Грэм Мастертон - Анти-Клаус

— Да, ладно. Где ты это видел, на телеканале Дискавери?

— Как хотите, но я по-прежнему думаю, что мы должны к этому приглядеться. Полагаю, это может помочь нам заставить сосны расти быстрее?

— Хорошая почва, хорошее освещение, регулярное количество осадков — вот, что заставляет сосны расти быстрее. — Джерри поднимал одну баночку с порошком за другой: — «Неразбитое Зеркало», «Зола Рябины», «Цвет Мушмулы», «Чернокорень», «Серная Соль» и «Сушеная Кровь Лягушки».

— Ну, скорее всего, ты прав, — сказал я ему. Но всё равно не мог отделаться от чувства, охватившего меня в сгоревшей хижине на Сэд-дог ривер: как кто-то приближается ко мне сзади и дышит мне в шею.

На следующий день нас снова вызвали в Сент-Пол. Поскольку, видимой перспективы заработать на ящике Сатаны не было, Джерри позволил мне забрать его. Я завернул ящик в местную газету и упаковал его в чемодан, вместе с моими свитерами в косичку.

Даже в городе было всего минус 5, и когда я вернулся в Мэйплвуд, соседи счищали с подъездных дорожек свежевыпавший снег. Мы жили вблизи Мэйплвудского поле для гольфа — маленький район в виде замкнутой петли из шести домов. Я припарковался; дверь открыла Дженни, одетая в джинсы и красный свитер с оленями, её светлые волосы, сияли в лучах зимнего солнца. После, прибежали Трейси и Майки, и это было похоже на одно из тех семейных воссоединений, что вы привыкли видеть на обложке «Saturday Evening Post».

Мой сосед Бен Келлерман поднял свою шерстяную шапку, обнажив лысую макушку и крикнул:

— Возвращайся в свой лес, Джек!

Это была наша шутка, взявшая начало от одной песни Робби Робертсона про деревенщину, который пытается преуспеть в городе.

Дома было тепло и уютно, а на ужин были курник и засахаренный ямс. В семь часов я отвел Трейси и Майки наверх, и присев на край кровати Майки, читал им истории про Санта Клауса. Про веселого толстого мужика с большой белой бородой, а не про того, о котором мне рассказал Джон Шукс.

— На Рождество я не буду спать всю ночь, и смогу увидеть, как Санта спускается по дымоходу, — сказал Майки. Ему было семь с половиной, и у него были оттопыренные уши. Он был вихрем энергии в течение дня, но уже в девятом часу вечера начинал клевать носом.

— Я собираюсь испечь ему Рождественский торт, — степенно сказала Трейси. Она была такая милая: худенькая и маленькая, как и её мать, с большими серыми глазами и запястьями такими тонкими, что вокруг них можно сомкнуть руку.

Когда дети были уложены спать, Дженни и я с бутылкой красного вина сидели у камина и разговаривали. Я рассказал ей всё о Сатане с Сэд-дог ривер, и она поежилась.

— Это ужасная история.

— Да, но в ней должна быть доля правды. Всё-таки, мы нашли ящик Сатаны, так что, по крайней мере, он существовал, даже если к росту урожайности он не причастен.

— Не знаю, зачем вы забрали ящик с собой. Он омерзителен.

— Это всего лишь старая заплесневелая коллекция разных порошков и костей.

— Каких костей?

— Откуда мне знать? Собачьих, наверное.

— Я не хочу, чтобы это находилось в доме.

— Ладно, я поставлю его в гараж.

— Не понимаю, почему ты просто не выбросишь это в мусор.

— Я хочу побольше разузнать об этом. Хочу знать, что этот Сатана на самом деле пытался сделать.

— Ну, я не хочу. Я думаю, это ужасно.

Я поставил ящик на верстак в задней части гаража. Перед тем как выключить свет, некоторое время я стоял и смотрел на него. Сложно объяснить, но, как и тот стул с круглой спинкой, ящик словно притягивал к себе, будто ждал хозяина, который вернется и откроет его.

Я запер дверь гаража и пошел спать. Дженни ждала меня, и она выглядела такой свежей и пахла так хорошо. После того как ты две недели был в отъезде, и видел деревья и только деревья, ничто не сравнится с возвращением домой.

Когда она уснула, я лежал рядом и мне не спалось. Сияла подернутая дымкой луна, после часа ночи пошел снег. Я перевернулся и попытался заснуть, но почему-то не мог — от усталости, и от удовлетворения.

Где-то после двух часов ночи я услышал стук, где-то внизу. Я сел и напрягая слух прислушался. Снова стук, и затем еще, после — тишина. Звучало так, словно кто-то трясет игральные кубики.

Около трех я, должно быть, уснул, но мне показалось, что я снова услышал стук, и поэтому я выбрался из постели и спустился вниз по лестнице. Звук, несомненно, шел из гаража. Прислушиваясь, я прижался ухом к двери. Я уже собирался повернуть ключ, когда дверь распахнулась настежь, и белолицый мужчина, стоявший в дверях, закричал на меня.

Вспотевший, я сел в постели. Луна скрылась из вида и снегопад закончился. Я выпил полстакана воды, а затем укрылся одеялом и попытался снова заснуть. Больше не было ни стука, ни криков, но было ощущение, что этой ночью в нашем доме кто-то был, хотя я не мог понять, кто или что.

На следующее утро, Дженни отправилась с детьми в Маршалл Филдс за покупками, что позволило мне пойти в кабинет, в сине-полосатом халате и домашних тапочках, и поискать кое-что в интернете. Пока мой компьютер искал всё о Санте, Сатане, ритуалах плодородия и о кругах на полях, я маленькими глотками пил горячий черный кофе.

Я был удивлен, узнав, что современное представление о "Санта-Клаусе" зародилось не так уж давно. Почти всегда, Санта изображался как старый изможденный Отец Время, провожающий уходящий год; не радостная, а скорее грозная фигура с песочными часами и косой; до тех пор, пока Клемент Кларк Мур не опубликовал свою поэму «Ночь перед Рождеством». «Пухленький и толстенький, веселый, старый эльф» — таким описал его Мур, и в 1870-х, иллюстратор Томас Наст нарисовал его как белобородого персонажа в красном костюме с белой меховой отделкой. В 1930-х и 1940-х годах, рекламный иллюстратор Кока-Колы Хэддон Х. Сандблом, нарисовал десятки рисунков дедушки Санты такими, как мы думаем о нем сегодня: красная шапочка, массивный пояс, сапоги, и круглые, розовые щеки. Мрачный и тощий Отец Рождество — настоящий Отец Рождество — был забыт.

Полагаю, намного веселее рассказывать своим детям, что Рождество — это время, для игрушек, конфет и песен, а не напоминать им, что они стали на один год ближе к своим могилам.

Разузнав всё о Санте, я начал разыскивать что-либо о ритуалах включающих в себя Прах Человеческий и Разбитые Зеркала. Это заняло у меня больше часа, но, наконец, я наткнулся на детали церемонии датирующейся днями последнего исконного правителя Древнего Египта в 380 году до н. э., Нектанеба I. По-видимому, доброго короля Нектанеба окружали черные маги, нанятые для сделок с богами. Они говорили, что черпают свои силы магии от Бога, называемого Сетом, темного и зловещего существа, которое исторически ассоциировалось с Сатаной. Это Сет убил бога плодородия Осириса, чтобы завладеть его властью, и Сет ослепил Гора, египетского бога войны, что привело к вторжению в Египт Ассирии, Персии и других иноземных захватчиков.

В «Les Vèritables Clavicules de Satan», книге 14-го века по демонологии, запрещенной папой Иннокентием VI, я нашел запись, которая гласила: «Сатана пребывает за пределами, предлагая помощь свою тем, кто крайне в ней нуждается. Если скот не дает молока, Он использует свою магию, чтобы возобновить удои. Если урожай погибает, Он обеспечит процветание. Он является каждому, дабы стать другом и спасителем, но горе тем, кто не платит ему требуемое, определенно, с них Он возьмет больше, чем они смогут отдать ему».

Ритуал для возрождения культур был подробно расписан. Необходимо было зажечь пять костров, высыпать семь ложек порошка в каждый из них, и нарисовать на земле пятиконечную звезду. Затем колдун должен был сжать вместе пять костей и пять раз повторить слова сатанинского вызова: «Я призываю тебя, о князь Тьмы, о дух Ямы…» и так далее.

Я сделал несколько заметок, а после сидел и долго размышлял. Всё это звучало как полное мумбо-юмбо, но если это совсем не работает, то почему просуществовало более двадцати трех веков?

И что на самом деле произошло в Розо, когда случился неурожай пшеницы?

Пока Дженни и детей не было, я решился на эксперимент. Надев сапоги и толстое клетчатое пальто, я вытащил ящик Сатаны на заснеженный двор. После зажег пять костерков из растопки и нарисовал пятиконечную звезду острой палкой, а потом, по очереди, обошел кругом каждый костер, ложкой отмеривая в них порошки из открытых банок Сатаны. В завершении, я развернул кости и, держа их в руках,  погремел ими, читая сатанинский вызов.

— Я заклинаю тебя исполнить мое желание и мою волю. Я заклинаю тебя, сделай мои посевы высокими и обильными. Venite O Satan, amen.[3]

В этот момент, посмотрел через забор Бен Келлерман, в своей охотничей шляпе.