Дарья Донцова - Сволочь ненаглядная

Майя покраснела.

– Мы с Валей никогда не обратимся в коррумпированные правоохранительные органы. Да и деньги эти нужны не нам, а обществу «Мемориал».

Я наконец добралась до внутренностей подушки – и ничего! 30 тысяч баксов испарились без следа. Я тупо смотрела на ехидно ухмыляющуюся кошку с оранжевым бантом. Невероятно! Где деньги?

– У меня такая же подушка есть, – неожиданно совершенно нормальным голосом произнесла Майя, – только синяя, у метро купила.

Надо же, оказывается, у этого автомата правозащитного движения тоже имеются простые эмоции! Внезапно до меня дошел смысл сказанной хозяйкой фразы.

– Майя! – заорала я так, что та вздрогнула. – Только никуда не уходите, я сейчас привезу деньги!

В квартиру Нинуши в крайне отдаленном районе Куракино я ворвалась, тяжело дыша, расстегнув куртку.

– Лампа, – удивилась Ниночка, – навестить приехала бывшую соседку? Чего не позвонила, я пирожок бы испекла…

Прервав ее аханье, я закричала:

– Ниночка, у тебя есть подушка, велюровая, с кошкой? Помнишь, ты еще брала у нас такую же, когда к тебе гости обвалились?

– Конечно, – удивилась Нина, – у метро купила, да я тебе твою отдала, ну вспомни, Лампа, ты ворвалась ночью и потребовала…

– Неси скорей свою подушку!

– Зачем?

– Да неси, сейчас увидишь!

Ничего не понимающая Нина пошла в гостиную, я, забыв снять сапоги, ринулась за ней. Подушка мирно лежала на диване. Я схватила ее и принялась раздирать шов. Ниночка в испуге взвизгнула, но мне было не до нее. Руки лихорадочно рвали нитки, наконец показался синтепон и пачки денег. Я вытряхнула доллары на ковер.

– Что это? – прошептала Нина. – Что?

– Доллары, – устало сказала я, – тридцать тысяч, я зашила их для сохранности в подушку, а Катя отдала ее тебе, ну а потом ты их перепутала.

– И они все время лежали здесь, – лихорадочно блестя глазами, повторяла Ниночка. – Я спала, подложив под голову состояние! Откуда у тебя столько деньжищ, Лампа?

– Это не мое, – пробормотала я, – они принадлежат другой женщине.

– За что же такие деньги платят? – шептала Нина, находясь на грани обморока.

Но я не слушала ее. Бедная Настя так ловко все придумала, положила в ячейку, решила восстановить справедливость, дать брату богатство, чтобы несчастный не мучился, переодеваясь в женщину… И ведь не взяла себе ни копейки, все оставила Егору… Вот бедняга, несчастная больная, решившая, что Николай Рагозин отыщет брата…

– За что? За что такие деньги платят? – очумело бормотала Нина. – Да я бы и за половину на все согласилась.

Я очнулась от дум и посмотрела на потерявшую человеческий облик Нину. На все? Ради денег?

Господь большой шутник, он никогда не дает человеку того, о чем тот мечтает. Нина хочет стать богатой, но 30 тысяч вернутся к Майе, которой они не нужны.

– Что, – твердила Нина, – ну что сделала та женщина, чтобы получить такую прорву баксов?

Я вздохнула. Объяснить невозможно, да Нина и не поймет… Влюбиться в мужчину, пойти из-за него по тюрьмам, пройти все круги ада, отказаться от детей.

– Боже, – не успокаивалась Нина, – вот бы мне…

– Да зачем тебе? – безнадежно спросила я.

– Как это? – удивилась Нинуля. – Диван куплю, ремонт сделаю, парня одену, да деньги все могут…

Я медленно натягивала куртку. За все миллиарды мира не вернуть Настю и Ирочку, нельзя купить жизнь Регине и здоровье Стелле, никакие средства не помогут Майе стать человечней…

– Нет, Нина, – произнесла я, выходя на лестницу. – Тебе это только кажется, деньги на самом деле не могут ничего.

Вечером, завершив все дела, я медленно шла домой. Торопиться теперь было некуда, все тайны разгаданы, все точки расставлены. У метро припозднившаяся, замерзшая продавщица торговала яйцами. Я молча встала у прилавка и тупо уставилась на пластиковые упаковки. Что-то последнее время не везет нам с этим продуктом, просто рок какой-то, несчастная карма. Обозлившись на себя за мрачные мысли, я купила сразу тридцать штук.

– Лампа пришла! – завопил Кирюшка, открывая дверь. – А что это у тебя?

– Яйца, – коротко бросила я и велела: – Вот что, Кирка. Снимай с меня сапоги, потому что ни за какие сокровища мира я не выпущу из рук эти упаковки!

– Почему? – поинтересовался Кирка, стягивая с меня обувь.

– Потому что надоело смотреть, как яйца превращаются в скорлупки, и сегодня у нас наконец будет на ужин грандиозная яичница с сыром, луком и гренками из черного хлеба.

– Даже если разобьешь их сейчас все, не беда, – хихикнул мальчик.

Не понимая, почему он так странно реагирует, я вошла на кухню, где мирно пили чай Катя, Сережа и Юля. В ту же секунду челюсть у меня уехала вбок, как каретка пишущей машинки.

На подоконнике, столе, холодильнике, везде, куда падал взор, стояли мешочки и коробочки с яйцами.

– Что это? – пролепетала я. – Вроде до Пасхи далеко.

Катя вздохнула:

– Я купила пять десятков, подумала, половину разобью по дороге, но почему-то донесла все в целости и сохранности.

– И я сорок штук прихватил, – признался Сережка.

В этот момент раздался звонок, и Кирюшка с гиканьем бросился открывать дверь.

– Черт меня дернул тоже купить эти дурацкие яйца! – воскликнула в сердцах Юля. – Последнее время мы их все время давили! Я предпочла промолчать.

– Ладно, – усмехнулась Катя, – съедим.

– А которые не слопаем, те разобьем, – радостно докончил Сережка.

Но тут влетел рыдающий от смеха Кирюшка.

– Ну, – нахмурилась Юля, – что у нас еще произошло?

– Глядите сами, – давясь от смеха, пробормотал мальчик.

В кухню быстрым шагом вошла Люся, за ней тащились двойняшки и Иван. У каждого в руках было по коробке.

– Вот, – завела Люся и осеклась.

– Яйца купили про запас, – закончил медленно соображающий Иван.

Секунду стояла тишина, потом грянул громовой хохот. Ошалевшие собаки залаяли, кошки замяукали.

– О поле, поле, кто тебя усеял этими яйцами? – простонал Сережка.

Я оглядела безумное количество мешочков, коробочек и пакетиков. Голову на отсечение даю, никто из них и не подумал купить хлеба к ужину.