, ты один, что ли, будешь этим заниматься?

– Пока один. А там посмотрим. Если дело окажется перспективное, может, Костю привлеку.

– Валер, прошу тебя, если привлечешь Костю, привлеки и Алку, ладно?

– Это еще зачем?

– Сам не понимаешь?

– Она в него влюблена, что ли? – догадался Валерка.

– Ну да. Ой, ее ж тоже на дачу увозят...

– Да погоди, Степа, может, этот Холщевников просто какой-нибудь престарелый актер. Скорее всего даже. Везет же тебе, Степка, в Париж едешь!

– Не говори!

– Вас Олег провожать будет?

– Олег, понятное дело.

– А Мотькина мама?

– Она не сможет. У нее Игорек приболел. А ты почему спрашиваешь?

– Просто так. Ну ладно, Степа, желаю тебе удачной поездки. Да, когда будешь гулять по Монмартру, вспомни про меня.

– По чему гулять?

– По Монмартру. Монмартр – это такой район Парижа, где живут художники. Оперетку знаешь «Фиалка Монмартра»?

– Слыхала вроде...

– Наверняка слыхала. Там еще поют: «Карамболина, Карамболетта, ты светлой юности мечта!»

– А, знаю! – обрадовалась Степанида. – «Карамболина, Карамболетта, у ног твоих лежит блистательный Париж!»

– Молодец, а говоришь, не знаешь. Вот все герои этой оперетки жили как раз на Монмартре. Да, Степка, я желаю, чтобы и у твоих ног лежал блистательный Париж!

– Скажешь тоже! – хмыкнула Степанида.

– Ну не у твоих, так у Мотькиных!

– Валер, ты чего так раздухарился?

– Свобода, Степка, со школой до сентября покончено, это ли не радость?

– Вообще-то да. Ну все, Валер, у меня еще дела всякие.

– До свиданья, друг мой, до свиданья, милый мой, ты у меня в груди, предназначенное расставанье означает встречу впереди!

– Ты больной?

– Почему? Наоборот, здоровый. Я тебе прочитал стихи, а ты, как хабалка, отвечаешь: «Ты больной!» Фу, Степанида, я думал, твоя душа уже распахнута для искусства! Ты что, этих стихов не знаешь? Это же Есенин. Сергей Есенин. Это его самое последнее стихотворение, он его кровью написал, вскрыл себе вены и кровью написал эти стихи, а потом повесился.

– Брешешь.

– Степанида, ты хотя бы слышала про такого поэта – Есенин?

– Конечно! Только я ничего такого не знала... про вены...

– Зато теперь узнала. Кстати, Маяковский про это написал: «Может, окажись чернила в „Англетере“, вены резать не было б причины». Ладно, Степка, вот ты вернешься из Парижа с распахнутой душой, и я научу тебя любить стихи.

– Да чего вы заладили: стихи, стихи? – проворчала Степанида.

– Кто это вы? – полюбопытствовал Валерка.

– Ты да Юлия Арсеньевна.

– Потому что мы оба чувствуем за тебя ответственность и не хотим, чтобы ты выросла недоразвитой.

– А по-твоему, кто стихи не читает, тот недоразвитый?

– В известном смысле.

– Валер, а ты давно стихами увлекаешься? – спросила Степанида, припомнив слова Юлии Арсеньевны о том, что стихи читают влюбленные.

– Да как тебе сказать... уже года три. А что?

– Да нет, так... – разочарованно протянула Степанида.

– Ладно, Степка, счастливо тебе!

Утром Матильда разбудила ее ни свет ни заря.

– Степка, вставай, а то в Париж опоздаем!

Матильда так и сияла.

– Моть, вон сколько времени еще, а у нас все готово! Могли б еще поспать.

– Ничего, в самолете поспишь!

– Нешто там уснешь?

– А почему бы и нет?

– Страшно.

– Да нет, Степа, можно привыкнуть.

– А ты когда первый раз летела – боялась?

– Боялась, да. Но Аська меня успокаивала. И потом, в самолете было так интересно! Ох, Степка, просто сил уж нет терпеть!

– Ты меня поэтому разбудила?

– Конечно! – счастливо засмеялась Матильда и в ночной рубашке закружилась по комнате.

– А нас кто встречать будет? Аська?

– Конечно! И еще, наверное, Ниночка. Помнишь Ниночку?

– Помню, еще бы не помнить! А у них там чего, дом свой?

– Нет, квартира, но большущая, на целый этаж! А красивая... Ох, как я по Аське соскучилась, мне столько надо ей рассказать...

– Да, так я и знала, вы там целыми днями секретничать будете, а мне что делать?

– Успокойся, все продумано! – засмеялась Мотька. – Днями мы секретничать не будем, только ночами. Когда ты будешь дрыхнуть без задних ног.

– А вы спать не будете?

– Будем, будем! Но немножко меньше.

Когда они позавтракали, Матильда заставила Степаниду одеться и критически ее оглядела.

– Годишься! – сказала она. – Вполне!

На Степаниде были новенькие джинсы и привезенный из Риги модный джемперок красивого золотисто-бежевого цвета, который очень шел к ее карим глазам.

Вскоре позвонил Олег и спросил, готовы ли они.

– Спускайтесь через двадцать минут, – распорядился он, – хотя нет, у вас же чемоданы, я сам зайду. Опять небось соленые огурчики прешь для Игоря Васильевича?

– Пру! – засмеялась Матильда. – С мамой спорить бесполезно!

Игорь Васильевич Потоцкий – Аськин дед, знаменитый оперный певец. В его честь Мотькина мама Александра Георгиевна назвала своего сынишку, которому не было еще и года.

Раздался звонок. Степанида открыла дверь и обомлела. Рядом с Олегом стоял смеющийся Валерка.

– Не ожидала? А я вот решил тебя проводить. А то, думаю, Матильду Олег провожает, а тебя – никто. Ты не против?

– Нет, что ты... – обрадовалась Степанида. – Это клево!

– Ты сегодня нарядная, тебе эта кофточка к лицу.

Степанида вспыхнула. День хорошо начинается, подумала она, и радость ее захлестнула.

Я проснулась и сразу вспомнила – сегодня прилетает Мотька! Мы не виделись почти полгода, и каких полгода! В ее жизни столько всего произошло за это время. Моя любимая подружка Мотька стала настоящей звездой! Но это там, в России, она звезда, а здесь, в Париже, она будет просто Мотькой, как раньше. Я уверена, что она не зазналась, не изменилась. И все в доме радуются ее приезду – и дед, и Ниночка. Однако с Мотькой приедет Степанида, та еще штучка. Мы с нею, правда, давно помирились, но все-таки неизвестно, чего от нее можно ожидать. Но все же я и ей очень рада.

Зазвонил телефон. Это Ален.

– Стася! Ты готова?

Встречать Матильду мы поедем с Аленом. Дед и Ниночка сейчас в Испании, там в Севилье у деда концерт и два спектакля. Он поет дона Базилио в «Севильском цирюльнике».

– Буду готова через полчаса! – ответила я Алену.

На восемнадцатилетие ему купили машину. И дед успокоился. Он почему-то просто сходил с ума, когда Ален возил меня на своем мотоцикле.

– А Поль поедет?

– А как же! Он Матильду никак забыть не может!

Поль – товарищ Алена: прошлым летом, когда Мотька гостила у меня в Париже, он ухаживал за нею. Она, правда, осталась к нему равнодушна, но, думаю, все-таки будет рада его видеть.

– Стася, через полчаса спускайся, мы будем внизу.