Стивен Кинг - Мареновая роза

— Ну, не совсем как…

— … мечется по комнате, как разъяренный бык, задерживается в ванной достаточно долго, чтобы проделать пару дырок в душевой занавеске… а потом убегает. Вы хотите сказать, что все произошло именно так.

— Именно так, — подтвердила она. — Разумеется, мы не видели, как он метался по комнате, потому что находились в шкафу, зато слышали все.

— Бешеный больной полицейский проходит через все круги ада, чтобы разыскать вас; на него мочатся, ему сворачивают нос, он убивает двух полицейских, и что потом? Он продырявливает душевую занавеску и убегает? Вы это хотите мне сказать?

— Да. — Она видела, что нет смысла что-то добавлять.

Лейтенант не подозревал ее в чем-то незаконном — с самого начала относился к ней гораздо милосерднее, чем если бы она являлась подозреваемой, — но если Рози попытается усилить простое утверждение дополнительными доводами, тявканье терьера может затянуться на всю ночь, а у нее и без того разболелась голова.

Хейл перевел взгляд на Билла.

— Вы тоже утверждаете, что все произошло именно так?

Билл отрицательно покачал головой.

— Я ничего не утверждаю, — возразил он. — Последнее, что я отчетливо помню, — это когда остановил мотоцикл у полицейской машины. Сильный туман. Дальнейшее — сплошной туман.

Хейл в бессилии раздраженно стукнул кулаком по спинке стула. Рози взяла руку Билла, положила себе на колено, накрыла своей ладонью и улыбнулась ему милой улыбкой.

— Все в порядке, — успокоила она Билла. — Уверена, в свое время ты все вспомнишь, вот увидишь.

Билл обещал остаться ночевать у нее. Он сдержал свое обещание — и уснул как только голова его прикоснулась к подушке, для этого случая позаимствованной на маленьком диванчике. Рози ничуть не удивилась. Она лежала рядом с ним на узкой кровати, глядя на ватный в свете уличного фонаря туман за окном, ожидая, когда потяжелеют веки. Но сон не приходил. Сообразив, что уснуть быстро ей не удастся, она встала, подошла к шкафу, включила свет и села перед картиной, скрестив под собой ноги.

Неподвижный лунный свет лишал изображенные на картине предметы четких очертаний. Храм виделся бледной призрачной полутенью. Над ним кружили едва различимые хищные птицы. «Попируют ли они плотью Нормана сегодня, когда встанет солнце?» — подумала она. Скорее всего, нет. Мареновая Роза отправила Нормана туда, куда птицы не заглядывают.

Она смотрела на картину еще какое-то время, затем провела по ней рукой, ощущая кончиками пальцев шероховатость затвердевшей краски на полотне. Прикосновение успокоило ее. Она выключила свет и улеглась на кровать. В этот раз сон пришел очень быстро.

В первый день жизни без Нормана она проснулась — и разбудила Билла — очень рано. Она проснулась от собственного крика.

— Я плачу! Я плачу! О Боже, ее глаза! Ее черные глаза!

— Рози! — воскликнул он, тряся ее за плечо. — Рози!

Она посмотрела на него, сначала не узнавая, чувствуя, что лицо ее влажно от пота, пропитавшего и ночную рубашку, ощущая прилипшую ко всем впадинам и выпуклостям тела хлопковую ткань.

— Билл?

Он кивнул.

— Да, это я. Я с тобой. С тобой все в порядке. Мы в полном порядке.

Невольно содрогнувшись, она прижалась к нему всем телом, наслаждаясь исходившим от него спокойствием, которое очень скоро превратилось в нечто совсем другое. Она лежала под ним, сжимая правой рукой запястье левой, прижимая его к себе, и когда он проник в нее (прежде, с Норманом, она никогда не знала ни такой нежности, ни такой уверенности), взгляд ее обратился к джинсам, валявшимся на полу рядом с кроватью. В кармашке для часов пряталась крохотная керамическая бутылочка, где оставалось, насколько она могла судить, по крайней мере три капли горьковатой черной воды — а то и больше.

«Я выпью, — подумала она за миг до того, как утратила способность связно мыслить. — Выпью, обязательно выпью, конечно, выпью. Я все забуду, и это к лучшему — кому нужны такие сны?»

Но существовала и глубинная часть ее сознания — гораздо более глубокая, нежели старая подруга Практичность-Благоразумие — и именно оттуда пришел ответ: ей нужны такие сны, вот кому. Ей. Да, разумеется, она сохранит бутылочку и ее содержимое, но не для себя. Потому что человек, забывающий о прошлом, склонен повторить прежние ошибки.

Она подняла глаза и посмотрела на Билла. Он взглянул на нее сверху вниз широко раскрытыми глазами, подернутыми дымкой удовольствия. Он растворился в ней, и она растворилась в нем, позволяя увести ее туда, куда он стремился ее увести, и они оставались там долгое, долгое время, отчаянно храбрые моряки, пустившиеся в плавание на маленьком кораблике ее кровати.

Ближе к середине утра Билл рискнул выйти из дома, чтобы купить воскресную газету и заодно прихватить свежих булочек к завтраку. Рози приняла душ, оделась и присела на край кровати, похлопывая босыми ногами по полу. Она ощущала парящие над простынями отдельные запахи каждого из них, а также тот, который они создали вместе. Она подумала, что никогда не знала более приятного запаха.

А что самое прекрасное? Ну, это легко. На пододеяльнике нет крови. Ни на пододеяльнике, ни в других местах.

Ее джинсы почему-то мигрировали под кровать. Она выудила их, подцепив штанину пальцами ноги, затем извлекла из потайного кармашка крохотную бутылочку. Она отнесла джинсы в ванную, где за дверью стояла пластмассовая корзина для белья. Бутылочка на время отправится в аптечку; она легко спрячется за пузырьком мотрина. Прежде, чем бросить джинсы к остальной грязной одежде, она порылась в других карманах, следуя скорее давней привычке, чем ожидая найти там что-то… но тут ее пальцы наткнулись на какой-то предмет на дне используемого гораздо чаще переднего левого кармана. Она вытащила предмет, положила его на ладонь и вздрогнула, услышав отчетливо зазвучавший в голове голос Мареновой Розы: «Сувенир… поступай с ним так, как считаешь нужным».

Нормановское кольцо выпускника Полицейской академии.

Она надела его на большой палец, поворачивая и так, и этак, подставляя под поток света, проникавший в ванную через небольшое окошко с матовым стеклом. Свет поблескивал на словах «Служба, верность, общество». По ней снова пробежала дрожь, и на мгновение почудилось, что Норман вот-вот материализуется рядом со своим бессменным талисманом.

Полминуты спустя, когда бутылочка Доркас была надежно запрятана в шкафчике аптечки, она вернулась к смятой постели, в этот раз не обращая внимания на все еще витавший запах мужчины и женщины. Сейчас ее внимание приковала прикроватная тумбочка; о ней она думала, на нее смотрела. В тумбочке есть ящик. Туда она и положит нормановское кольцо — на время. Позже Рози решит, что с ним делать, пока что ей хотелось побыстрее убрать его с глаз долой. Опасно оставлять кольцо на виду, особенно если учесть, что лейтенант Хейл непременно забежит на огонек с неистощимым запасом старых вопросов, пополнившихся несколькими новыми, и, пожалуй, не стоит дразнить гусей, выставляя напоказ нормановское кольцо выпускника Полицейской академии. Совсем не стоит.

Она выдвинула ящик, сунула руку поглубже, чтобы оставить кольцо в дальнем углу… да так и замерла с вытянутой рукой.

В ящике уже находилось кое-что. Клочок синей ткани, аккуратно сложенный конвертиком. По всей поверхности проступали пятна маренового цвета, похожие на капли полузасохшей крови.

— О мой Бог! — прошептала она. — Семена!

Рози достала сверточек, некогда являвшийся частью дешевой хлопковой ночной рубашки, присела на кровать (ноги вдруг отказались держать ее) и положила его на колени. Мысленно она услышала голос Доркас, предупреждающий ни в коем случае не пробовать плоды на вкус, даже не подносить ко рту пальцы, которые касались семян. Помгранатовое дерево, вспомнила Рози, но что это за растение на самом деле?

Она отвернула края ткани и посмотрела на семена. Сердце в груди мчалось, как скаковая лошадь.

«Выбросить их, — подумала она испуганно. — Выбросить сейчас же».

Оставив кольцо покойного мужа под настольной лампой — им она займется позже, — она вернулась в ванную, неся лоскут с семенами на раскрытой ладони перед собой. Рози не знала, как долго отсутствовал Билл, ибо потеряла счет времени; понимала только, что он скоро должен вернуться.

«Пожалуйста, — взмолилась она, — пусть очередь в булочной окажется длинной».

Она подняла крышку унитаза, опустилась на колени и взяла двумя пальцами первое семечко. До этого ей подумалось, что, возможно, перейдя в этот мир, зернышки лишились своей колдовской силы, но кончики пальцев моментально онемели, доказывая обратное. Пальцы потеряли чувствительность, но впечатление было не таким, словно она отморозила их; скорее ей казалось, будто странная амнезия передается от семян самой плоти. Тем не менее Рози не сразу рассталась с зернышком.