Сидни Кэррол - Записка молочнику

Я сидел в гостиной и ждал, когда жена перестанет ворочаться и крепко заснет. Я ждал до тех пор, пока не услышал ее храп, такой ритмичный и спокойный. Сосчитав про себя до десяти, как всегда, когда сильно бьется сердце, я встал из кресла и отправился на кухню.

Там я извлек из кармана жилетки четыре маленьких пакетика с белым порошком и замурлыкал веселую песню. О тишине можно было не беспокоиться: когда моя жена заснет, ничто в мире не разбудит ее — кроме, может быть, звонка на обед. Я положил маленькие пакетики на стол и достал из другого кармана листок с инструкцией.

Чуть наклонив голову набок и взявшись свободной рукой за подбородок (знаю, детская поза — но ничего не могу поделать), я в сотый раз читал выписанные из старой книги слова:

«Этот эликсир, неподвластный воздействию огня, света и времени, можно приготовить только при осторожном и тщательном соблюдении пунктов, изложенных ниже…» Этот абзац я знал наизусть, как, впрочем, и всю инструкцию. Но я человек педантичный, и поэтому в сотый раз читал все пункты, не пропуская ни слова:

«…Прежде всего надо тщательно вычистить сосуды…» Я уже проделал все необходимые операции в уме, и теперь пора действовать руками.

Я взял несколько бутылок и стаканов, две ложки и три пробирки, купленных накануне в «Файв энд Тэн». Затем вымыл их под обжигающе горячей струей из крана, потом прополоскал несколько раз и вытер насухо чистым полотенцем. Поднес к лампе, протер их еще раз, затем снова поднес к лампе и вновь протер. Я несколько близорук, но когда я окончил мыть эти склянки, они ослепительно блестели.

Затем я взял инструкцию, смешал белые порошки из маленьких пакетиков и в новенькой кастрюле, спрятанной на верхней полке кухонного шкафа, подогрел жидкости, приготовленные из порошков. Дав жидкостям вскипеть и остыть, я слил их твердой рукой. Только иногда непроизвольно мигали глаза, и время от времени в уголок левого глаза сбегала дрожащая слезинка. Это профессиональное заболевание. Я довольно легко избавлялся от этой слезы: легкое движение головой — и она улетала. Можно сказать, я научился плевать глазом. Можно, если подумать об этом достаточно долго.

Как бы там ни было, работая, я мурлыкал свою песенку и размышлял над некоторыми вопросами. Я думал о том, как я отравил голубей в парке.

Почему меня ни разу не поймали? — спрашивал я себя, и ответ, конечно, у меня был очень простой ответ. Меня ни разу не поймали потому, что они не могли угадать, где я нанесу следующий удар. Утром в понедельник я рассыпаю пшено в парке на окраине города; вечером газеты полны фотографий дохлых голубей, распластанных на земле, как десантники на плацдарме, а утром во вторник я рассыпаю арахис напротив Центральной библиотеки, и вечером в газетах еще больше фотографий с дохлыми голубями — уже в центре города.

Да и что могла сделать полиция? Откуда пехоте знать, где генерал ударит в следующий раз? Я развертывался, атаковал, увертывался, изматывал их ударами и перебежками. Как могли они поймать такого противника? Когда остаются следы, идущие в одном направлении, еще можно вести преследование; но когда сегодня след в одном месте, завтра в другом, за десять миль от первого, а на третий день оказывается у вас за спиной, как вы будете преследовать? Как вообще можно преследовать? Вот почему меня ни разу не поймали, пока я развлекался тем, что травил голубей. Такова моя теория такой вид следа…

Так текли мои мысли, пока я мешал порошки под яркой лампой в маленькой желтой кухне с плотно задернутыми шторами, под звуки храпа, доносившиеся из спальни.

Наконец, работа была закончена. Результат помещался в пробирке. Я поднес ее к свету: жидкость была кристально чистой. Я улыбнулся и стряхнул радостно дрожавшую слезу. Я понял, что верно выполнил все указания старой книги, не допустив ни одной погрешности.

«…одно, всего лишь одно отклонение от нашего рецепта, и эликсир будет непоправимо испорчен. Конечный продукт должен быть чист, как свежая дождевая вода…»

Мои руки не дрожали, хотя мое бедное сердце ликовало: я получил это. Я плотно закрыл пробкой полную чистой, как дождевая вода, жидкости пробирку и принялся убирать кухню. Уборка заняла пять минут, так как я — хе-хе опытный специалист в этом деле.

Я вытер руки насухо и подул на них. Человек, работающий на стеллажах публичной библиотеки, привыкает дуть на кончики пальцев.

После этого я еще раз прочел свой секретный лист:

«…ничто на земле не может притупить его смертоносное жало, ничто не в силах разорвать его сердце, ничто неспособно остановить его тлетворный пульс — ни огонь, ни вода, ни воздух, ни земля. Он, подобно дьяволу, непобедим. Брось его в огонь — он лишь раскалится, брось в воду — он впитает ее, похорони его в земле — он прорастет. Его касание подобно проклятию. Кожа сгнивает быстрее, чем его пятно испаряется…»

«Будто старина Баньян пишет рекламу лака», — сказал я себе: я иногда позволяю такие шуточки. У меня собственное чувство юмора. Мал да удал таков Генри Питерс.

Но пора переходить к существенной части вечернего развлечения.

Мы с миссис Питерс всегда покупали по одной бутылке молока и одной бутылке сливок в день. Сейчас, ночью, две чистые бутылки, большая и маленькая сестры энергии и жизненной силы, стояли рядышком на раковине. Я посмотрел на них, наклонив голову, как бы в растерянности и на мгновение задумался.

Из-под молока? Или из-под сливок? Или обе? Подумал и пожал плечами. Какая разница в самом деле? И взял молочную. Вдохнул через горлышко непорочный млечный аромат, а затем влил в бутылку одну, ровно одну каплю-слезинку моей чистой, как дождевая вода, жидкости и, повертев бутылку, посмотрел, как капля бежит кругами по дну, постепенно растекаясь и рассасываясь. «Готово» сказал я себе и выставил обе бутылки за входную дверь, где по утрам их забирал молочник.

Это произошло два дня спустя. Разумеется, это произошло. В западной части города. Семья из пяти человек — отец, мать и трое маленьких детей. Найдены мертвыми за обеденным столом. Отравление.

Я прочел об этом в утренней газете, очень аккуратно сложил ее и позволил себе небольшой утренний смешок. Господи! Все должно быть так просто! Просто, как отравление голубей.

На следующую ночь, когда доносящиеся из спальни звуки храпа вновь вселили в меня уверенность и чувство безопасности, я вернулся на кухню. Там я взял очередную бутылку из-под молока и влил в нее одну каплю моей жидкости. Старая книга в библиотеке сказала мне, что ничто не сможет уничтожить ее — ни огонь, ни свет, ни вода, ни пастеризация. Она преодолеет любой антипод. Влив каплю, я поставил бутылку на прежнее место за входной дверью.

Я получил результат через два дня. Сообщение в газетах было набрано все тем же четким рельефным шрифтом. В этот раз мужчина в районе Бэрбанк. Идентичная ситуация: найден за обеденным столом без каких-либо признаков жизни. Отравление. Мужчина лежал лицом вниз в миске с кашей.

В ту ночь мне было неспокойно. Так чувствует себя человек с разбухшим бумажником. К чему игры с пенни? Мне хотелось пощекотать нервы каким-нибудь необычным сумасбродством, и в очередную молочную бутылку я влил две капли моей жидкости. Эта дополнительная капля вызвала у меня в некотором роде дополнительное головокружение, которого я так жаждал. Так бывает, когда наносишь уже обезглавленному индюку еще один удар топором — в этом нет необходимости, но это приносит такое удовлетворение! Образованные люди поймут, о чем я говорю.

На следующий день пожилая чета в северных пригородах была найдена за утренним кофе. Газеты не сообщали «несомненно полиция не пожелала рассказать», но я знал одну важную вещь, а именно: эта пожилая чета пила кофе с молоком.

Ах, господи! И зачем люди мешают кофе с молоком? Я сожалел только об одном — о том, что я не буду продолжать это вечно. Безусловно, я смог бы, если бы захотел, но делу время, а потехе час, и я не должен был забывать о главном. Пора было заканчивать. Поэтому только забавы ради я сделал это еще раз, всего один раз, последний.

Прозрачная капля падает в молочную бутылку, бутылка выставляется за дверь, утром молочник забирает ее, доставляет на молокозавод «или на фабрику, или как это называется», где он опускает ее вместе с миллионом других бутылок в чан, или бак, или еще что-то, и все эти бутылки кипятятся и дезинфицируются при помощи новейших научных методов, и все бутылки становятся чистыми, как только что выпавший снег. Все, кроме одной. В этой бутылке никем не замеченная капля, которая не может быть уничтожена ни огнем, ни полымем. И на следующий день две леди, живущие в самом центре города, падают замертво у обеденного стола. Просто? И остроумно, не правда ли? Возможно, и до меня кто-то забавлялся идеей массового убийства наугад, ударами в различных — к растерянности полиции — направлениях и поражением, наконец, единственно желаемой цели, с тем, чтобы полиция заключила, что это была лишь еще одна случайная жертва. Возможно, у кого-то была уже такая идея. Но никто до меня не находил столь совершенного оружия.