Сергей Магомет - Человек-пистолет

– Молодец! – пробормотал я удивленно.

– Я хочу быть такой! – горячо прошептала она мне на ухо.

Фюрер еще продолжал принимать поздравительные поцелуи, когда я, оглядевшись, обнаружил, что, воспользовавшись суматохой и неофициальностью обстановки, Сэшеа снова исчез. Я быстро дожевал свой кусок торта и незаметно вышел из комнаты.

Я нашел Сэшеа где обычно: на лестнице черного хода. Когда я вошел, он даже не обернулся; он стоял у окна, засунув руки в карманы, с таким видом, как будто ему живется на свете паршивее всех.

– Что случилось? – спросил я, но он надулся и не отвечал. – Кажется, ты на меня злишься?

Я сел рядом на подоконник и достал сигареты. Мало, конечно, было удовольствия курить, глядя на его надутую физиономию, но я не стал вытаскивать из него причину клещами: наверняка какая-нибудь дрянь на уме. Мы молчали довольно долю.

– Нет! Я не злюсь! – вдруг сказал Сэшеа. – Я просто хочу попросить тебя кое о чем…

– Конечно, – обрадовался я, – какой разговор!

– Очень тебя прошу, – раздельно, с обидной вежливостью выговорил он, – пожалуйста… Не нужно кривляться. Не нужно корчить из себя вечного шута!

– Что-что?!

– Что слышал! А главное – не нужно заодно делать шута из меня! Очень тебя прошу! – повторил он, как будто порциями, отдельными сгустками выталкивал из себя желчь.

– Не понял… – удивился я.

– Вот только не надо, не надо играть передо мной в свои игры!

– В каком смысле – игры?

– В том самом! Ты сам знаешь… Конечно, у тебя это очень ловко получается… Ловко, но мерзко!

– Нет, ты уж мне, пожалуйста, растолкуй! – попросил я.

Сэшеа брезгливо поморщился и промолчал. Только когда я его послал подальше и собрался уходить, он проговорил:

– Я могу объяснить, хотя мне это и противно.

– Не надо, не насилуй себя.

– А может быть, ты с НИМИ заодно? – прошептал он.

– С кем – с НИМИ?

– Ну, это неважно…

– Неважно так неважно… Объясни хотя бы, перед кем это я кривляюсь?

– Перед ним, конечно, в первую очередь. Перед Фюрером. «Товарищ начальник»! «Объективная необходимость»! – передразнил меня Сэшеа. – Мне он ничего не спускает, а с тебя все как с гуся вода!

– Я – виноват?

– Но ты ведешь себя не по-дружески!.. Допускаю, что это без умысла, но ты играешь на руку врагам. Я тебе сказал, что ты опустился, а теперь начал думать, нет ли здесь еще чего-нибудь похуже!

– Мне всегда казалось, что мы друзья, – сказал я. – Не понимаю, что изменилось.

– Я пока тоже не все понимаю, – проворчал Сэшеа. – Но чувствую, что теперь я бы тебе кое в чем не доверился!

– В чем?

– А ты ничего не замечаешь? Я допускаю, что ты кривлялся так – по простоте, приспособленчески, но чтобы ничего не замечать!..

Я решил про себя, что не стоит раздражаться сейчас на друга, который и без того издерган. Я решил набраться терпения.

– Если ты таким образом хочешь жить, – продолжал он, – то живи… Но как ты можешь закрывать глаза на то, что происходит с твоим другом? Я бы так не смог!

– А что с тобой происходит?

– НЕЧТО, – мрачно сказал Сэшеа.

– Придирки Фюрера?

– Ну, это только первый слой, частность… Но есть такое, – загадочно сказал он, – о чем тебе, может быть, лучше и не знать. И если ты действительно в стороне, то лучше тебе даже и не влезать в это…

– Неужели так серьезно? – удивился я.

– Ты еще, старик, многого не знаешь…

– Хорошо, старик, – покладисто сказал я и похлопал его по плечу, успокаивая, – не хочешь говорить – не надо. Поговорим о чем-нибудь другом.

– Да-да, – согласился Сэшеа, – лучше о другом, хотя… – тут же прибавил он со своей идиотской таинственностью, – я думаю, что это… это все-таки касается и тебя.

– Черт тебя возьми! Говори, раз это касается меня! – потребовал я.

– Нет-нет, не могу! – закапризничал он, видя, что я попался на крючок. – Сначала я должен кое-что обдумать, выяснить. Ничего, даже лучше, что потом…

– Ты ведешь себя, как ребенок, – сказал я.

Он покорно вздохнул: ничего, мол, не поделаешь: ребенок так ребенок. Мне захотелось взять его за шиворот и хорошенько потрясти.

Снизу донеслись шаги. На лестничной площадке появился сам Фюрер.

– Так я и думал, – сказал он удовлетворенно. – Вы, – обратился он к Сэшеа, – ступайте в лабораторию и подумайте, что написать в объяснительной по поводу того, где коротаете рабочее время. В туалете или еще где… А вы, – тут он обратился ко мне, – следуйте за мной в машинный зал, мы с вами там разберемся…

Сэшеа поплелся в лабораторию, а я с Фюрером спустился в машинный зал, где уже собрались несколько «доверенных лиц», в число которых был занесен и я, сам не знаю почему.

Фюрер отпер массивную дверь сейфа и извлек из него спаянный из нержавейки бидон со спиртом, и праздник продолжился в более тесном кругу.

– Слушай, как ты водишься с этим ничтожеством? – доверительно наклонился ко мне Фюрер, имея в виду Сэшеа. – Более тупого сотрудника, скажу тебе, у нас никогда не было. Удивляюсь, как он вообще институт окончил. Я думаю, наверное купил диплом, а?

– Он учился лучше меня, – сказал я. – Он хороший парень.

– Ну не знаю, не знаю… – отмахнулся Фюрер.

Оленька принесла хлеба и колбасы из буфета, холодной воды в графине. Ветеран труда Эмилия поставила па стол домашнее варенье из черники. Мужчины и Эмилия пили спирт не разбавляя; Оленька сделала глоточек разбавленного с вареньем. Засим обсудили жизнь страны.

– Вот я помню, раньше была колбаса, – неторопливо изрекал Фюрер, раскачиваясь на стуле. – Не то что вообще колбаса, говорю. Это же была натуральнейшая колбаса, не нынешняя, бумажная, из которой вода течет… И мясо тоже, помню, было. Кто постарше помнит. Не вообще, говорю, мясо…

Через некоторое время обратили внимание, что Сидор, инженер и отец двух детей, успел уснуть в тени одного из механизмов.

– Си-дор! – заорал на него Фюрер.

– Неси меня! Неси меня! – забормотал спросонок Сидор и ошалело уставился на нас.

– Что значит «неси меня»? – ухмыльнулся Фюрер.

– Бессонные ночи, переутомление, – смущенно объяснил Сидор. – Дома только засыпаем, как один уже кричит: «Мама!» – «Кто кричит?» – спрашивает жена. – «Вова». – «Что»? – «Неси меня!» Жена встает успокаивать. Потом снова: «Папа!» – «Кто кричит?» – отзываюсь я. – «Павлик». Подхожу. «Что?» – «Неси меня!» – «Куда»? – «Туда!» Успокаиваю, возвращаюсь в постель. И так полночи. «Неси меня! Неси меня!..»

– Эх, ты, горе-отец, – сказал Фюрер. – Всыпал бы им раз-другой, спали бы крепко, без капризов.

– Я детей бить не могу, – вздохнул Сидор.

– Иногда нужно всыпать, – наставительно сказал Фюрер. – Вот моя старшая недавно начала, понимаешь, голос повышать, так я ей так двинул по физиономии, что она теперь хорошо запомнит, как показывать свой сопливый характер. Погорячился, конечно. Но зато на пользу…

Определенное количество ректификата было «списано», и Фюрер окинул нас критическим взором.

– Ну, хорош, – сказал он, убирая бидон обратно в сейф, – а то ноги не пойдут.

– Хорош, – согласились мы, – а то не пойдут…

Часть компании отправилась в буфет, чтобы взбодриться кофе, а другие расползлись по углам, чтобы расслабиться и подремать. Из радиотранслятора все еще звучал Леонид Ильич.

Оленька и я болтали в закутке между огромным пульсатором и шкафом с воздушными баллонами. Оленька поделилась со мной своей порцион спирта, и теперь я чувствовал себя вполне по-боевому.

– Неужели Фюрер действительно мог ударить дочку по лицу? – спросила Оленька.

– Этот мог, – сказал я и взял ее за руку.

– И даже как будто этим похвалялся! – прошептала она и осторожно придвинулась поближе – так, чтобы я мог обнять ее другой рукой за талию. – Какой грубый, жестокий человек!

– Да, сволочь…

Мы поцеловались, и хотя ее поцелуй показался мне как бы затеоретизированным, меня очень увлекло это ее стремление выглядеть обольстительной. Я помнил, что прошлый раз на даче она была как деревянная.

– А почему вы с женой не заводите детей? – вдруг спросила она.

– Нужно же закончить институт.

– А ты хотел бы?

– Хотел бы.

– Кто-то идет? – дернулась она.

– Никого! – успокоил я. Мы продолжали обниматься.

– Тебе нравится заниматься с детьми? – спросила Оленька.

– Я помогаю Лориной сестренке готовить уроки, – сказал я, припомнив недавний разговор с Сэшеа.

– Она красивая, да?

– Лора?

– Жена, я слышала, у тебя красивая… Сестренка, наверно, тоже красавица?

– Трудно сказать что-то определенное, – пробормотал я. – Жанка еще девчонка.

– Бывают случаи, когда со старшей сестры перекидываются на младшую. Ты это учти, – серьезно посоветовала Оленька.

– Помолчи, – сказал я и полез к ней под свитер.