Илья Деревянко - Запах крови

Омерзительное зловоние, проникая в ноздри, вызывает тошноту. Стоящие рядом солдаты борются с позывами рвоты. Даже мне, их командиру, проведшему на различных войнах большую часть взрослой жизни, становится не по себе. В принципе в запахе, висящем под сводами сумрачного подвального помещения, нет ничего сверхъестественного. Разлагающаяся человеческая кровь. Всего-то навсего. Нюхивали не раз и в Афганистане, и в различных «горячих точках» постсоветского пространства, и, наконец, здесь, в Чечне. Но уж больно силен он в этом поганом подземелье! Буквально пропитал насквозь стены, пол, потолок... Впрочем, оно неудивительно! В здании, захваченном нами сегодня на рассвете, длительное время располагался отдел контрразведки «армии республики Ичкерия». Застигнутые врасплох чичи[1] не успели избавиться от трупов замученных. Вон в углу целая груда изуродованных тел: содранная кожа, выколотые или выжженные глаза, отрезанные... Нет, не стоит вдаваться в подробности. Слишком запредельное зрелище! Воспетые продажной «демократической» прессой чеченские «борцы за независимость» изобразили на своем «государственном» гербе волка. Чудовищное, незаслуженное оскорбление для такого симпатичного зверюги! В данной ситуации, пожалуй, подошла бы лишь гнусная облезлая гиена с раззявленной слюнявой пастью. Чертовы выродки!

– Захватили пленного, товарищ майор, – брезгливо зажимая нос, докладывает спустившийся по лестнице сержант Пархоменко.

– Допросили? – интересуюсь я.

– Ага.

– Ну и?..

– Местным «гестапо» заведовал некий Вахидов Аслан Алиевич. Ухитрился удрать, сука, в самом начале боя. Остальных мы замочили. Вся документация в сейфе на втором этаже. Чичи не успели в спешке ни вывезти ее, ни уничтожить. – Сержант замолкает, пристально разглядывая останки вахидовских жертв.

– Пленный знает что-нибудь еще? – уточняю я.

– Нет, – морщится парень.

– В расход козла!

Молча кивнув, Пархоменко удаляется. Спустя пару минут слышится приглушенный толстыми стенами одиночный выстрел...

Я просыпаюсь.

За окном ясное голубое небо. На ветвях деревьев больничного сада щедрое осеннее золото. Белоснежные накрахмаленные простыни. Тишина. Палата так называемая «сервисная».

Я лежу в ней один, под чужой фамилией. Под собственной меня давно бы прикончили. По всей Москве на меня охота объявлена. Спасибо Степке Демьяненко – приютил. Дает возможность отлежаться. На тумбочке у изголовья замечаю букет цветов в стеклянной вазе. Наверное, медсестричка Катя принесла, пока я спал. Милая девочка!.. Запах крови между тем хоть и ослабел значительно, но полностью не исчезает. Неужели крыша поехала?!.

А-а-а, опять повязка на ляжке протекла! Ну, это ничего, это пустяки! У меня два сквозных пулевых ранения – в грудь (ни легкое, ни сердце, по счастью, не задеты) да в мякоть левой ноги. Вторая рана совсем несерьезна, однако постоянно кровоточит... Ладно, перекантуемся. Чай, не впервой...

Извините, забыл представиться: майор Скрябин Алексей Иванович, 1964 года рождения, русский, холост (вернее, разведен), детей нет. Родители погибли в авиакатастрофе в 1991 году. По профессии – военный. Срочную службу проходил в Афганистане, в разведроте. Затем Рязанское воздушно-десантное училище. Далее, до конца 1996 года – офицер ВДВ. Вскоре после окончания чеченской войны наш полк расформировали, но безработным я не остался.

Старый сослуживец по Афганистану, а ныне подполковник внутренних войск Иван Сизов предложил перейти к нему в часть, дислоцированную на границе Ставропольского края. Согласился. Куда денешься в условиях «реформы вооруженных сил», будь она трижды проклята[2]! Там и тянул лямку вплоть до весны 1999 года. А дальше...

18 мая в ходе ожесточенного вооруженного столкновения мои бойцы захватили живьем трех ублюдков, пришедших с территории Чечни похищать очередного заложника. Вообще-то «джигитов» явилось семеро, но четверых убили в процессе перестрелки. Операция обошлась нам дорогой ценой. Двое пацанов-первогодков погибли, двое получили тяжелые ранения. Взглянув на наглые бородатые морды чеченов, я пришел в неистовую ярость, поскольку узнал одного. Однажды мы уже брали его в октябре прошлого года, сдали согласно инструкции в «органы» – и вот на тебе! На свободе, гнида! То ли откупился, то ли еще чего, но на свободе! В мальчишек моих стреляет с воплями «Аллах акбар!». С-с-сволочь!!! Снова передать «куда положено»?! Ну нет! Хватит!!!

Короче, я велел ребятам вздернуть задержанных на первых попавшихся осинах... История получила огласку, и меня едва не отдали под суд за самоуправство. Помог опять-таки Ваня Сизов. Задействовал какие-то надежные связи в медицинских кругах.

В результате вашего покорного слугу не отправили хлебать тухлую баланду за колючей проволокой, а культурненько комиссовали, объявив психически неполноценным по причине полученной при штурме Грозного контузии. Благополучно избежав тюряги, я в двадцатых числах июля 1999 года вернулся в Москву, где когда-то родился и где умершая полгода назад двоюродная тетка завещала мне, единственному родственнику, свою однокомнатную приватизированную квартиру на окраине города. Денег к тому времени оставалось в обрез. Перспективы устроиться на более или менее оплачиваемую работу представлялись чрезвычайно зыбкими и туманными, но... на четвертый день по прибытии работа нашла меня сама! В лице руководителя банка «Омега»[3] Петра Сергеевича Головлева, у которого я в далеком прошлом, еще до службы в армии, занимался карате. Встретились утром на улице. Как мне показалось – случайно. Он ехал в роскошном лимузине, я топал пешком по тротуару. Опуская подробности встречи, скажу: Головлев практически сразу предложил мне работать у него в банке «главным консультантом по вопросам безопасности» с окладом пять тысяч долларов в месяц. Причем половина – авансом. Завороженный столь царскими условиями, я не колебался ни полсекунды. Тем же вечером я отпраздновал «счастливый случай» двумя бутылками водки в одиночку. Вскоре, правда, выяснилось, что «счастливый случай» не имеет к моему удачному трудоустройству ни малейшего отношения. В приватной беседе с новым шефом я узнал, что он заблаговременно навел обо мне подробные справки по линии МВД, однако... изрядно облапошился! Проще говоря, ему предоставили в корне неверную информацию. Эмвэдэшный осведомитель Петра Сергеевича по скудоумию или по разгильдяйству перепутал меня с кем-то имеющим похожую фамилию...

– Майор внутренних войск Скрябин Алексей Иванович уволен со службы за преступное поведение, несовместимое со званием офицера, а избежать длительной отсидки сумел, лишь закосив под дурака. Гы-гы! – вслух с шутливым пафосом зачитал полученную им неофициальную справку банкир. В целом все вроде бы сходилось, и я возражать не стал, не догадываясь, что под «преступным поведением, несовместимым со званием офицера» источник Головлева подразумевал вовсе не самовольное повешение трех абреков, а хищение войскового имущества в особо крупных размерах. Меня попросту приняли за абсолютно другого человека! К сожалению, я понял это слишком поздно...

Вышеозначенный разговор с Головлевым происходил, «мягко говоря», не на совсем трезвую голову. Бывший сэнсэй[4] предложил «дерябнуть по стаканчику» за, как он выразился, «теплое старое знакомство» и, приняв на грудь около литра коньяка, я не обратил особого внимания на пьяные слова Петра Сергеевича: «Нам, Леша, н-нужны, и-ик, люди вроде тебя! На-а-адежные люди! Только у нас... и-ик... не воруй! Мы с-сами, хе-хе, с усами! А б-будешь служить в-верно – з-заработаешь г-гораздо больше, чем украдешь! П-понятно?! И-ик!..»

Отворилась дверь. На пороге появилась хорошенькая восемнадцатилетняя медсестра Катя.

– О господи! – заметив сочащуюся кровью повязку, воскликнула девушка. – Погодите минутку! Сейчас позову доктора!

– Не надо попусту врачей беспокоить, малышка, – улыбнулся я. – Просто поменяй бинты, если не трудно...

Когда Катя, закончив перевязку, ушла, я прикурил сигарету и оперся локтем о подушку. «Хорошо здесь, – подумал я. – Но долго так продолжаться не может. Рано или поздно найдут и добьют. У Головлева огромные возможности плюс страстное желание избавиться от опасного свидетеля... А Степану не поздоровится! Его скорее всего тоже уничтожат. Нехорошо подставлять друзей! Поэтому завтра, пожалуй, придется сматывать удочки. Ходить, слава богу, в состоянии... Круто я все-таки влип! Ничего не скажешь! Похлеще, чем иной раз на войне бывает!» Я тяжело вздохнул, сминая окурок в пепельнице. Вы спросите, с чего все началось? Гм-м... с излишнего служебного рвения. Да-да, именно с него!..