Вячеслав Энсон - Эра беззакония

Гонят профессионалы. Гонят, чтобы убить. Как убили Яшу на чердаке. А перед смертью будут пытать, выбивать адрес места, куда он спрятал своих. И где материалы. Писюльки он отдаст, не жалко. Но Яша сказал, что на этой стадии зачищают всех: объект, окружение, связи. Значит, будут пытать. Он не выдержит — низкий болевой порог. Расколется, они найдут и убьют жену с сыном. Главный так и сказал: «Под корень! Всех, кто что-нибудь знает…» Пугал, расшатывал психику? Скорее всего. Ход событий не оставляет надежды на пощаду. Договориться с ним уже пытались. Трижды. Он не понял глубины проблемы и обрек всех на смерть. Ради чего?.. Нормальные люди называют это глупостью. Только Яша твердил: «Кто-то должен! Или все мы — скоты?» Где теперь Яша?..»

Он закрыл воду, вытерся и оделся в чистое. «Бежать, — подытожил, — долго и далеко. Сколько хватит сил. Увести от родных. А там, как судьба. Повезет — увидимся и заживем, как прежде. Всего-то надо: остаться в живых и их вытащить… Какой дурак! — злился он на себя. — Пять недель назад были вместе. Жили бы спокойно и дальше… Так — нет, проснулся проклятый червяк! Зудит: «Раз написал — печатай! Может, для этого ты и родился…» Сидит в душе и соблазняет. Всю жизнь под монастырь подводит. Адама с Евой хоть змей соблазнял, а меня червячок яблочный. По мелкоте души. Сколько подлостей через него сделал, сколько глупостей… Но ничего, прорвусь!»

Вернулся в комнату. Стресс смылся вместе с грязью, потом и стекловатой. Тело устало, но погоня закачала в кровь адреналин, и чувствовал он себя бодро. Даже проснулся аппетит. Хотел сходить к старикам, порыться в холодильнике, но слабый шум за окном вмиг отбил мысли о еде.

С улицы донесся звук мотора. Под арку вползла машина. Он бросился к выключателю, погасил свет, выглянул из-за занавески.

Темный двор освещен только фарами. Из машины вышел человек. Встал посреди двора и, задрав голову, заскользил взглядом по окнам. «Что он высматривает? Дом почти нежилой…» Снова страх сдавил сердце. Пригляделся, узнал и этого. Одежда другая и видел его мельком. «Этот» на чердак не ходил, стоял на стреме. Столкнулись внизу, когда убегал. «Этот» почти схватил его, но поскользнулся в бомжатском ссанье и выпустил.

Он видел, как мужчина жестом подозвал ковылявшую через двор старушку. Подвел ее к машине и в свете фар показал что-то. «Мою фотографию». Старушка отрицательно замотала головой и пошла себе дальше. Мужчина постоял немного, сел в машину, и она выкатилась со двора.

«Обложили!» — бессильно опустился на кровать. Прилег в навалившемся изнеможении. «Поквартирный обход готовят. Процедят район за сегодняшний вечер. Шанс проскочить, конечно, есть. Переоденусь и дворами, дворами… — просчитывал он варианты. — Но есть шанс и влипнуть. А попадаться нельзя. Выпотрошат и доберутся до них. До тех, за кого я умру, но… Стоп!.. Умру? Интересно… Умру… Значит, пора умереть…» — понял он. Такой вариант предусмотрен, технически подготовлен и выполним. Очень легко выполним. Умирать, правда, не хочется. «В сорок лет жизнь только начинается…» Разум воспротивились собственному решению.

Он встал, сунул пистолет под свитер. Вышел на лестничную клетку и посмотрел в разбитое окно. Пустынная улица хорошо освещена. У каждого дома стоит по человеку. «Случайные прохожие? Ждут кого-то в безлюдном квартале…»

Поднялся на чердак. Вылез на крышу. Прячась за трубами, обозрел окрестности. Разглядел дворы, увидел, как обходит подъезды шестнадцатого дома группка людей. Трое-четверо… Это тот дом, у которого он остановил такси. Увидел перекрытые автомобилями въезды. Мелькнули на миг огоньки сигарет и выдали двух наблюдателей на крышах соседних домов.

В смятении вернулся в квартиру. Возможность вырваться отсечена. Взялись за него серьезно. Человек пятнадцать прочесывают квартал. «Все-таки, умирать?..» — повис в пустоте вопрос. Он не стал на него отвечать. Стянул жаркий свитер, швырнул на пол. Плюхнулся на кровать. Все уже понял, но в этом деле мало понять. Нечеловечески трудно согласиться. Флот и здесь не подвел. Двенадцать долгих лет флот растил в нем готовность умереть в любую минуту. Военный тем от прочих людей и отличен: спит ли, ест ли, играет дома с детьми, а придет приказ, и прямая его обязанность — встать, проститься и уйти умереть, постаравшись как можно дороже продать свою жизнь. Единственное его право. А сопли, вопросы и обсуждения здесь ни к чему… Все ясно. Только не ожидал, что приказ отдавать, ему тоже предстоит «собственноручно». Мысли остановил, успокоил дыхание, и ровным, спокойным голосом сказал себе: «Умри!»

Холодно сделалось внутри. Пусто. Съежилась душа, будто уже отлетела. Страха нет, только холод. «Боже ты мой!» Он лежал на кровати, не имея сил сделать то, что задумал. Долго лежал, минут восемь. По нынешним меркам — расточительно много. Ни о чем конкретном не думал. Все давно передумано, просчитано, приготовлено… Погоня превратила его в отчаянного реалиста, очистила от глупых надежд. «Помощи ждать не от кого. Чуда не произошло. Все, как предсказывал их главный. И финиш будет… По их сценарию, который можно сломать одним только способом… — думал он почти без отчаяния. — Надо! Без меня не найдут…»

Он заставил себя подняться Встал на ватные ноги, включил свет. Достал из тумбочки коробку. Цифровая камера, куплена неделю назад. «Запечатлите яркие события вашей жизни» — призывно щерится девушка с рекламного постера. Вставил аккумулятор. Вытащил из-под кровати штатив. «Простите, милые мои…» Горло перехватил спазм, но он не заплакал. Не потому, что мужики в его возрасте не плачут. Бывает, плачут, когда прижмет… Но в той необъятной пустоте, ужас которой он ощутил, нет уже места слезам. Там ничему нет места. И «места» там нет.

Он представлял «план номер два». В подробностях. Как запасной и радикальный. Как свой последний козырь. Не верил, что придется его исполнять, на что-то надеялся. «Опять на «авось»? Доавоськался…» Представлял ясно боль, страх. Особенно страх. Потому что труслив и малодушен. Месяц назад был нормальным человеком, даже думать про такое не мог. Теперь все по-другому — знает про пустоту. Про бездну, которая открылась, уже позвала и пропитала собой его мысли и чувства. Открылась потому, что он не испугался. Решился. Шагнул. Даже убил человека. И прежним теперь не станет. А нынешним быть — нельзя. Пора ставить точку.

«Сходить к старикам. Не спят, телевизор работает, смотрят очередной сериал. У всех теперь сериалы вместо жизни. Жаль беспокоить, но попрощаться надо — входит в план». Он пошел в соседнюю комнату. «Действительно, сериал…» Сказал старикам: «Прощайте!» Бабка махнула рукой: «Пока, пока…» Дед шикнул на нее, и оба прильнули к экрану, боясь пропустить что-то важное. Закрыл осторожно дверь.

В своей комнате посмотрел на часы. Восемнадцать двадцать шесть, пятнадцатое октября 2005 года. «Поезд дальше не идет. Конечная…» Из тайника за плинтусом достал новый мобильник. Еще ни разу не звонил с него. Держал на экстренный случай, выключенный, с отстыкованым питанием.

«Позвонить бы жене… Нет, этого нельзя. Ни в коем случае!» И ей он запретил пользоваться любыми видами связи.

В мобильник забиты номера. Телевидение, радио, несколько газет. Репортеры криминальной хроники. Без них, к сожалению, не обойтись. Обязательная часть «плана номер два». Сделал несколько звонков. Восемь раз повторил заготовленный текст. Закончив, бросил телефон на пол, раздавил его обломком гантели, прихваченной у стариков. «Зачем они хранят этот трехкилограмовый шар на ручке?» Обломки телефона сложил в коробку от камеры, потом в большой пакет. В него же запихал грязную одежду. Вынес в одну из пустых комнат, закопал в куче мусора. Обломок гантели положил в коридоре, у комнаты стариков.

Вернулся к себе, плотно прикрыл дверь. Встал на колени, прочел «Отче наш». Добавил несколько слов от себя. Все, что вокруг, перестало существовать. Мысли развернулись к главному, к тому, что волновало всю жизнь. Чем, собственно, жил. «Ответов нет. Эксперимент прекращается по техническим причинам… — подвел черту. — За глупость надо платить».

Много лет он ставил опыты над собой — искал ответ на вопрос, как правильно жить. Так пробовал, сяк… А теперь жить — отпала необходимость.

«Что ж, и червячка заодно похороним… — думал он, поднимаясь с колен. Достал пистолет, включил и настроил камеру. — При всех прочих минусах, с червячком получаем плюс. Раз по-другому не управились. Не ждал, родимый?.. Сюпрайз!.. Открой, падла, ротик!»

15 октября, суббота

Калмычков запомнил ту осень в мельчайших подробностях. События, краски, слова. Даже запахи и погоду. Осень 2005 года разнесла его прежнюю жизнь в клочья. Разметала все, что строил он долгие годы, камня на камне не оставила. А начиналось нерешительно, с мелочей, знаков, предчувствий. Первый звонок так и врезался в память — в связке с погодой.