Уоррен Мерфи - Зерна смерти

Римо вспомнил о наказании линейкой, когда заметил старую, покрытую грязью бетонную надпись над заколоченной входной дверью: «Сиротский приют Святой Терезы».

Хорошо бы сейчас повидать сестру Мэри Элизабет. Протянуть ладонь, позволить Мэри Элизабет бить линейкой сколько угодно и засмеяться ей в лицо. Двадцать лет назад он пытался сделать это — на одной лишь силе воли. Но сестра Мэри Элизабет свое дело знала лучше, чем Римо свое. Улыбка выглядит не слишком убедительной, когда дрожит рука, а из глаз текут слезы. Но в те времена он еще не знал всего о боли. Сейчас сестра Мэри могла бы воспользоваться кухонным ножом, и даже он не поранил бы Римо.

— Эй, ты, там! — раздался сзади него голос.

Слух Римо давно уже уловил гул мотора медленно двигавшегося автомобиля. Римо посмотрел через плечо. Полицейский в форме сержанта с потным от ночной духоты лицом высунулся из открытого окна патрульной машины. Римо не видел его рук, но знал, что сержант держит оружие. Римо не мог бы объяснить, как он узнал это. Может быть, по позе полицейского. А возможно, это было написано на его лице. В своей теперешней жизни Римо знал многое, чего не мог бы объяснить. Находить всему объяснение — это свойство западного мышления. А Римо просто знал, что за дверью машины спрятано оружие.

— Эй, ты, — повторил полицейский, — Что ты здесь делаешь?

— Хочу открыть мотель для отдыхающих, — сказал Римо.

— Эй ты, умник, ты знаешь, где находишься?

— Временами, — загадочно ответил Римо.

— Для белого здесь небезопасно.

Римо пожал плечами.

— Слушай, ведь я тебя знаю, — вдруг сказал сержант. — Нет, этого не может быть...

Он вылез из патрульной машины и вложил пистолет в кобуру.

— Понимаешь, ты очень похож на человека, которого я знал, — сказал сержант.

Римо постарался вспомнить, кто бы это мог быть. На нагрудной бирке сержанта значились его имя и фамилия: «Даффи, Уильям П.». Римо вспомнил совсем молодого полицейского-новобранца, который постоянно тренировался, чтобы как можно быстрее выхватывать из кобуры пистолет. Теперь перед ним стоял человек с обрюзгшим лицом и усталыми глазами. От него сильно пахло последним съеденным мясным блюдом. Было видно, что все чувства в нем уже давно умерли.

— Ты выглядишь почти точь-в-точь как один парень, которого я когда-то знал, — повторил сержант Даффи. — Он вырос в этом приюте. Только ты более тощий, да и моложе, чем он был бы сейчас.

— И красивее, не так ли? — сказал Римо.

— Ну нет, тот парень был покрасивее. И честным до чертиков. Бедняга... Он был полицейским.

— И хорошим?.. — спросил Римо.

— Не-а. В некоторых отношениях круглым дураком. Понимаешь, слишком честен и прям. На бедолагу сфабриковали дело и посадили на электрический стул. Уже больше десяти лет назад. Так вот, ты очень похож на него.

— Что вы имеете в виду, говоря, что он был дураком?

— Ну, любой полицейский, который попал на электрический стул потому, что сперва уделал какого-то торговца наркотиками, а потом просто заявил, что не делал этого, по-моему, такой полицейский просто дурак. Существует много способов выкрутиться из таких ситуаций. Думаю, даже в наши дни, когда городом управляют всякие остолопы. Нельзя защитить себя, просто утверждая, что ты не виновен. Ну, ты понимаешь, что я имею в виду. Весь наш отдел был просто потрясен этим делом.

— Вам было жаль его? — спросил Римо.

— Да не-а. У парня не было друзей, не было семьи, никого. Понимаешь, нас потряс просто сам факт, что полицейского можно так вот засудить. Они даже не позволили бедолаге подать прошение о помиловании, вообще ничего. Ты понимаешь...

— Значит, никому он был не нужен, — сказал Римо.

— Никому. Парень был чертовски честен. Вечно лез де в свое дело.

— Ты все еще тренируешься в туалете, чтобы быстрее выхватывать пистолет, Дафф?

— Не-а-а, — пробормотал Даффи и отступил назад, его глаза выкатились от страха. — Тот парень мертв, Римо мертв больше десяти лет. Эй, ты! Убирайся отсюда. Убирайся или я арестую тебя!

— А по какому обвинению, Дафф? До сих пор не умеешь правильно сформулировать обвинение?

— Нет, не может быть! Это какое-то проклятое наваждение!

— Хочешь увидеть кое-что забавное, Дафф? Тогда вытаскивай свой пистолет! — сказал Римо и молниеносно сорвал кобуру с пистолетом с пояса полицейского, оставив на толстой черной блестящей коже лишь небольшую коричневую царапину.

Рука сержанта Даффи схватилась за пустоту.

— С возрастом ты стал неповоротливей, пожиратель мяса, — сказал Римо и вернул сержанту кобуру с пистолетом.

Даффи не заметил движения рук Римо, не слышал треска металла. Но когда пораженный сержант открыл кобуру, оттуда на разогретый ночной асфальт посыпались лишь металлические обломки пистолета.

— Ах, черт! Проклятый наркоман! — выдохнул сержант Даффи. — Что ты сделал с пистолетом?! Он ведь денег стоит! Мне теперь придется платить за него.

— Нам всем иногда приходится платить, Дафф...

Сотоварищ сержанта, сидевший за рулем, услышав шум, выскочил с пистолетом в руке, но обнаружил на тротуаре одного только ошеломленного Даффи, уставившегося на пустую сорванную с его пояса кобуру.

— Он испарился! — выпалил Даффи, — Я даже не заметил, как он ушел, его же уже нет!

— Кого? — спросил товарищ по дежурству.

— Я даже не заметил, как он пошел! А его уже нет!

— Кого? — переспросил товарищ.

— Ты помнишь того парня, о котором я тебе как-то рассказывал? Все наши ветераны его помнят. Его отправили на электрический стул, без апелляции, без ничего. Это был предпоследний человек, казненный в нашем штате. Больше десяти лет назад.

— Да-а?

— Мне кажется, я только что видел его. Только он выглядел моложе и говорил как-то странно...

Коллега помог сержанту сесть в патрульную машину. После этого случая Даффи прошел обследование у полицейского врача, который порекомендовал ему немного отдохнуть вдали от напряженной городской обстановки. Сержант был временно освобожден от работы. Полицейский инспектор провел в его доме продолжительную беседу с членами семьи. В разговоре он спросил, где сержант держит свой сверлильный станок.

— Нас интересует инструмент, которым он распилил свой пистолет. Наш врач считает, что сломанный пистолет — это выражение его подсознательного стремления уйти из полиции, — объяснил инспектор. — Человек руками не в состоянии разломить дуло пистолета надвое.

— Нет у него никаких таких инструментов, — сказала миссис Даффи. — Он, когда приходит домой, только пьет пиво. Может, если бы у него и правда была мастерская, он бы не свихнулся, а, господин инспектор?

Полуденное солнце припекало людей на тротуарах Нью-Йорка, протянувшихся через Гудзон. Острые каблуки женских туфель погружались в мягкий асфальт, который жара превратила в черную жевательную резинку. Римо не спеша вошел в отель «Плаза» на Пятьдесят девятой улице и спросил у портье ключ от своей комнаты. Уже более десяти лет он постоянно спрашивал в разных гостиницах по всей стране ключи от номера.

«У белки есть гнездо, у крота — нора, даже у червяка, — думал он, — есть свой клочок земли, к которому он должен регулярно возвращаться. А у меня только ключи от комнат. И никакого дома».

В лифте молодая женщина в легком ситцевом платье красного цвета, едва прикрывавшем изящные округлости ее вызывающе выставленных грудей, заговорила с Римо о том, как приятно жить в таком прекрасном отеле, как « Плаза», и не хотел ли бы он прожить здесь всю свою жизнь?

— Вы живете в гостинице? — спросил ее Римо.

— Нет. У нас квартирка, правда в двух уровнях, в Джонсе, в Джорджии, — ответила женщина, недовольно надув губы.

— Но это все же дом, — сказал Римо.

— Не дом, а тоска зеленая, — сказала женщина. — Мне так нравится Нью-Йорк, ты даже не представляешь! Я просто влюблена в него. Да, люблю этот город. Вот Джордж, мой муж, он здесь работает. А я все время одна. Одна-одинешенька целые дни. Делаю, что хочу.

— Прекрасно, — сказал Римо и стал следить за тем, как мелькают цифры этажей на панели лифта.

— Что хочу и с кем хочу, — продолжала женщина.

— Прекрасно, — сказал Римо. Надо было подняться к себе пешком.

— Ты знаешь, что девяносто девять и восемь десятых процента женщин в Америке не знают, как правильно заниматься любовью?

— Прекрасно.

— А я отношусь к тем двум десятым процента, которые знают.

— Прекрасно.

— Может быть, ты один из тех, кто занимается этим с женщинами за деньги? Знаешь, ты ведь парень что надо.

— Прекрасно, — сказал Римо.

— Хотя я не вижу ничего плохого в том, чтобы заплатить за это, а ты?..

— Заплатить за что? — спросил Римо.

— За секс, дурачок.

— Прекрасно, — сказал Римо, дверь кабины раскрылась на его этаже.

— Куда же ты? — сказала женщина. — Вернись. Что тебе не нравится?

Римо остановился на полпути и зло усмехнулся. Ему пришла в голову одна мысль. По правде говоря, за последние десять лет он не мог припомнить ни одной другой, которая бы так его развеселила. Женщина, моргнув томными карими глазами, сказала: