Уоррен Мерфи - Последний бой

Позже он будет всем говорить, что так и не понял, что произошло. Но, находясь там, в центре круга, он почувствовал, как его рука вошла в упругую грудь воина, чье тело после ответного удара перевернулось в воздухе вокруг руки Эшли, как спица колеса вокруг оси, и боец с грохотом упал на ковер. Эшли так и остался стоять с вытянутой рукой. Тело воина судорожно дернулось, и из-под шапки черных жестких волос на белом ковре появилась капля крови.

– Я только слегка толкнул, – словно оправдываясь, сказал Эшли.

Раздались слабые аплодисменты, и на ковер выбежал врач, а Эшли все повторял, что он лишь толкнул соперника. Так оно и было на самом деле.

Он поклонился зрителям, среди которых теперь было много взволнованных лиц.

– Жив, – сказал врач. – Он будет жить!

– Он жив, – объявил руководитель соревнований.

– Вероятно, у него только сотрясение мозга, – сказал врач. – Носилки. Давайте носилки!

Вот так все и началось. Потом был обед с Уинчем, во время которого Эшли узнал об ином понимании совершенства, пугающем в своей простоте. Всю свою жизнь Уильям Эшли имел диаметрально противоположное представление о совершенстве. Он наивно полагал, что достижение его и было целью всех восточных боевых искусств. Но оказалось наоборот – совершенство являлось их источником.

Как объяснил мистер Уинч, существовало учение, раскрывавшее природу вещей и путь к совершенству. В глубокой древности на Востоке был всего один вид боевого искусства. Он дал начало всем остальным, со своими различными законами и особенностями тренировки. И чем больше они отличались от основного учения, тем они становились менее совершенными.

– Я могу этому научиться? – спросил Эшли.

Они сидели в японском ресторане напротив Мэдисонсквер гарден, где подавали более или менее сносное териаки. Эшли ловко орудовал палочками, подцепляя овощи и кусочки мяса вместе с острым соусом. На тарелке Уинча лежала лишь горсточка риса, с которой он, казалось, никогда не справится.

– Нет, – ответил Уинч. – Нельзя вместить океан в коньячную рюмку.

– Вы считаете, что я недостоин такой чести?

– При чем тут моральные оценки? Разве рюмка не достойна океана? Она недостаточно хороша для него? Или чертовски плох? Нет. Рюмка есть рюмка, и в нее войдет ровно столько соленой воды, сколько и положено. И вы получите рюмку, полную соленой воды. Это и не хорошо, и не плохо. Но не более.

– Должен сознаться, – сказал Эшли, – что в первый момент, когда я увидел, что воин «обезьяны» упал, то понадеялся, что он мертв. Я продолжал повторять, что лишь толкнул его, но сам воображал, что... что убил его, и действительно рассчитывал, что убил его, надеясь прославиться.

Мистер Уинч улыбнулся, откинулся назад и положил короткие узловатые желтые руки с длинными ногтями на стол.

– Позвольте, я объясню вам, что такое совершенство. Все те приемы, каким вы научились, имеют в своей основе одну цель – убийство. И это не игра, в которую вы и вам подобные превращаете боевые искусства. Тот, кто лишь играет, не устоит и перед ребенком, выполняющим все всерьез. Вы почувствовали то, что и должны были почувствовать, – желание убить воина «обезьяны», потому что в этом и заключена исконная суть всех боевых искусств. Убивать.

– Я хочу достичь совершенства.

– Для чего? Оно вам не нужно.

– Мне это необходимо, мистер Уинч. Я должен достичь его. Раз у меня только одна жизнь и единственное дело в этой жизни, то я должен достигнуть в нем совершенства.

– Вы не слушали меня, но это значит, что вы и есть та самая «рюмка», а я знаю таких и знаю, на что они способны. Так вот, говорю вам – плата за обучение высока.

– У меня есть сбережения.

– Очень высока.

– Сколько?

– Много.

– Деньгами?

– Деньгами, – сказал Уинч, – двадцать тысяч долларов.

– Я могу дать вам девять тысяч сейчас, а потом выплатить остальное.

– Дайте мне восемь тысяч. Вам еще потребуется на дорогу.

– Я не могу выехать из страны без разрешения. Таковы условия моей работы.

– Вы связаны с ЦРУ?

– Нет, кое-что другое.

– Ну, тогда, моя дорогая «рюмка», забудьте об этом. Оно и к лучшему: плата очень высока.

– А вы не могли бы тренировать меня здесь?

– Дело не в этом, – сказал мистер Уинч. – Здесь я вообще не веду занятий, моя школа находится в Шотландии.

– Это за границей. Черт возьми! Правда, все же с нашей стороны «железного занавеса»... Может быть, против Шотландии мое начальство не будет возражать.

– Они согласятся, дорогая «рюмка», согласятся. В англоязычных странах люди невероятно доверчивы, когда дело касается других англоязычных стран. Жду вас в замке Килдонан с восемью тысячами долларов.

Билл Эшли ничего не сказал жене о восьми тысячах долларов и спрятал от нее чековую книжку. Он не знал, что скажет ей, когда все-таки придется это сделать. Да, он должен будет рассказать, но это будет потом, после того как он достигнет совершенства в той мере, в какой будет способен это вделать.

С работой дело обстояло сложнее. Хотя Агентство национальной безопасности использовало Фолкрофт только как прикрытие для работы по созданию банка данных, которой занимался Эшли, все же он должен был получить разрешение на отпуск у директора санатория, доктора Харолда В. Смита.

Эшли всегда строго соблюдал все формальности, имея дело с этим сухим, колючим стариком, уроженцем Новой Англии, считавшим, что данные, которые собирал Эшли, имеют отношение к медицине. Перед встречей с доктором Смитом Эшли всякий раз уточнял по своей записной книжке, над чем он официально работает в данный момент.

Одно обстоятельство всегда казалось ему странным. У доктора Смита, который, судя по всему, не был осведомлен об особых функциях своих сотрудников, стоял компьютер, и если только АНБ не заблокировало его каким-то хитрым способом, то Смит теоретически имел доступ к любой информации, хранившейся в базе данных санатория.

Впрочем, Эшли был уверен, что АНБ вряд ли бы допустило, чтобы тот, кто служит прикрытием, знал, что именно он прикрывает. Все же наличие компьютера вызывало беспокойство уже тем, что рождало подозрения о возможности для директора санатория иметь доступ к сверхсекретной информации, причем настолько сверхсекретной, что каждый программист работал изолированно и не имел права общаться с коллегами.

– Так вы хотите взять отпуск? – спросил Смит. – Не рановато ли?

– Да, но я бы с толком использовал его, сэр.

– Понимаю. А куда вы с женой собираетесь?

– Вообще-то на этот раз я хотел поехать один. Мне нужно хорошо отдохнуть.

– Понятно. Вы часто отдыхаете один?

– Случается...

– И когда это было в последний раз?

– В тысяча девятьсот шестьдесят втором году, сэр.

– Тогда вы еще не были женаты, не так ли?

– Да. Если вас это интересует, сэр, у меня сложные отношения с женой, и я хотел бы какое-то время побыть один, недолго.

– Вы считаете, что если не пойдете в отпуск, то это отрицательно скажется на вашей работе? – спросил Смит.

– Да, сэр.

– Ну, тогда у меня нет возражений против вашего отпуска. Вы можете взять его, скажем, в конце месяца.

– Благодарю вас, сэр.

– Всегда рад встрече с вами, Эшли. Вы хороший человек.

Когда они пожали друг другу руки, Эшли улыбнулся – откуда Смиту знать, хороший ли он человек или отъявленный негодяй? Любопытный парень, этот Смит, он отчего-то боится солнечного света. Насколько Эшли было известно, такие непропускающие солнечный свет стекла, как в кабинете Смита, были только в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли и в штаб-квартире АНБ в Вашингтоне.

Уладив формальности со Смитом, Эшли запросил свое непосредственное руководство в Вашингтоне. Ответ был положительный.

Как того требовал порядок, перед отпуском Эшли был отстранен от секретной работы и занимался второстепенными делами. За день до отъезда он перевел все деньги со сберегательного на кредитный счет. Он с удовольствием отдал бы деньги Уинчу наличными, но если бы его шеф узнал – а ему могли сообщить – что Эшли, уезжая в отпуск за границу, снял со счета восемь тысяч долларов, то вокруг него собралось бы больше агентов, чем муравьев на куске сахара.

Он был уверен, что мистер Уинч возьмет и чек, куда он денется. Ведь у Эшли ничего больше не было.

– Вам придется подождать, пока ваш чек будет оплачен, дорогая «рюмка», – сказал ему мистер Уинч, когда Эшли провели в самую холодную из отапливаемых комнат под названием «хозяйские покои замка Килдонан». – Чек – это только обещание денег, но не сами деньги.

К тому времени, когда по чеку были получены деньги, Эшли уже жалел об этой затее – так сильно болели спина и руки от долгого ожидания в позе почтения на холодном деревянном полу. А ведь за двадцать тысяч долларов с ним могли бы заниматься индивидуально, а не в группе, где, кроме него, было еще трое.

Все они были моложе его, физически сильнее и лучше подготовлены. Мистер Уинч дал Эшли возможность понаблюдать за ними. Удары были ему знакомы, но техника исполнения значительно проще. Повороты выполнялись гораздо резче, чем когда-либо доводилось видеть Эшли.