Грегг Гервиц - Обвинение в убийстве

– Господи, Рэк, мне так жаль. Я просто… Я должен был приехать к тебе, но я хотел поскорее включиться в работу и помочь ребятам найти этого ублюдка.

– Почему место преступления не огорожено? – спросил Тим.

– Мы… ну, он все еще здесь. Он в гараже.

У Тима перехватило дыхание. Его ярость сфокусировалась в одной точке, собралась в клубок, как парашют, который протянули через кольцо для салфетки. Медведь машинально подался вперед, как машина, резко затормозившая на светофоре.

– Но вы ведь уже позвонили в отделение? Сообщили о своей находке?

– Мы позвонили тебе, – Фаулер поддел ногой высохший сорняк. – Знаешь, если бы моя дочка… – он тряхнул головой. – Уж от нас с ребятами он бы живой не ушел.

Он снова снял свою «Беретту» с предохранителя, вынул из кобуры и протянул Тиму.

– За вас с Дрей.

Трое мужчин уставились на пистолет. Несмотря на полную путаницу, царившую у него в голове, Тим неожиданно для самого себя вдруг ясно понял, почему Фаулер позвонил Медведю по сотовому, вместо того чтобы связаться с ним по рации.

Медведь стоял спиной к Фаулеру прямо напротив Тима и смотрел ему в глаза. В каньоне было очень темно, только его глаза блестели во мгле.

– Что ты хочешь сделать, Рэк? – спросил Фаулер. Пальцы Тима на секунду расслабились, потом снова сжались в кулаки. – Как отец? Как представитель закона?

Тим взял пистолет и пошел к гаражу. Медведь и Фаулер не двинулись с места. Через покореженную дверь он услышал звуки, доносившиеся из-за двери, и приглушенные голоса.

Он постучал, чувствуя, как шероховатое дерево царапает кожу.

– Подождите, – голос принадлежал Маку, напарнику Фаулера, еще одному коллеге Дрей по службе. Послышался какой-то шум.

– Отойдите!

Дверь подпрыгнула и со скрипом распахнулась. Мак посторонился, пропуская Тима; для такого крепкого парня подобный жест выглядел весьма театрально. Тим увидел Гутьереса и Харрисона. Они стояли с двух сторон от тощего мужчины, который сидел на изодранном диване. Теперь Тим вспомнил этих детективов. Местные ребята, Дрей работала с ними, когда они еще были патрульными в Мурпарке. В отделе убийств они явно были приписаны к определенной территории, поскольку хорошо знали этот район.

Тим скользнул взглядом по сторонам и увидел гору каких-то тряпок, пропитанных кровью, грязные трусики, явно принадлежавшие какой-нибудь маленькой девочке, – ими была заткнута щель в дальней стене гаража, погнутую ножовку, у которой зубцы затупились от частого использования. Он постарался не задерживать внимание на этих предметах; все это просто не укладывалось в голове.

Тим шагнул вперед, и его ботинки заскользили по закапанному маслом бетону. Мужчина был чисто выбрит, на подбородке виднелись порезы от бритвы. Он сидел сгорбившись, упираясь локтями в коленки, вытянув перед собой руки в наручниках. На его ботинках засохла грязь – такая, как у Медведя. Увидев Тима, детективы отошли в сторону, одергивая свои шерстяные костюмы.

Из-за плеча Тима раздался низкий голос Мака:

– Знакомься, это Роджер Кинделл.

– Видишь его, ты, урод? – сказал Гутьерес. – Это отец той маленькой девочки.

Взгляд мужчины, устремленный на Тима, был абсолютно пустым: в нем не было ни осознания содеянного, ни угрызений совести.

Тим медленно двинулся вперед и остановился лишь тогда, когда его тень упала на лицо Кинделла, заслонив тусклый свет от единственной лампочки, торчавшей под потолком. Кинделл провел языком по губам, потом уткнулся лицом в ладони, обхватив пальцами голову. Он говорил небрежно, растягивая слова и делая упор на гласные в конце слов.

– Я уже сказал вам, что это я. Оставьте меня в покое.

Тим почувствовал, как глухой стук сердца отдается у него в ушах и в горле, но сумел сдержать ярость.

Кинделл не отнимал ладони от лица. Под ногтями у него черными дугами запеклась кровь.

Харрисон хотел заставить его открыть лицо:

– Посмотри на него, я сказал, посмотри на него!

Никакой реакции. Детектив с быстротой молнии набросился на Кинделла, вцепился руками ему в горло и в щеки, а коленом уперся в живот, наклонив его голову назад, чтобы Тим мог видеть его глаза. У Кинделла раздувались ноздри, а во взгляде сквозил вызов.

Гутьерес повернулся к Тиму:

– У меня есть ствол.

Тим взглянул на лодыжку детектива, где оттопыривалась брючина. Это наверняка был пистолет, на котором уже висело убийство, его можно было оставить на месте преступления, вложить в руку мертвому Кинделлу.

Харрисон отпустил Кинделла, толкнув его так, что голова у того свесилась на бок, и сказал Тиму:

– Делай то, что должен.

Мак изо всех сил делал вид, что стоит на страже у широко распахнутой двери гаража. Он вертел головой туда-сюда и пристально вглядывался во тьму, хотя Медведь и Фаулер стояли меньше чем в двадцати ярдах от него и им прекрасно была видна дорога.

Тим бросил взгляд на Гутьереса:

– Оставь нас.

– Ладно, брат, – сказал тот. Он замешкался возле Тима и незаметно сунул ему в руку ключи от наручников: – Мы уже обыскали эту скотину. Только смотри, не оставь на нем синяков или чего-нибудь вроде этого.

Мак сжал плечо Тима, потом вслед за двумя детективами вышел из гаража. Тим протянул руку, схватился за висящую на двери веревку и потянул. Дверь снова скрипнула и со стуком захлопнулась. Кинделл и глазом не моргнул. Он был абсолютно спокоен.

– Ты убил мою дочь? – вопрос слетел с губ Тима прежде, чем он об этом подумал.

В лампочке под потолком раздался какой-то странный гудящий звук. Воздух вокруг Тима сгустился – сырой, с легкой примесью запаха растворителя для краски.

Кинделл вновь посмотрел Тиму в лицо. У него были правильные черты лица и невероятно плоский, вытянутый лоб. Сложенные руки лежали на коленях.

– Ты убил мою дочь? – опять спросил Тим.

После глубокомысленной паузы Кинделл кивнул.

Тим подождал, пока выровняется дыхание.

– Почему?

Ленивые, тягучие интонации, как будто слова звучали в записи в замедленном режиме:

– Потому что она была такая красивая.

Тим снял пистолет с предохранителя. Кинделл издал сдавленное рыдание, из его глаз потекли слезы.

Тим поднял пистолет. Его руки тряслись от ярости, и ему понадобилась пара секунд, чтобы направить дуло в лоб Кинделлу.

Медведь облокотился о свой грузовичок, скрестив на груди мускулистые руки и глядя на четверых мужчин.

– Семью судебного исполнителя лучше не трогать, – сказал Гутьерес, с уважением кивнув Медведю.

Медведь никак не прореагировал на этот кивок.

Фаулер добавил:

– Они совсем распустились. Им на все наплевать.

– Точно. Ничего святого, – поддакнул Гутьерес.

– Как тот парень, который пронес бомбу с нервно-паралитическим газом в детский сад. Иезекииль, или Джедедиа, или как там его.

Харрисон покачал головой.

– Мир окончательно спятил. Окончательно.

– Как Дрей? – спросил Мак. – Она в порядке?

– Она сильная, – отозвался Медведь.

Гутьерес снова вмешался:

– Ей полегчает, когда Рэк принесет ей эту весточку.

– Ты хорошо знаешь Тима? – спросил Медведь.

Детектив замялся:

– Я о нем наслышан.

– Почему бы тебе не называть его по имени, а Рэком он пусть будет для тех, кто его действительно знает?

– Эй, Джовальски, ладно тебе. Тито не имел в виду ничего плохого. Мы же все на одной стороне.

– Разве? – сказал Медведь.

Они молча ждали, то и дело поглядывая на закрытую дверь гаража и ожидая выстрела. Стрекотание сверчков наполняло воздух и било по нервам.

Мак вытер лоб тыльной стороной ладони, хотя ночь была прохладной.

– Интересно, что он там делает.

– Он не станет его убивать, – сказал Медведь.

Все повернулись к Медведю и в изумлении уставились на него. На лице у Фаулера застыла неприятная ухмылка:

– Ты думаешь?

Медведь смущенно поерзал, потом скрестил руки на груди, словно для того, чтобы утвердиться в этой мысли.

– Почему это не будет? – поинтересовался Гутьерес.

Медведь окинул его взглядом, полным откровенного презрения:

– Ну, например, потому, что не захочет всю оставшуюся жизнь быть под колпаком у таких болванов, как вы.

Гутьерес начал было что-то говорить, но, взглянув на сложенные руки Медведя, закрыл рот. Сверчки продолжали пронзительно стрекотать. Мужчины изо всех сил старались не смотреть друг другу в глаза.

– Ладно, черт. Пойду приведу его.

Медведь выпрямился и отошел от своего грузовика. По сравнению с ним даже Мак казался низкого роста. Медведь сделал шаг к гаражу, потом вдруг остановился. Он опустил голову и уставился в грязь под ногами, застыв на одном месте и не двигаясь ни вперед, ни назад.

Тим стоял, не шевелясь, приставив пистолет к голове Кинделла, и был похож на фигурку стрелка, вырезанную из стали. Через несколько секунд «Беретта» начала подрагивать в его руке, глаза заволокло влажной пеленой, и он судорожно вздохнул. Неожиданно для самого себя Тим понял, что не станет убивать Кинделла. Его мысли, потеряв направление, вновь вернулись к дочери, и его вдруг охватила такая всепоглощающая, такая оглушительная печаль, что, казалось, сердце не сможет ее вместить. Печаль явилась неведомо откуда, яростная и сильная; он никогда в жизни еще не сталкивался ни с чем подобным. Он опустил пистолет, согнулся, упершись кулаками в бедра, стал ждать, пока она хоть немного утихнет.