Итан Блэк - У Адских Врат

— Появился полицейский патруль. Ничего другого не оставалось, — замечает Леон тусклым, безразличным голосом.

— Ты ведь побывал у него в квартире, — говорит Тед.

— В морозилке лежала пицца.

— Меня не интересует, чем он питается.

— Я знаю, о чем вы спрашиваете. Это не тот человек.

Тед высок и худ. До тридцати пяти он участвовал в соревнованиях по сквошу. Крохотные прямоугольные очки придают ему слегка недоуменный вид, но подчеркивают жестокий взгляд, если он смотрит поверх стекол. От такого взгляда у парней в барах сжимаются кулаки, зато это хорошо действует на подчиненных в кабинетах. Глаза холодны, как мрамор. Лицо длинное и невозмутимое. Густые, песочного цвета волосы коротко подстрижены, макушка по-мальчишески вихрится; Тед уже начал седеть. Легкий шерстяной костюм из мягкого кашемира. Веселенькие красные подтяжки лишь подчеркивают консервативность стиля. Письменный стол уставлен фотографиями прелестной девочки-подростка, играющей в теннис. Гибкая фигурка напоминает сложение Теда.

Девочка кажется счастливой.

Леон ниже ростом, зато шире в плечах и плотнее. Этот человек проводит жизнь не в кабинете, судя по тому, как сидит на нем пиджак от Армани — в тонкую полоску, на двух пуговицах. Вид у него спокойный и расслабленный. Узел на полосатом шелковом галстуке завязан идеально. Кожа загорелая, как у моряка, а лицо умное, широкое, плоское. Интригующие черты, да еще и чуть заметный акцент, — многие женщины гадают о его происхождении. Диапазон догадок широк: Марокко, Евразия, Аргентина, Россия? Женщины всегда выбирают нечто экзотичное. Что-то в этом человеке подсказывает, что прибыл он издалека.

Леон разворачивает швейцарскую шоколадную конфету в фольге.

— В любом случае мы должны все закончить дней за пять.

— Полиция найдет его раньше.

Стоун отрывается от телескопа. Бок пожимает плечами.

— В этой стране полицейским даже не разрешается бить людей, — говорит Леон. — А как тогда добиться результата?

— Время от времени им везет.

— Никто и никогда не называл встречу со мной везением.

За окном в лучах восходящего солнца горят Адские Врата. Кровавый свет стекает по башням Мидтауна, растекается по тросам моста, окрашивает лоскуты тумана над рекой. Сверху буксиры напоминают армию трудолюбивых муравьев. Механизированный поток, вливающийся в Адские Врата.

У Теда звонит телефон, и двое мужчин напряженно смотрят друг на друга — под внимательным взглядом дюжины пар широко раскрытых глаз. Вот деспотичный Георг III на подлинном портрете кисти Ричарда Баррингтона; 1779 год. Унылое высокомерие во взгляде герцога Корнуэлльского, в левой руке шпага, правая рука — на бедре; 1693 год. Ненасытное желание в черных зрачках испанской инфанты Марии-Ансонии, обрученной с принцем Вильямом Английским, дабы связать два королевских семейства. Брак не удался.

Стулья куплены в аукционном доме «Кристи». В стеклянной витрине красуются пистолеты с рукоятками красного дерева; при Ватерлоо из этого оружия стреляли во французских драгунов. Гобелен со сценами охоты некогда скрывал пятно от воды на стене замка в восьми милях от Инвернесса. Британские войска разграбили замок, и гобелен отправился в Лондон, а потом несколько раз сменил хозяев: им владели угольный магнат из Пенсильвании, продюсер из Чикаго, разработчик программного обеспечения из Силиконовой Долины и, наконец, любитель британского антиквариата Тед Стоун.

Возможно, в Бока есть французские предки, думает Тед, вспоминая, как насмешливо тот смотрит на британскую живопись и как пафосно благоговеет перед едой. Как будто они никогда не делают ошибок. Они пресмыкались перед Гитлером. Они продают комплектующие для ядерного оружия всем подряд. Они проиграли войну с алжирцами, их дважды пришлось спасать от немцев. Но попробуй съесть гамбургер на глазах французского курьера, который и среднюю школу-то не закончил, и он посмотрит на тебя как на гориллу.

— Я хочу, чтобы за этой квартирой установили постоянное наблюдение, Леон.

— Разумеется.

— И хочу знать, придет ли туда полиция.

Вид у Бока невозмутимый; это равнодушие культивировали почти две тысячи лет. Должно быть, всем его предкам, не умевшим повалить дуб одним лишь презрительным взглядом, запретили размножаться еще во времена эдак Карла Великого, а теперь, столетия спустя, этот человек способен лишь на скупую усмешку. Бок умеет напустить абсолютно пренебрежительный вид, не шевельнув ни одним мускулом. На лице у него словно написано: «Я, по-твоему, что, дурак? Думаешь, я прилетел из Сантьяго, Бонна или откуда там еще ты меня вытребовал и не знаю, что делать?»

— Установи имя любого полицейского, который там появится, и номер его водительского удостоверения, — требует Тед.

— Полагаю, я управлюсь за три дня — раньше, чем ваш воображаемый везучий полицейский сумеет понять, что происходит.

Теда захлестывает теплый поток облегчения, ему очень хочется поверить, что так и будет. Но Бок пожимает плечами.

— Впрочем, торопиться тут нельзя, — говорит он. — Это вам не точная наука. Возможно, мне понадобится еще десять дней, а не три.

Тед Стоун возвращается к телескопу — давая понять, что разговор окончен. Через полминуты дверь у него за спиной закрывается.

Внизу, на реке, солнце окрашивает воды Адских Врат золотом — цвет дублонов, тисненых акционерных сертификатов и южноафриканских крюгеррандов, которые Тед собирал в качестве альтернативы для ценных бумаг.

Рубашка пропотела насквозь, несмотря на кондиционер.

«Не надо было это вообще начинать. И никак нельзя затягивать больше чем еще на пять дней. Пожалуйста, пожалуйста, пусть все закончится меньше чем за пять дней».

Бессознательно он принимает ту же позу, что и король Карл на портрете, законченном за две недели до победы американцев в Войне за независимость. На портрете вид у Карла довольно уверенный, даже надменный, но, быть может, это только игра. Быть может, он тоже был охвачен страхом. Быть может, делал вид перед художником, а сам заходился безмолвным криком от ужаса.

«Если кто мне и поможет, то только Леон».

— Так, значит, вот они, Адские Врата, — говорит Камилла.

Воорт открывает глаза и заслоняет их от теплого полуденного солнца. Рядом с ним на пляжном полотенце — эффектная блондинка в черном бикини на шнуровке. Мечта мальчика-подростка во плоти.

Воорту нравятся ее длинные волосы, упругое тело спортсменки, загорелая, гладкая кожа, подчеркивающая яркую голубизну ирландских глаз.

В зеленой листве берез и дубов позади полоски пляжа сидят перелетные танагры — маленькие и яркие. Два складных каяка — желтый для Воорта, красный для Камиллы — лежат на берегу, оставленные здесь два часа назад.

— Даже не верится, что мы в центре Нью-Йорка, — замечает она.

— Готова вернуться через Врата?

— Уснуть во время спора — не значит победить в нем.

— Я уснул потому, что устал.

— А все потому, что уже несколько недель пашешь за себя и за Микки. Работаешь без напарника. Если попадешь в переделку, Воорт, кто будет спасать твою прекрасную крепкую задницу?

Хороший день, несмотря на пикировку. Можно расслабиться. Первый выходной за две недели.

— Что бы там ни было, он справится, — отвечает Воорт, понимая, что скорее всего лжет.

Она расчесывает волосы, наклоняется ближе. Даже когда Камилла сердится, губы у нее восхитительные.

— Это уже интересно, потому что ты даже не знаешь, в чем причина, — говорит Камилла. — Ты ему: «Привет, Микки!» — он в ответ: «Да». Конец беседы. И что делать?

— Отдать все внимание прекрасным барышням, — отвечает Воорт. Он неплохо знает проблемы Микки и рисковал работой, защищая лучшего друга.

— В жизни не слышала, чтобы так бездарно и нахально уходили от темы, — усмехается Камилла.

— Ага. Но тебе же нравится, — улыбается в ответ Воорт.

Что-то такое появляется в женщине, когда ты наконец решился. Какое-то ощущение надежности, отметающее прежние вопросы. Сон становится крепче. Тебя наполняет уверенность, о которой прежде ты и не догадывался. Понимаешь, чего тебе не хватало.

— По крайней мере поговори с Микки, — просит она.

— Знаешь, что говорят об ирландских женщинах? — Воорт встает и начинает собирать остатки ленча. — Они не умирают. Просто потихоньку тают под ветром. И через некоторое время остается лишь недовольный голос у очага.

— А знаешь, что говорят о голландских мужчинах? — парирует она. — Они не умирают — просто потому, что вообще не жили.

— Ладно, на этот раз я с ним и правда поговорю.

Ее поцелуи по-прежнему заводят его. Любые разногласия между ними в эти дни — ничто по сравнению с преградами, которые они преодолели. Сначала самый богатый коп Нью-Йорка три месяца ухаживал за упрямой красавицей режиссером. То было время самых восхитительных сексуальных переживаний в жизни Воорта; и ее темперамент — ритм жизни — соответствовал его. Но было и что-то еще, не поддающееся определению. Какое-то сводящее с ума изначальное родство.