Когда ты исчез - Джон Маррс

– Саймона нет, – ответила я Стивену, когда тот попросил позвать моего мужа. – Разве он не на работе? Он взял с собой чистые вещи и отправился в офис сразу после пробежки…

– Нет, этот паршивец где-то шляется все утро! – рявкнул Стивен, как всегда не стесняясь в выражениях. – Я уже полчаса пытаюсь убедить клиента, что мы не хуже крупных компаний. Но как это сделать, если мой партнер не соизволил явиться на встречу?

– Может, забыл? Ты знаешь, с ним такое бывает.

– Как увидишь его, скажи, пусть немедленно едет в «Хилтон».

– Хорошо. Но если увидишь его первым, пусть позвонит мне, ладно?

Стивен что-то буркнул и повесил трубку, даже не попрощавшись.

Да уж, Саймону не позавидуешь; кажется, по возвращении его ждет взбучка.

11:30

Отутюжив семнадцать мужских и детских рубашек и выпив две чашки кофе, я вдруг поняла, что Саймон так и не позвонил.

Может, мы со Стивеном ошиблись, и он отправился не на пробежку, а на собственную встречу? Я заглянула в гараж, однако «Вольво» стоял на месте. В гостиной на крышке проигрывателя, прямо под фотографиями с десятой годовщины нашей свадьбы, лежали его ключи от дома.

Прошел еще час, и меня начали обуревать сомнения. Впервые за почти двадцать лет я не чувствовала Саймона рядом. Где бы он ни находился, какое бы расстояние нас ни разделяло, он всегда незримо присутствовал возле меня.

Я тряхнула головой, чтобы выбросить лишние мысли, и отругала себя за глупость. Наверное, перепила кофе. Все, даю слово: отныне никакого кофеина.

Убрала кофейник в шкаф и со вздохом уставилась на поджидавшую меня гору посуды.

13:00

После звонка Стивена прошло больше трех часов. Я начинала нервничать.

Позвонила в офис, и когда Стивен признался, что Саймона до сих пор не было, невольно ударилась в панику.

В голову полезли нехорошие мысли: вдруг он на пробежке угодил под машину и валяется теперь где-то на обочине?

Я усадила Эмили в коляску, из которой та успела вырасти – потому что так было проще, чем тащить ее пешком, – надела Оскару поводок и рванула на поиски мужа. Первым делом спросила в газетном киоске, не подходил ли к ним сегодня Саймон. Его там не видели. Соседи, даже миссис Дженкинс, вечно подглядывающая из-за штор, тоже развели руками.

Мы прошли по его обычному маршруту под видом игры: я объявила Эмили, что мы охотимся на снэггл-уигглов – мифических созданий, которых Саймон придумал, чтобы дети не боялись темноты. Я сказала, что они прячутся в мокрых грязных канавах, поэтому мы должны обыскать каждую.

Мы обошли полгорода, но ничего не обнаружили, затем повернули к Саймону на работу. Стивен уже не сердился, отчего напугал меня еще сильнее. Значит, он и сам подозревает неладное. Стивен пытался успокоить меня, заверяя, что все будет хорошо и мой муж, скорее всего, отправился на выезд. Однако, судя по расписанию, никаких других встреч у него сегодня не предвиделось.

– Вот увидишь – под вечер завалится домой пьяный как сапожник, потому что весь день пробухал в баре, и мы потом будем над ним смеяться, – добавил Стивен.

Однако легче от его слов не стало – ведь никаких веских доказательств у нас не было.

По дороге домой мы с Эмили свернули на тропу возле Харпол-Вудс, где иногда бегал Саймон. Я старалась не показывать дочери волнения, но когда она бросила на грязную дорожку Флопси – потертого игрушечного кролика, которого он ей купил, – то не удержалась и накричала на нее. Дочка зарыдала, до самого дома не желая слушать извинений.

Даже Оскару – и тому надоело гулять, и он бессильно плелся сзади.

Странное я, должно быть, представляла собой зрелище – взмыленная мамаша в одной руке тащит ревущего ребенка, второй волочит на поводке измученную собаку, пихает впереди коляску и под каждой корягой высматривает труп своего мужа…

17:50

«Шесть часов, – твердила я себе. В шесть часов все будет хорошо, потому что в это время он всегда возвращается домой».

Саймон очень любил проводить вечера дома: он помогал купать детей, укладывал их в кровать и читал им на ночь сказки про мистера Щекотку и мистера Бабаха^[1]. Дети в силу возраста не чувствовали между нами тоски и напряжения. Я давно смирилась с тем, что как раньше, скорее всего, не будет.

Днем я забрала Робби с Джеймсом из школы. Принялась жарить рыбу в панировке и накрывать на стол, Джеймс болтал, рассказывал про своего приятеля Никки и его машинки из конструктора, но я не слушала. Каждую минуту глядела на настенные часы.

Когда пробило шесть, я чуть не расплакалась. Бросила еду прямо на плите и уставилась в окно, в сад.

Мы любили проводить там вечера: наливали себе красного вина и пытались наслаждаться жизнью. Обсуждали детские шалости, работу; мечтали о том, как однажды заработаем много денег и купим виллу в Италии, будем уезжать туда каждый год на каникулы. В общем, говорили о чем угодно, лишь бы не обсуждать то, что случилось в прошлом году, поставив под удар наши отношения.

Я торопливо уложила детей спать, объявив им, что папа просил извиниться: он задерживается на работе и вернется очень поздно.

– А почему он без бумажника? – спросил вдруг Джеймс, когда я подтыкала ему одеяло.

Я замолчала.

– Папин бумажник лежит на полке. У двери, – добавил тот.

Наверное, есть какая-то разумная причина, по которой Саймон ушел из дома без бумажника. Однако достойных объяснений я придумать не смогла.

– По глупости, видимо, забыл…

– А-а, ясно, – пробормотал Джеймс, укутываясь в одеяло.

Я ринулась вниз проверить, не выдумывает ли он. Сколько раз сегодня я прошла мимо той полки – раз сто, наверное?

Саймон всегда брал с собой бумажник, даже если выходил из дома на пробежку.

Именно в эту секунду я поняла, что случилась беда. Страшная, непоправимая беда.

Я принялась обзванивать его друзей – узнать, не заходил ли он к ним в гости. Опять услышала в их голосах жалость, пусть даже прикрытую искренней заботой. Потом нашла в телефонном справочнике номера городских больниц и стала по очереди обзванивать, спрашивая, не поступал ли к ним пациент его возраста. Страшно было даже представить, что Саймон мог весь день проваляться на больничной койке неопознанным.

Я тревожно постукивала колпачком ручки по бедру, пока регистраторши без толку рылись в своих записях. На всякий случай, если его вдруг привезут позднее и без сознания,