Дарья Донцова - Диета для трех поросят

Мужчина средних лет выглядел полнейшей противоположностью пенсионера. Он был облачен в строгий костюм чиновника, голубую рубашку и неброский галстук. Если старик притягивал внимание, то второй представитель сильного пола сливался с толпой. Отвернешься – и через секунду забудешь его лицо, настолько оно стандартно и неинтересно.

Девушка оказалась красавицей, к тому же осыпанной бриллиантами и стразами. Камни сверкали в ушах, на шее, пальцах, запястьях, они украшали и полупрозрачную блузку. Вдобавок от красотки пахло дорогими духами, а ее белокурые локоны уложила в нарочитом беспорядке умелая рука дорогого стилиста.

– Вы Марта Карц, – ахнула я.

– Да, – улыбнулась светская львица, – рада знакомству.

В ту же секунду к моему горлу подкатил комок. Однако что происходит у нас дома? Зачем тут расселись эти клоуны? А я в разобранном виде – стою в халате, растрепанная, без макияжа…

Гри, как всегда одетый в джинсы и пуловер, отошел от плиты.

– Танюш, хочешь яичницу? – спросил муж.

– Нет! – гаркнула я.

– Можно мне? – потерла цыплячьи лапки Марта. – Жрать охота!

– Давай, голубчик, наваливай, – протянул свою тарелку старик. – И не жадничай!

Я вздрогнула.

– Вы Дима?

– Привет, – обронил старик.

– Коробков? – не успокаивалась я.

– Ну? – поднял бровь безумный дедушка.

– Ты?

– Я.

– Сколько же тебе лет?

– Семьдесят, – ответил Дима и возмутился: – Почему Марте четыре глазка, а мне два?

– Тебе надо вывести глистов, – посоветовала ему светская львица и с аппетитом зачавкала. – Жрешь весь день, без остановки.

– Айн момент… – надулся Коробков. – Кто из нас обжора? У тя на тарелке яишницы в два раза больше.

– А ты чипсы лопал, – не сдалась Марта, – орешки, булки и сухари. Пока мы в засаде парились, ты весь корм истребил, мне ни крошечки не перепало.

– Ну ваще! – простонал Дима.

– Хорош лаяться, – отмер «костюм».

– Йес, босс, – бойко ответил Коробков. – Пункт первый всеобщих правил: шеф всегда прав. Пункт второй: если начальник не прав, смотри пункт первый.

Я села на табуретку.

– Вы кто? Гри, что здесь происходит?

Марта и Дима замолчали, уставившись в тарелки, Гри покосился на «чиновника», и тот вежливо сказал:

– Здравствуйте, Татьяна.

– Привет, – ошалело ответила я.

– Меня зовут Чеслав Янович.

– Очень приятно, – сказала я светским тоном. И в ту же секунду потеряла самообладание: – Нет, вру, совсем не приятно! В частности, я не испытываю радости при виде Марты. В газетах вовсю обсуждают ее роман с моим мужем!

Карц поперхнулась яичницей и закашлялась, Гри ухмыльнулся, а Коробков одобрительно крякнул.

– Правильно, Таняха! Режь правду в лицо!

Марта, откашлявшись, покраснела.

– Замолчи, Дима! Таня, мне твой муж нужен, как собаке гвоздь.

– Мы работаем вместе, – пояснил Чеслав Янович, – я начальник группы.

– Съемочной? – не поняла я. – Клипы снимаете? Рекламу?

– Не в бровь, а в пупок! – гаркнул Дима. – Попала с лету!

– Спокойно! – поднял руки Чеслав. – Она не в курсе.

– Чего? – простонала я.

Гри подошел ко мне и обнял за плечи.

– Сядь, Танюша, сейчас тебе все объяснят.

– Непременно, – кивнул Чеслав. – Но сначала есть вопрос к тебе, Таня. Мы хотим понять, ты и правда замечаешь все детали или произошла случайность?

– Она гений! – быстро сказал Гри. – Я уже докладывал.

Чеслав открыл портфель, вынул оттуда фотографии и разложил их передо мной на столе.

– Смотри. Это комната Лизы Терентьевой, восемнадцати лет. Девушка покончила с собой, проглотила сто таблеток и умерла. Следов насилия нет, осталась предсмертная записка. Правда, напечатанная на компе.

– На принтере, – влез с уточнением Коробков.

– Ну да, ведь нынешние молодые люди не умеют писать от руки, – не обращая внимания на Диму, сказал Чеслав Янович. – Сделай одолжение, изучи снимки и выскажи свое мнение по поводу самоубийства.

– Зачем? – спросила я.

– Танюша, пожалуйста, – взмолился Гри, – помоги нам! Мы запутались!

Просьба мужа – приказ для жены. Я начала рассматривать снимки и спросила:

– А какого роста была Лиза? Мне кажется, не больше метра шестидесяти. Кровать маленькая, да еще в ногах валик лежит.

– Верно, – согласился Чеслав, – метр пятьдесят девять. Почему ты этим интересуешься?

– И она съела сто таблеток?

Чеслав кивнул.

– Да.

– Больших?

– Стандартные желатиновые капсулы, если уж быть точным.

– Комнату фотографировали сразу?

– Извини? – напрягся Гри.

– В спальне после смерти Лизы не убирали? Ничего не трогали?

– Нет, – ответил Чеслав Янович.

– Стопудово? – с недоверием спросила я. И разозлилась: Коробков распространяет заразу! Я начала пользоваться его сленгом!

– Да, а что? – поинтересовался муж.

– Похоже, Лизу убили, – сообщила я. – Письмо печатала не она, и капсулы ее заставили выпить насильно. Только не спрашивайте, почему нет следов насилия, на этот вопрос я не отвечу.

– Изложи аргументы в пользу своей версии, – потребовал Чеслав Янович.

– Валик в изножье кровати позволяет предположить, что Елизавета небольшого роста, – вздохнула я, – высокая девушка упрется в него ногами, лежать будет неудобно. Но посмотрите на стул около компьютерного стола – сидение опущено до предела! Это сделал высокий человек, Лиза в этом случае уткнулась бы подбородком в клавиатуру.

Чеслав и Гри переглянулись.

– Интересно, но спорно, – кивнул начальник. – Хотя мы на кресло, если признаться, не обратили внимания.

– Еще деталь, – подняла я руку. – Сто капсул проглотить без воды сложно. Я могу слопать пару таблеток цитрамона, не запивая. Но когда мне понадобилось есть целлюлозу, без воды не обошлось. Невозможно выпить сто капсул насухую!

– Естественно, – кивнул «костюм», – это не новость.

– Тогда, может, новостью станет факт, что в комнате не видно никаких бутылок, стаканов, чашек? – ехидно поинтересовалась я.

Коробков и Марта резко подались вперед и сшиблись лбами.

– Черт! – вымолвил Чеслав Янович. – Действительно! Чем она запивала капсулы? Татьяна, как ты это делаешь?

– Что? – прикинулась я плюшевой собачкой.

– Как ты сообразила про воду?

– Просто увидела.

– Я же говорил! – обрадовался Гри. – Она талантливая! Жаль только, глупая.

– Я на редкость умна и сообразительна! – возмутилась я. – Между прочим, это я раскрыла убийство. Ой, надо немедленно ехать к Ирине! Постойте, ее ботинки… Что произошло? Как я очутилась в нашей квартире? Гри?

– Сядь, – скомандовал Чеслав Янович, – сейчас все объясним. Сначала об Олеге Ефремове. Он не убивал Тигровну, но считал себя преступником.

– Ефремов стал жертвой жестокого, порочного человека, который сломал ему жизнь, – добавила Марта.

– Хороша жертва. – Не согласился Гри. – Ладно, давай по порядку. Ты, Танюша, заметила много нестыковок, нарыла гору сведений, но сделала неверные выводы. Паззл сложился, но картинка получилась неправильная.

– Неправильная? – в изумлении повторила я. – Да Олег настоящая Синяя Борода! Он убил всех своих бывших жен!

– Зачем? – спросил Чеслав Янович.

– Ну… наверное, они ему надоели, – нерешительно вякнула я.

– Ай-яй-яй, – покачал головой Чеслав Янович. – Сама же говорила Ирине, что Олегу не было никакого смысла убивать своих бывших жен. Он с ними уже развелся, мог жить, не пересекаясь с прежними супругами.

– Хватит ее интриговать, – сжалилась надо мной Марта. – Танюша, ты молодец! Вот только слегка напутала, Олег не лишал жизни гувернантку. И других женщин он не трогал, но его успешно уверили в обратном.

– Кто? Почему? Ничего не понимаю, – жалобно протянула я.

Марта глянула на шефа.

– Можно?

– Давай, – милостиво согласился тот.

Карц выпрямила спину.

– Постараюсь изложить события быстро и четко. Значит, так… Мы знаем, что Алевтина Марковна сумасшедшая нимфоманка и у нее родились не совсем нормальные дети – Олег, не умеющий сдерживать похоть, и Ирина, хитрая, изворотливая, лживая. Ребята словно поделили недостатки матери. Олегу досталась ее болезненная сексуальность, а Ире маниакальность вкупе с жестокостью и изворотливостью.

Когда Михаил Олегович поймал отпрысков на даче во время устроенной ими оргии, он, опытный психиатр, понял, куда может завести его чадушек разгульное поведение, и постарался запугать сына и дочь. И Олег, и Ирина были еще молоды, поэтому рассказ отца произвел на них сильное впечатление, закончить свои дни в психиатрической клинике, как мать и дед, они не хотели. Но Михаил Олегович совершил частую для родителей ошибку: желая добра чадам, перегнул палку, описывая последствия, которые ожидают развратников. Родители отлично умеют зомбировать детей. Воскликнет какая-нибудь мамочка: «Доченька, ты двоечница, умрешь под забором!», и готово – всю свою жизнь потом эта дочка испытывает комплекс неполноценности, ничего у нее не получается ни на работе, ни дома. А как иначе? Сама мать вложила в голову ребенка программу, да еще долбила постоянно эту фразу. Из благих побуждений, конечно, желая дочери добра, но вышло наоборот. И что, спросите вы, ребенка нельзя ругать? Можно, только делать это надо иначе, можно сказать: «Ты очень хорошая, умная девочка, но двойку надо исправить. Я знаю, у тебя получится, упорный труд непременно принесет результаты!»