Плач - Фицджеральд Хелен

Это был Алистер. Стюардесса разбудила его и проводила к месту событий.

— Прошу прощения у всех присутствующих, — громко произнес он, после чего тоненьким и сладким голосом обратился к Джоанне, точно подманивая печеньем собаку: — Ну же… Давай его мне, дорогая.

Джоанна только что не швырнула в него ребенком. Или, может, именно так она и сделала?

— Просто ей нужно поспать, — с улыбкой объявил Алистер на весь салон.

Пассажиры заулыбались ему в ответ. Герой, что тут скажешь.

Джоанна двинулась обратно к своему месту, стараясь не думать о воняющих носках, а за ней проследовали ее безупречный красавчик муж с сыном, который казался теперь чуть менее недовольным, чем обычно.

— Подержи-ка его секунду, — попросил Алистер и передал Ноя обратно Джоанне, чтобы достать чемоданчик с лекарствами с багажной полки. Он открыл один из прозрачных пузырьков и попробовал лекарство. — Это они называют клубникой? Гадость какая, — сказал он, поморщившись, и запихнул полную ложечку протестующему Ною.

Джоанна подхватила пальцем то, что перелилось через край и убегало по подбородку, и как можно ласковее затолкала обратно Ною в рот.

— Ну вот, это его успокоит, — заверил ее Алистер, положил пузырек обратно в чемоданчик и вернул его на полку. — По-моему, он голодный, — улыбнулся он, снова сев в кресло. — Смотри, как он тычется тебе в плечо.

Ной и в самом деле открыл рот и хватался губами за плечо Джоанны в поисках еды.

Джоанна расстегнула рубашку и стянула бюстгальтер с одной груди. В прежние времена она бы прикрыла грудь от посторонних взглядов, но теперь ей было наплевать. Алистер переложил Ноя к ней на руки, и малыш зачмокал. Джоанна почувствовала, как сосок делается мягким и болезненное покалывание в груди слабеет. Освобождение от молока действовало как наркотик класса А: ощущение, что уносишься прочь на ковре-самолете. Попробовать, что ли, как-нибудь наркотик класса А?

Ной уснул, едва колеса коснулись взлетно-посадочной полосы. Кто бы сомневался.

— Вы летели рейсом ЕК028 авиакомпании «Эмирейтс» из Глазго в Дубай 13 февраля этого года? — спрашивала женщина — адвокат обвинения — у дамы лет шестидесяти с небольшим, стоявшей на свидетельской трибуне.

— Я ездила навестить бывшего коллегу. Он живет в Стерлинге.

Свидетельница, мисс Эймери, казалось, совсем не нервничала.

— Вы узнаете подсудимую?

Адвокат указала пальцем на Джоанну, которая сидела в первом ряду зала суда рядом со своим защитником. В последние часы на нее часто указывали пальцем, с каждым разом раня все больнее и больнее.

— Да.

— Расскажите, пожалуйста, как вы с ней познакомились.

Женщина-обвинитель произносила слова отчетливо, медленно и громко.

— Я, может, и старая, но не глухая, и с головой у меня тоже пока все в порядке. Не надо разговаривать со мной так, как будто я выжила из ума и собралась в богадельню помирать. — Ловко сбив с лица адвоката надменную маску, мисс Эймери продолжила: — Я сидела за ней в самолете, который летел из Глазго в Дубай, и, хотя для второго перелета — из Дубая в Мельбурн — нам дали другой самолет, места у нас остались те же, рядом с проходом. У меня было место номер 18Н, а у Джоанны —17Н, это место в первом ряду — у стенки, где можно подвесить люльку.

— Она путешествовала с супругом и ребенком, правильно?

— Да-да. Она была… Она немного…

— Потеряла контроль над собой?

— Давление на свидетеля! — защитник Джоанны вскочил с места.

Адвокат обвинения улыбнулась, признавая свою ошибку.

— Вы могли бы описать поведение мисс Линдси во время полета из Глазго? — изменила она формулировку вопроса.

— Я как раз ищу подходящее слово. Полет был очень долгим, и она была совершенно измотана. Ее ребенок без конца кричал, и никто ей не помогал.

— Она жестко обращалась с ребенком?

— Протестую! Слово «жестко» допускает субъективное толкование. — Адвокат Джоанны говорил не поднимая глаз, отчего его слова звучали весомее.

— Протест отклоняется. — Судья кивнул свидетелю. — Можете продолжать, мисс Эймери.

— Так как же мисс Линдси обращалась с ребенком? Мягко? Жестко? — Женщина-обвинитель вознамерилась добиться ответа на свой вопрос во что бы то ни стало.

— Ну… Он никак не успокаивался…

— Проявляла ли мисс Линдси жесткость по отношению к своему ребенку?

— Я бы не стала называть это…

— Я прошу вас ответить на мой вопрос. Да или нет? Она вела себя жестко по отношению к ребенку?

Мисс Эймери снова посмотрела на Джоанну, после чего перевела взгляд на обвинительницу, которая подходила все ближе.

— Она вела себя жестко по отношению к Ною? Она. Вела. Себя. ЖЕСТКО? — Женщина подошла почти вплотную к свидетельнице.

— Да.

— Вы утверждаете, что мисс Линдси вела себя жестко с Ноем? Трясла его?

— Да. Да, но…

— У меня больше нет вопросов.

Пятнадцатичасовой перелет из Дубая в Мельбурн был ничем не примечателен. После двух часов ожидания в транзитной зоне они поднялись на борт. «Эмирейтс» обещали Джоанне на время ожидания выдать коляску из багажа. Не выдали. Она так и осталась в багаже, и достать ее оттуда не было никакой возможности. А прокатные коляски уже разобрали.

В остальном же это были прекрасные два часа. Джоанна сидела в кафе с довольным младенцем на руках. Она не могла понять, почему весь полет так злилась. Как можно сердиться на этого чудесного ребенка? Она же его так любит! Малыш Ной.

Выспавшийся на борту Алистер выглядел свежим, отдохнувшим и с бешеной скоростью колотил по клавишам ноутбука. Джоанна восхищалась его энергией. С самой первой секунды, как он открывал утром глаза, и до того мгновения, когда вечером опускал голову на подушку, Алистер постоянно был весел, полон сил и знал, что и зачем делает. Джоанна могла время от времени позволять себе мини-депрессии, сопровождаемые просмотром дневных ток-шоу и фильмов по кабельным каналам, или часами бездельничать — Алистер всегда был чем-то занят, бодр, смотрел на вещи просто, а к жизни относился легко. Полная ее противоположность.

— Я психопатка, — сказала Джоанна, гладя его руку.

— Моя психопатка, — улыбнулся Алистер и поцеловал ее в губы.

И это было правдой. С тех пор как его жена сбежала, Джоанна целиком и полностью принадлежала ему: чтобы гладить по руке, целовать в губы, психовать, когда что-то не получается, и обращаться к нему за помощью, потому что у него всегда хватает сил и желания решить любую проблему.

Не веришь, что у нас все серьезно? Вот тебе ребенок от меня.

Течет кран на кухне? Я починил его!

Ждешь слащавого мейла? Джоанна, прошлой ночью ты была прекраснее всех женщин, которых я когда-либо знал. Слетаем на следующие выходные в Амстердам?

Хочешь услышать, что ты прекрасная мать и самая умная и сексапильная женщина на земле?

— Психопатка, но при этом прекрасная мать и самая умная и сексапильная на земле! — Алистер еще раз поцеловал ее и снова уткнулся в ноутбук.

В первые два года их отношений Алистер был невероятно романтичен. С тех пор как его жена Александра узнала об их связи и ушла, он поражал Джоанну красивыми жестами. Великолепные любовные послания (правда, по электронной почте), поездка в Амстердам, полная гостиная красных роз на ее двадцать седьмой день рождения и потом, месяцы спустя, ночь любви, во время которой он говорил: «Запомни это, чувствуешь, да? Мы делаем ребенка!»

Джоанна поцеловала Алистера в плечо: он ведь следит, чтобы она вовремя принимала лекарства, чинит все, что ломается, и делает ее счастливой. Совсем скоро Ной станет спать больше, и она тоже начнет наконец высыпаться, и тогда страсть тех первых двух лет вернется.

Алистер набирал на ноутбуке текст срочного пресс-релиза, касающегося министра транспорта, женатого пятидесятидвухлетнего мужчины, который пожелал оплатить за счет министерства роскошные обеды с членом молодежного общества лейбористов. В этой истории не было бы ничего примечательного, если бы не тот факт, что член общества оказался блондинкой с грудью четвертого размера и всего шестнадцати лет от роду. Джоанна прочитала заголовок: «Росс Джонстоун отстаивает свое законное право на „рабочие встречи с перспективными молодыми политиками“».