Эдуард Тополь - Женское время, или Война полов

«Вы можете описать, что вы видели?»

«Нет, не могу. Это же было во сне! Я увидела что-то яркое…»

«Что?»

«Какой-то сноп света. Или раскаленный луч. Он летел на меня сверху, с неба. И когда приблизился…»

«Что? Продолжайте».

«Это было похоже на печать. Маленькую раскаленную печать. Она летела на меня из космоса. Быстро, как пуля. Мне стало страшно. Я хотела проснуться, выскочить из этого сна, но… Что-то держало меня. И тогда…»

«Что? Говорите».

«Это было ужасно! Я кричала. Я знаю, что я кричала. Я помню это».

«Значит, вы проснулись?»

«Нет. Если бы я проснулась, я бы умерла от страха. Наверно, я кричала, как кричат во сне. Меня никто не слышал. Но я хорошо помню эту жуткую боль. И запах…»

«Какой запах?»

«Запах горящего мяса».

«Вы слышали запах горящего мяса?»

«Да. Эта печать жгла мою правую грудь».

«То есть вам выжгли грудь, а вы даже не проснулись?!»

«Нет. Я же вам говорю: если бы я проснулась, я бы умерла со страху!»

«Вам не кажется, что это странно? Вам — без всякой анестезии — выжигают грудь, а вы даже не просыпаетесь!»

«Это же было мгновенно! Эта раскаленная штука прожгла одеяло, впилась мне в грудь и тут же отлетела. Как будто меня проштамповали. И все. А потом было больно, но уже не так. Терпимо. Я плыла по морю. Оно было прохладное и зеленое. Оно лечило меня. А утром… Я проснулась и ничего не помнила. Я откинула одеяло и босиком пробежала в ванную. И только там, когда я увидела себя в зеркале…»

«Что? Что вы там увидели?»

«Вы знаете что! Я увидела, что у меня нет правой груди. А только это пятно. Как свежий ожог…»

«Подождите, Катрин! Вернемся к началу. Вы сказали, что видели какой-то луч. Какой это был луч? Узкий? Широкий?»

«Я не знаю…»

«Красный? Желтый? Оранжевый?»

«Я не помню».

«Как долго вы его видели?»

«Я не помню. Не знаю…»

Джеймс Л. Фаррон, шеф нью-йоркского ФБР, остановил видеомагнитофон, а его ассистент пустил по рукам присутствующих стопку больших, 21 на 28 сантиметров, фотографий. Присутствующих в конференц-зале было не меньше сотни — сотрудники ФБР из Манхэттена, Куинса, Бронкса, Бруклина и Стейтен-Айленда. То есть все special agents — специальные агенты, которых можно и нельзя было оторвать от охоты за воротилами наркобизнеса, убийцами, грабителями банков, похитителями детей и главарями итальянской, корейской, русской, кубинской и прочих нью-йоркских мафий, — все сидели сейчас на 18-м этаже стеклянно-зеленого небоскреба на Федерал-Плаза, 28. Многих из них Марк хорошо знал, некоторых никогда не видел, но и те и другие были, конечно, сливками сливок ФБР. Уж если Фаррон сгреб сюда даже половину отдела контршпионажа и если тут, помимо сотрудников ФБР, сидит еще человек двадцать из службы «Секретный сервис» и Агентства национальной безопасности…

А ведь всего пять дней назад, когда эту пленку переслали в ФБР из полицейского участка Ист-Сайда — восточной стороны Нью-Йорка, все оперативные дежурные ФБР были уверены, что выжженная грудь — это, конечно, бред очередной шизофренички. Запах горелого мяса — бррр! И как только у этих умников из полиции хватает времени заниматься такой ерундой! Да еще дергают ФБР!

Но через двадцать минут после допроса первой жертвы (Катрин Хилч, 32, одинокая, 66-я Восточная улица, 43, в Манхэттене) еще одна молодая женщина с точно таким же ожогом на месте правой груди вызвала полицию. И тоже на Ист-Сайде. А спустя десять минут — еще шесть! И затем в течение пяти ночей это обрушилось на город таким валом, что теперь ни один из агентов, глядя и слушая видеозаписи допросов пострадавших женщин, не позволит себе ни ухмылки, ни брезгливой гримасы. Они держали в руках сто шестьдесят женских фотографий, и все — со свежими ожогами на месте правой груди! Словно первая ночь была как бы пробной, пристрелочной — только восемь выжиганий, но зато уже во вторую ночь — двадцать шесть, в третью — сорок, в четвертую — тридцать семь, а в ночь на сегодня — сорок девять! И каждая из пострадавших — молодая одинокая белая женщина из среднего и выше среднего класса. Ист-Сайд, Ривер-Сайд, Гринвич-Виллидж, Баттэри-Таун — самые престижные районы Манхэттена. У всех — квартиры или студии в домах с круглосуточной охраной или с системой полицейской тревоги. Но даже тщательный обыск этих квартир опытными детективами и экспертами полиции и ФБР не дал никаких результатов — ни следов преступников, ни отпечатков их пальцев. И собаки оказались бессильны — во всех 160 квартирах они не нашли ничего подозрительного, разве что пару дюжин крохотных пакетиков кокаина и марихуаны. Хотя одеяла, которыми по ночам укрывались женщины, оказались действительно с прожженными дырами. Марк, которого вместе с пятью десятками манхэттенских агентов бросили в это дело еще позавчера, собственноручно упаковал два таких одеяла в пластиковые пакеты и отправил в лабораторию на химический и спектральный анализы. Впрочем, врачи манхэттенского медицинского центра «Маунт-Синай», где проходят осмотр все жертвы этой мистической эпидемии, поставили диагноз и без лабораторных анализов: ожог раскаленным предметом. А заключение лаборатории ФБР подтвердило этот вывод научно: все одеяла прожжены металлическим тавром размером с серебряный доллар.

Но даже при наличии научных анализов — что делать?

3 октября, когда сообщение о первых восьми ожогах вырвалось по двенадцатому телеканалу в утреннем выпуске новостей (а как удержишь? у журналистов в полиции свои осведомители, да и в больницах любой врач и медсестра просто мечтают появиться на телеэкранах!), так вот, в первый день нью-йоркская публика отнеслась к этой новости скептически. Выжженная грудь?! Ерунда! Если это не очередная дурацкая утка таблоидов, то новое извращение мазохисток. На кого это могло произвести впечатление? Люди давно привыкли к телевизионным ужасам куда страшнее — серийным убийствам, изнасилованиям, пыткам заложников, взрывам посольств, замерзающим детям в Боснии, ходячим скелетам в Сомали и трупам, сброшенным в шахты Хорватии. Каждый день журналисты крутят перед телезрителями земной шар и показывают им, где еще наша прекрасная планета вспучилась извержением ненависти и зверства. Люди видят это на завтрак, на обед и на ужин. Смотрят и… переключаются на другой канал. И только когда журналисты — все вместе и сразу по всем телеканалам — обрушивают на публику горы трупов или толпы голых детских скелетов со вспученными от голода животами, люди вытаскивают чековые книжки, отсылают чек в пользу жертв очередной катастрофы и — забывают о ней.

Потому что у каждого своя жизнь, свои раны и свои личные катастрофы.

Короче, первые сообщения о грудных ожогах на Ист-Сайде не произвели на ньюйоркцев никакого впечатления. Но когда на следующее утро еще двадцать шесть молодых женщин были доставлены в «Маунт-Синай Медикал-центр» со жжеными ранами вместо правой груди, дневные таблоиды тут же вынесли эту новость на первые страницы:

34 ВЫЖЖЕННЫЕ ГРУДИ ЗА ДВЕ НОЧИ —

МИСТИКА ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ?

ГДЕ МОЯ ГРУДЬ?!!

и

ПОСЛЕ ВЗРЫВА ВСЕМИРНОГО

ТОРГОВОГО ЦЕНТРА — НОВЫЙ ТЕРРОР

НА ИСТ-САЙДЕ!

Однако «серьезные» «Нью-Йорк таймс», «Уолл-стрит джорнэл» и национальное телевидение еще молчали. Они изучали, насколько эта новость реальна и — главное — достаточно ли она солидна для их уровня. Потому что одно дело взрыв во Всемирном торговом центре, гибель принцессы Дианы, авария на русской космической станции «Мир» или очередной теракт палестинцев в Израиле, и другое дело — какие-то отвратительные выжигания грудей. Каждый из трех самых знаменитых ведущих вечерних теленовостей ревниво выяснял, снизойдет ли его конкурент на другом телеканале до столь «низкопробной» новости. И так бы и тлели эти происшествия в разряде сомнительных, если бы вечером 4 октября не произошло нечто из ряда вон выходящее.

А произошло вот что. Рон Питтерс, знаменитый ведущий теленовостей Второго телеканала, выяснив буквально за минуту до своего выхода в эфир, что два его конкурента на Третьем и Первом каналах воздерживаются от сообщений насчет выжженных грудей, тут же выбросил из своей программы эту, как он выразился, «сомнительную дешевку». И вдруг его партнерша Лана Стролл, та самая знаменитая Лана Стролл, которая всегда заменяет Питтерса во время его отпусков и поездок в горячие точки планеты за специальными репортажами, — эта самая Лана вдруг разразилась истерикой. Прямо в студии.