Генри Слезар - Потерянная собака

Когда Джордж вошел, в кабинете царил полумрак. Фролич сидел на краешке стола, поигрывая металлической авторучкой. Джулия по-прежнему располагалась на том же стульчике: плечи опущены, руки безвольно сложены на коленях. Ее большие глаза были закрыты.

— Она уже…

— О! да, — ответил доктор. — Ваша жена очень хороший пациент. Нам понадобилось не более десяти минут. А сейчас я вас попрошу сесть в другом конце комнаты и сидеть тихо, пока я буду задавать вопросы.

Джордж занял место в противоположном углу рядом со шкафом, заполненным книгами. Врач наклонился к своей больной.

— Теперь вы можете открыть глаза, Джулия.

Она открыла их. Ее взгляд не был остановившимся, но в нем не читалось никакого интереса. Джордж с трудом сглотнул слюну.

— Знаете ли вы, Джулия, какой сегодня день?

— Да, среда.

— Нет, вы ошибаетесь, сегодня пятница, Джулия. Верно?

— Да, пятница.

— Нет, Джулия, сегодня не пятница. Теперь вы знаете, какой сегодня день?

Джулия колебалась, шевеля губами.

Врач глянул в сторону ее мужа:

— Я это делаю нарочно. Хочу сбить у нее представление о времени.

Он продолжал задавать свои вопросы до тех пор, пока она не подтвердила, что не знает ни месяца, ни года.

— Джулия, послушайте меня. Сейчас я попрошу вас вернуться в прошлое. Вы опять станете ребенком. Вы проживете заново вашу жизнь, начиная с того времени, когда вы были совсем маленькой девочкой. Вы увидите, услышите, почувствуете все то, что видели, слышали, чувствовали в вашем раннем детстве. И вы скажете мне все, что я хочу знать: что вы видите, слышите, чувствуете. Вы ответите на все мои вопросы. Итак, я начинаю…

Он слегка наклонился вперед, и едва уловимое изменение произошло с тонкими и напряженными чертами лица Джулии.

— Вам один год, Джулия. Вы годовалый младенец. Скажите мне, боитесь ли вы собак?

Джордж Смоллетт вздрогнул, когда услышал голос своей жены. Он прозвучал тонко, неразборчиво, странно и не казался принадлежащим ей. Даже доктор Фролич, похоже, был удивлен.

— Нет, — ответил странный голос. — Нет, я не боюсь собак…

— Теперь вам два года, — продолжил доктор. — Вам два года, Джулия. Боитесь ли вы собак?

— Нет, — снова ответил голос, и лицо Джулии сделалось жеманным и кривляющимся. — Нет, я не боюсь «гав-гав». Я не боюсь…

— Вам три года, Джулия. Скажите мне, вы боитесь собак?

Голос окреп:

— Нет, не боюсь.

— Вам четыре года, Джулия. Вам четыре года.

Годы детства проходили и отражались на ее лице и в голосе. Затем доктор сказал:

— Вам десять лет, Джулия. Теперь вам десять лет. Боитесь ли вы собак?

Именно этого момента ждал доктор Фролич. Кривляющееся лицо стало меняться, и хрупкое тело молодой женщины заерзало на стуле. Ладони сжались, и кулаками она принялась тереть свои большие глаза. Потекли слезы.

— Топпер, — говорила она, всхлипывая, — Топпер…

Нетерпеливо и жадно доктор Фролич спросил:

— Кто такой Топпер, Джулия?

— Топпер, — плакала девочка, — бедный Топпер!

— Кто такой Топпер, Джулия? Это собака?

— Да, — подтвердила она. — Да, Топпер моя собака. Топпер хорошая собака.

— Где Топпер сейчас, Джулия?

— Топпер умер, — жалобно зарыдала она. — Они охотились за ним. Они убили Топпера! И это я виновата! Я виновата.

Рыдания резко прекратились, и юный голос стал жестким:

— Это он виноват. Это Бобби виноват.

— Кто такой Бобби, Джулия?

— Я его ненавижу.

Она ударила кулаком по колену, затем продолжила:

— Я его ненавижу! Он злой. Бобби злой!

— Кто, Джулия? Бобби это один из ваших друзей?

— Я его ненавижу. Он меня дразнит. Он без конца меня дразнит. Я рада, что сделала это. Я рада. Только не убивайте Топпера. Я вас умоляю, не убивайте Топпера!

Фролич смахнул пот со лба.

— Я хочу, чтобы вы мне сказали все, Джулия. Я хочу, чтобы вы мне рассказали о Бобби и Топпере. Бобби это маленький мальчик? Это один из ваших родственников?

— Нет. Бобби живет в соседнем доме. Ему двенадцать лет. Он дергает меня за волосы, и он порвал мое платье. Он засовывает мне грязь в обувь, и он бросил камнем в Топпера.

Ее глаза тревожно расширились:

— Мама! — завизжала она. — Мама!

Крик был настолько пронзительным, что Джордж вскочил со стула. Жестом доктор усадил его на место.

— Что случилось, Джулия? Почему вы зовете свою мать? Что случилось с Бобби?

— Он убил его! Он его убил! — визжал голос десятилетней девочки.

— Кто? — спросил Фролич громко. — Кто?

— Я его предупреждала, — рыдала Джулия, и ее плечи тряслись. — Я ему говорила, что сделаю это. Я ему говорила.

И еще раз рыдания прекратились с поразительной быстротой. Тело женщины выпрямилось, руки скрестились на груди. Но особенно заметная перемена произошла в ее глазах. Они сузились, взгляд потерял возраст и принял выражение ужасающего коварства.

— Ищи его, — шептал голос девочки. — Ищи его, Топпер. Убей его! Убей его!

— О! Боже! — воскликнул Джордж.

— Я вас прошу, — гневно отмахнулся Фролич. — Джулия, послушайте меня. Я хочу, чтобы вы успокоились. Я хочу, чтобы вы мне все ясно объяснили. Это вы натравили Топпера на Бобби? Вы приказали своей собаке напасть на Бобби?

Ее тело обмякло, и она утвердительно кивнула головой.

— Он покусал Бобби? Топпер загрыз его?

— Нет, — вздохнула она. — Он напал на Бобби, он покусал его, но не загрыз. Он только прокусил ему шею, но они убили Топпера. Они убили мою собаку. Это я виновата. Я…

Ее голос ослаб, замер.

Фролич коротко глянул на мужа:

— Оставьте нас, мистер Смоллетт. Думаю, будет лучше, если вы подождете в приемной.

Джордж шумно выдохнул и вышел.

Четверть часа спустя шторы были раздвинуты, и сцена уже не казалась кошмарным сном из далекого прошлого. Доктор Фролич, снова ставший за своим столом жизнерадостным человеком, разражался профессиональным весельем, глядя на супружескую чету.

— Итак, миссис Смоллетт, теперь вы все знаете. Эта история, эта крошечная трагедия ребяческой наивности и была причиной вашей проблемы. Вы испытывали очень сильное чувство вины. Вы упрекали себя за то, что случилось с маленьким Бобби, в то время как, по всей вероятности, вы вовсе не были виноваты. Но вы желали, чтобы Топпер отомстил ему, и неожиданно ваше тайное желание стало явью. Поэтому вы и обвинили себя в преступлении. И это обвинение приговорило вас к наказанию страхом, от которого вы теперь навсегда освобождены.

Он бросил взгляд в окно.

— Посмотрите, светит солнце. Будем считать это символом, Джулия?

Она улыбнулась ему.

Три недели спустя, когда Джулия Смоллетт возвращалась с утренней прогулки, в прихожей зазвонил телефон.

— Миссис Смоллетт? Это доктор Фролич.

— О! добрый день, доктор. Очень рада вас слышать.

— Я лишь хотел узнать, как у вас дела. Мне кажется, на вчерашний день у нас была назначена встреча. Вы о ней забыли?

— О! Господи, у меня это совсем вылетело из головы.

Он засмеялся от всей души.

— Думаю, незачем искать далеко причину этой забывчивости. Просто, вы чувствуете себя чересчур хорошо, чтобы вспомнить о враче.

— Да, вы правы, — сказала она, — уже много лет я не чувствовала себя так хорошо. Вы меня полностью излечили… от, Бог мой, ну вы знаете… от моих страхов. Я действительно очень люблю Аттилу.

— Аттила? Так зовут вашу собаку?

— Да, ее привел Джордж. Я уже привыкла к ней.

— Ну и славно. Я только хотел напомнить. Не зайдете ли на будущей неделе в это же время?

— Хорошо, доктор, обязательно.

Она положила трубку. Затем поднялась по лестнице, покрытой ковром, на второй этаж. Когда она вошла в комнату Джорджа, Алиса, горничная, заканчивала уборку. Джулия приблизилась к окну и стала смотреть на лужайку, где в тени одинокого дерева спокойно лежал датский дог.

— Вы все глядите на пса, миссис Смоллетт?

— Да, Алиса, но почему ты спрашиваешь?

— Не знаю, миссис Смоллетт. Не доверяю я этому зверю. Это собака для убийства, говорю вам.

— О! Алиса!

— Я серьезно, миссис Смоллетт. Помяните мое слово: в один прекрасный день этот пес загрызет кого-нибудь насмерть.

Она вышла, продолжая бурчать. Джулия подождала немного, потом медленно приотворила ореховую дверцу платяного шкафа. Сняла с плечиков твидовый пиджак, который муж предпочитал носить с кожаными нашивками на локтях, и перебросила его через руку.

Затем спустилась, вышла из дома и направилась к одинокому дереву на лужайке.

День был великолепным. Аттила терпеливо ждал, чуть приоткрыв пасть, словно улыбаясь; его большой красный язык и огромные белые клыки блестели на солнце.

Джулия погладила массивную голову, потом достала из-за спины пиджак.

— Ищи его, Аттила, — выдохнула она с дикостью, проводя пиджаком Джорджа перед носом пса. — Ищи его, Аттила! Ищи!