Брижит Обер - Укус мрака

– Вижу, вы, как всегда, в своем репертуаре. Старый шериф с ягодицами величиной с кокосовый орех.

Уилкокс засмеялся, и на расстоянии более трех тысяч километров Марвин услышал, как булькает пиво в его горле.

– «Coors» или «Bud»? – спросил он.

– С тех пор как моя последняя бутылка «Coors» оказалась полна крови, я перешел на «Bud». Саманта приезжает в Миннеаполис сегодня вечером. Она хочет навестить ребят. Будете возражать, мистер Порядок и Правосудие?

– Нет, не думаю. И даже нахожу, что вы правы, Герби. А что Рут… Вы что-нибудь о ней знаете? Она все также в Лас-Вегасе?

– Ага. Кажется, она превратилась в игральный автомат со светящимися кнопками вместо глаз. Думаю, она кого-то там нашла, – добавил Герби игривым тоном.

– Рут? Это в ее-то возрасте?

– Да ей всего восемьдесят лет, Марвин. Идите в ногу со временем, старина!

Они обменялись еще несколькими ничего не значащими замечаниями, договорившись созвониться через два дня.

Уилкокс в задумчивости повесил трубку. Ему показалось, что Марвин чем-то озабочен. Может быть, он тоже плохо спит? Уилкокс сделал хороший глоток пива, но это не помогло ему отделаться от беспокойства, возраставшего вот уже несколько недель. «Депрессия, конечно, будет еще возвращаться», – сказал им военврач, осматривавший их по прибытии в военный лагерь Лос-Аламос.

Депрессивное состояние. Вот, вероятно, сейчас он и пребывает в таком состоянии. Очень удачно, что Саманта приезжает сегодня вечером. Неделька отдыха вдвоем, после чего она вернется в Ричмонд. Посмеиваясь над самим собой, он сделал еще глоток пива. Герби Уилкокс, пятьдесят лет, сто кило мускулов, крепкий орешек, закоренелый холостяк! И вот он запал на Сэм. Единственным проявлением независимости был его отказ следовать за ней в Вирджинию. Он опять стал шерифом здесь, в Мариано-Лейк, потому что не могло быть и речи, чтобы он покинул штат Нью-Мексико. Это был его край. Он не смог бы жить без его запахов, его пыли, его неба. Но Сэм… Он почти с раздражением допил свое пиво.

Светящаяся точка переместилась на контрольном экране бизнес-салона, информируя Саманту, что она находится всего в двухстах километрах от Гэллапа. В двухстах с лишним километрах от Герби. Должно быть, он, небритый, накачивается сейчас пивом, надвинув мятый стетсон на самые брови, наморщив от сигаретного дыма лицо старого индейского вождя. Пусть поживет пока в свое удовольствие. Потому что уже с завтрашнего дня для него начнется совсем иная жизнь: свежая рубашка, начищенная обувь, французский ресторан и шампанское.

Сэм пошевелилась, устраиваясь в кресле поудобнее. Она проспала почти все время полета, но не чувствовала себя отдохнувшей. Должно быть, ей что-то снилось. В последнее время у нее были изматывающие сны. Странные видения, оставлявшие смутно-эротическое и в то же время откровенно омерзительное впечатление. Нужно признать, что события в Джексонвилле оживили болезненное воспоминание об одном событии ее детства. Но, казалось бы, такие воспоминания должны стираться, а не обостряться… Она отказалась от кофе, предложенного стюардессой, и попыталась вникнуть в лежащие перед ней журналы, повторяя про себя, что должна связаться с Хейсом и поставить его в известность о том, что она собирается повидать Джереми и Лори. Джереми не ответил на их последнее письмо. А Лори прислал им открытку со звездным флагом и с такими словами: «Мутант Лорел Робсон в полном порядке».

И вдруг она увидела себя около джексонвилльской бензозаправки, двумя годами раньше, в окружении разлагающихся трупов, которые, рыча, приближались к ним. А рядом с ней двое детей с серьезными, напряженными лицами, с зажженными факелами в руках, готовых дорого продать свою жизнь. «Они, должно быть, выросли, – подумала она, закрывая глаза. – Может быть даже, сейчас у них переходный возраст и… » Она резко вздрогнула: ей показалось, будто что-то ползет по ноге. Задыхаясь, она наклонилась, но не увидела ничего, кроме собственной загорелой лодыжки, видневшейся из-под джинсов. Никаких таракашек. Только милое письмо Рут Миралес, выпавшее из сумочки. Она подняла его и убрала на место. Надо бы навестить и Рут.

Неоновые огни мерцали и днем и ночью, разливаясь по городу, как разноцветная кровь. Рут находила их красивыми. Ей нравилось цветовое буйство и ощущение отсутствия ночи, создававшееся благодаря этому. Да, в Лас Вегасе не существовало темноты, повсюду только потоки света и неугомонный гомон, которым она отдавалась без единой мысли. Особенно без мыслей о Герберте, своем покойном муже, который корил бы ее за каждый цент, потраченный в этих чертовых автоматах. И тем более без мыслей о событиях двухлетней давности, когда ей пришлось бросить свой чудный домик на Мэйн-стрит и когда аббат Рэндал убил и сожрал того мальчика из церковного хора…

Опуская четвертак в прорезь автомата, Рут ощутила озноб. Цилиндрики стали вращаться, издавая свою успокаивающую музыку, и Рут расслабилась. Сегодня ночью ей опять снился этот сон, сон с огромными черными тараканами… А у остальных тоже бывают такие сновидения? Саманта Вестертон писала, что они с шерифом Уилкоксом обязательно навестят ее в ближайшее время. Раздумывая, действительно ли ей хочется с ними повидаться, Рут сунула в автомат еще три монетки. Прошлое – это прошлое, разумно ли его ворошить? Через четверть часа к ней присоединится Кетер[3] Браун. Ей очень нравился Кетер. Он был такой внимательный и такой чудной… Да, прошлое – это прошлое, а в восемьдесят лет не стоит задумываться о будущем.

– Ну, приятель, как обстоят у нас дела сегодня?

– Хорошо.

Доктор Фергюсон критически разглядывал Джема. Паренек набрал вес, нарастил мускулы, подрос на добрых двадцать сантиметров, его верхнюю губу уже оттеняли светлые усики. У него были хорошие оценки. Но взгляд блуждающий, а под глазами – черные круги. Трудный случай, этот Джереми Хокинз.

– А спишь ты, Джереми, хорошо?

– Да, нормально, – ответил Джем, почесывая лодыжку.

Когда же этот студенистый толстяк отпустит его? Какого ответа он ждет? «Все ночи я провожу с живыми мертвецами, а самое смешное, доктор Фергюсон, что это не просто плохие сны, а настоящие кошмары!»

– Скажи-ка, Джереми, ты все так же видишь… те кошмары, о которых рассказывал раньше?

– Нет, уже почти не вижу, – солгал Джем, хрустнув пальцами.

– Понимаешь, мне звонил шериф Уилкокс. Он беспокоится о тебе.

Ну и на здоровье! Этот подонок Уилкокс никогда не верил, что выжившие говорят правду. Он всегда допускал предположение, что это было отравление галлюциногенным газом после проведения каких-то военных опытов. Подталкивающее к убийству безумие, будто бы приведшее жителей Джексонвилля к самоистреблению еще до возникновения пожара. Саманта, Марвин Хейс и старая миссис Рут, придя к выводу, что им все равно никто не поверит, решили, что теперь придется заново строить свою жизнь. Легко сказать. Они-то ведь были уже взрослые. И у Лори была тетка. Но вот у него-то никого не было, и его запихнули в приют в Альбукерке. Даже если он называется временным общежитием, все равно это приют.

– О чем ты думаешь, Джереми?

– О завтрашнем матче по бейсболу.

Доктор Фергюсон вздохнул. Ему не удается наладить контакт с этим парнем. Он наклонился с озабоченным видом.

– Послушай, Джереми, я знаю, что тебе пришлось пережить нечто ужасное, настолько ужасное, что ты отказываешься об этом говорить, но если ты не будешь говорить об этом, то все так навсегда и останется в твоей душе и ты никогда не сможешь от этого избавиться.

– А если я буду говорить с вами об этом, то, может, и избавлюсь от воспоминаний? – насмешливо откликнулся Джереми.

– Ну… пожалуй, – удивленно согласился Фергюсон.

– Если буду рассказывать вам об этих трупах, которые хотели нас слопать? Или о том звуке переспелого арбуза, с которым раскололась голова моего деда, когда Пол Мартин наехал на него автобусом? Знаете, это было как раз перед тем, как мать Лори Робсона попыталась сожрать своего собственного сына…

Фергюсон постучал пальцем по толстой папке, лежавшей перед ним.

– Джереми, – сказал он примирительно, – весь город был отравлен химическим веществом, которое сделало людей… скажем… разными. Здесь нет ничьей вины. И самое главное, нет твоей вины. Нельзя жить в ненависти.

«Да, нельзя, но я не могу жить иначе. Все, что я могу, – это притворяться, что живу как все».

Он вышел из кабинета доктора Ферпосона, чувствуя, что потерял бесценное время. Но на что его тратить, это бесценное время? Чтобы без цели бродить по двору вместе с другими неприкаянными парнями? Чтобы поиграть в баскетбол? И вдруг он испытал жгучее желание увидеться с Лори. Желание почти непреодолимое. Должно случиться что-то страшное, он был в этом уверен. Он внимательно посмотрел на забор, прикрытый аккуратно подстриженным кустарником. Вполне преодолимо. Он ведь не в тюрьме, а в заведении для подростков, лишившихся семьи. Он направился к восточной стороне, самой далекой от строений, и беззаботно зашагал по аллее, обсаженной ивами, потом обогнул сарайчик, где старый Дженкинс хранил свои садовые инструменты.