Ирина Бйорно - Приключения кота Колбаскина

«Кися! Ты что тут делаешь?» Колбаскин по привычке обвил толстым хвостом её ноги и захрапел. Женская рука погладила его полосатую шерсть. Он захрапел еще громче.

«Наталья! Ты с кем там разговариваешь?» Голос мужчины гулко разнесся по церкви.

«Да кот полосатый к нам забрел, ваше преосвященство. А глаза у него разного цвета! Чудной кот!»

«Кот в божьем доме быть не должен, Наталья! Ты же знаешь правила. Он — не чистый. Проводи его из церкви».

«Да как же я его прогоню? Он сам в божий дом пришел».

«Отнеси его на пристань — там рыбаки, может, кто его домой возьмет».

Наталья вздохнула. Она помогала служителю католической церкви. Сама она была бедная и снимала малюсенькую комнатку в доме. Держать кота у себя она не могла. Она была украинкой, которая приехала попытать счастье в богатой Европе. Счастья она не нашла, но возвращаться назад ей тоже не хотелось. На Украине был хаос и неразбериха. Она, как и Колбаскин, любила стабильность и хоть немного комфорта. А это у неё теперь было, хотя жизнь была трудная и не такая интересная.

Она опять вздохнула и сказала Колбаскину:

«Ну, пошли на пристань».

Тот понял и без дальнейших мяуканий покинул церковь, следуя за Натальей. «Божий дом, видно, не для кошек», — подумал он про себя. «А для кого? Для мышей?» Их было в церкви довольно много — это он учуял сразу. Они жили за алтарем и грызли по ночам пресные святые облатки. «Ну и пусть грызут, подумал Колбаскин. А мне и на воле хорошо».

Он шел за Натальей с поднятым хвостом и независимым видом. Они дошли до пристани, и тут Наталье пришла в голову новая мысль: за пристанью стояла старая русская подводная лодка, превращенная в музей для детей.

«Вот туда-то я тебя и отдам!» — сказала себе Наталья. «Будешь на лодке жить и детей развлекать». Она постучалась в дверь лодки. Ей открыл старый матрос на пенсии, который теперь работал служителем этого странного музея на воде, и Наталья, показывая на кота, сказала:

«Я вам матроса полосатого привела. Приютите его, а то на улице холодно. Он будет публику развлекать, верно киска?»

Матрос посмотрел на Колбаскина, и, не вынимая вонючую трубку изо рта, сказал Наталье, усмехнувшись:

«Ну ты и придумщица! А кот и вправду особенный! Смотри: у него глаза разноцветные какие! Хорошо, пусть поживет на лодке. Еда есть, а от мышей отбоя нет. Они с полей прибежали и все печенье воруют из столовой. Пусть котище их попугает. Да и мне будет не так скучно».

Колбаскин всё понял, прошел мимо своего нового хозяина, обвив толстым хвостом его ноги в широких брюках, и оказался внутри русской подводной лодки.

А подводная лодка была подарком русского правительства Путина, которое не хотело тратить силы и энергию на расплавку металла, а решило убить сразу несколько зайцев — показать Дании жест доброжелательства и избавиться от старой и недействующей, отслужившей свою шпионскую судьбу подводной лодки. Её притаранили на тросе к датским берегам и там и оставили. Датское правительство и министерство культуры почесали в головах, посмотрели на бюджет и решили сделать из лодки небольшой музей для школьников, показывая лодку как экспонат холодной войны и шпионских страстей времен Брежнева. Нашли старого матроса на пенсии, выделили ему зарплату, написали в местные каталоги для туристов о русской подводной лодке и открыли музей.

Когда Колбаскин попал на лодку, музей работал уже пол года. Денег он не давал, так как школьники приходили на лодку бесплатно, а взрослые не очень интересовались старой ржавой лодкой доперестроечных времен. Дело было убыточное, так как на лодку провели электричество, отопление и там была малюсенькая кухня, где старый матрос пил кофе и ел бутерброды с колбасой.

Но Колбаскину там нравилось. Кто-то из малышей забыл свою шапочку, и старый матрос переделал её в шапочку для кота, проделав две дырки для ушей кота. Тот смирился и носил шапку, когда на подводную лодку приходили посетители. К нему привыкли и малыши приходили посмотреть на кота в шапочке, который жил на русской подводной лодке.

Старый матрос говорил, что кот — русский и всегда жил на этой лодке, не боясь погружаться на глубину, а теперь кот на пенсии и просто остался там жить. Все это было неправдой, но хорошим магнитом для туристов, поэтому когда пришел журналист из местной газеты делать снимки и писать статью о лодке-музее, на фотографию попал старый матрос с Колбаскиным на руках. Колбаскин был в своей шапке. Так эта фотография и попала в газеты. А статья была о том, что министерство решило закрыть музей, просуществовавший только полгода, так как не было ни экономического интереса, ни притока новых туристов, хотя старый матрос и Колбаскин старались вовсю.

По ночам Колбаскин любил сидеть у кромки воды и ждать, когда серебристые рыбки выплывали на поверхность, привлекаемые электрическим светом с лодки, но ловить рыбу Колбаскин не любил. Его специальностью были мыши и птички, а мочить лапы в холодной воде было не его делом.

Музей закрыли, матроса уволили на пенсию, и судьба Колбаскина опять повернулась новой стороной. Матрос взять его домой не решался— ф там жила старая соседка, ненавидящая котов и их запах, но у него был друг в доме престарелых, старый товарищ, и он решил отнести Колбаскина туда.

Нечего делать, Колбаскин слал свою шапочку в реквизиты холодной лодки, от которой отсоединили электричество, навсегда задраив все люки, и поплелся за матросом.

Колбаскин прожил в русской подводной лодке всю зиму. Посетителей было мало. Однажды пришли на лодку газетчики, которые писали обо всем всякие глупости. Хозяин надел матросский костюм, а на Колбаскина одел маленькую шапочку с помпоном. Так их и сняли вдвоем в газету. Старый матрос с Колбаскиным на руках, а тот в смешной шапочке с помпоном. Эту шапку забыл какой-то ребенок, и она так и осталась на подводной лодке.

Снимок был сделан, и хозяин освободил голову Колбаскина от этой ненужной коту вещи, которая только мешала ему слышать. Через неделю в газете вышла статья: последний день русской подводной лодки. А дело было в том, что министерство культуры отказалось платить зарплату старому матросу, музей сам доходов не давал, поэтому за свет и отопление платить было не чем. Музей закрывался, и что теперь было делать с этим подарком русских, город не знал. Это был как троянский конь: лодка плавать не могла, а чтобы её уничтожить и переплавить на металл, нужны были деньги, которых не было. Матрос был старым, поэтому ему было все равно, что случится с этой проржавленной русской лодкой. Жалко было только Колбаскина. Куда же девать кота? Кормить самому было старому матросу накладно, да и жил он в квартирке малюсенькой, поэтому он решил сдать Колбаскина в дом престарелых, который сам знал.

Он принес туда Колбаскина в хозяйственной сумке и прошел с ним на кухню.

— Котов принимаете? — спросил он повара.

— Покажи, какой такой кот твой, — сказал осторожно повар дома престарелых.

— Красивый кот, даже в газете про него писали, посмотри сам, — и он выпустил Колбаскина на каменный пол кухни. Тот прошелся около плиты и обвил хвостом толстые ноги повара, заурчав как закипающий чайник.

— Ах, красавец какой! И глазастый! Ну хорошо, пусть остается.

Матрос распрощался с Колбаскиным и оставит того в доме престарелых.

Так судьба занесла Колбаскина в дом, где пожилые люди доживали или скорее дожевывали свою жизнь. Многие из них уже не вставали с постелей, даже в туалет. Их кормили, переодевали, им меняли подгузники, полные испражнений, перевертывали, как кульки к вонючей килькой и раз в неделю купали.

Те, кто еще мог ходить, приходили трижды в день в столовую и получали полный и в общем-то ненужный им рацион, так как энергии почти не тратили. Время проводилось в поглощении лекарств и телевизионных программ. Так с утра до вечера. Они были похожи на червяков, в которые они скоро превратятся — больших малоподвижных червяков, в которых пища входила и выходила. В них входили и телевизионные сериалы и так же легко выходили из их памяти и седых и лысых голов. Здесь стоял запах увядания, болезней и старости, который кот Колбаскин отчетливо чувствовал своим замечательным носом.

Он старался меньше общаться с больными и лежачими обитателями дома престарелых, ограничивая круг своего внимания кухней, коридором, столовой и телевизионной комнатой, где он часами мог наблюдать за экраном, где двигались пятна различного цвета. Для него это было как движение теней, которые он любил наблюдать на улице. Почему эти тени так нравились людям, жившим в этом доме и никогда не ловившим ни мышей, ни птиц, Колбаскин понять не мог.

Ночью он уходил на волю— в поля, лес или на пляж, где промышлял охотой до утра. Потом он возвращался в теплый дом, напивался молока или простокваши из блюдечка и ложился спать под креслом в телевизионной комнате. Так он прожил в этом доме три месяца. За три месяца несколько проживающих в доме престарелых умерли, и Колбаскин каждый раз чувствовал приход смерти заранее — за день-два по тому неповторимому запаху, который несла с собой смерть. Но говорить это людям он не мог и не хотел. Они ведь такие умные — пусть сами догадываются, но люди не догадывались, удивляясь каждый раз тому, чт для Колбаскина было вполне естественным.