Уоррен Мерфи - Черная кровь

— Не-а, — ответил Римо.

— Он, наверное, один из самых опасных людей в Азии. Он близкий друг южнокорейского президента. Он нужен нам живым. Он фанатик, так что это будет нелегко.

Так инструктировал Римо доктор Харолд В. Смит, директор санатория Фолкрофт, служившего крышей для особой организации, не соблюдавшей законы страны во имя того, чтобы вся страна их соблюдала. Римо был безымянным исполнителем на службе этой организации, а Чиун — наставником, который дал Римо куда больше, чем можно было купить за все золото Америки.

Ибо наемные убийцы-ассасины из Синанджу продавали свои услуги императорам, королям и фасонам задолго до того, как западный мир начал вести счет времени, но никогда не продавали секреты своего искусства.

Поэтому, когда Чиун за деньги обучил Римо искусству убивать, секретная организация получила то, за что заплатила. Но когда Чиун научил Римо дышать, и жить, и думать, и постигать внутреннюю вселенную своего тела, создав новое существо, способное использовать свой мозг и тело с эффективностью, превосходящей возможности обыкновенного человека по меньшей мере в восемь раз, Чиун дал организации куда больше того, на что она рассчитывала. Нового человека, не имеющего ничего общего с тем, который был послан к нему на обучение.

И объяснить это Римо не мог. Он не мог рассказать Смиту, что дало ему учение Синанджу. Это было все равно что объяснять разницу между мягким и твердым человеку, лишенному чувства осязания, или разницу между белым и красным человеку, слепому от рождения. Объяснять Синанджу и знание и опыт его мастеров человеку, который может вдруг спросить, будет ли вам трудно справиться со знатоком каратэ, — дело совершенно безнадежное. Мешает ли зиме снег? Человек, воображающий, будто Римо нужно смотреть фильм про какого-то каратиста в действии, не сможет понять Синанджу. Никогда.

Но Смит все-таки настоял на том, чтобы показать Римо фильм, демонстрирующий полковника в действии. Фильм был снят ЦРУ, одно время очень плотно работавшим с полковником. А теперь в отношениях между Южной Кореей и США возникла напряженность, и полковник играл не последнюю роль в ее возникновении. Добраться до него не удавалось, потому что он очень хорошо узнал все приемы, которые против него могли применить. Так старый учитель тщетно пытается обмануть ученика, который его превзошел. Именно с таким делом, рассудил Смит, и может справиться его организация.

— Чудесно, — сказал Римо и принялся что-то фальшиво насвистывать.

Дело происходило в гостиничном номере в Денвере, где Римо получил задание, касающееся корейского полковника. Смит, на которого безразличие Римо, переросшее в обильно приправленную зевотой скуку, не произвело ни малейшего впечатления, прокрутил пленку с полковником-каратистом. Полковник проломил несколько досок, дал ногой в челюсть нескольким крепким молодым людям и немного попрыгал на татами. Фильм был черно-белый.

— Фью, — произнес Смит и поднял бровь, что для этого человека с вечно замороженным лицом было выражением крайнего эмоционального возбуждения.

— А? Что? — спросил Римо.

— Его рук совсем не видно, — сказал Смит.

— Да неужели? — удивился Римо.

Время от времени ему приходилось присматриваться и прислушиваться к людям, чтобы уяснить для себя пределы их возможностей, так как порой человек невероятно закрыт для всей полноты жизни. Римо понял, что Смит и вправду полагает, будто полковник очень опасен и двигается чрезвычайно стремительно.

— Его руки просто размазались на пленке, — сказал Смит.

— Не-а, — сказал Римо. — Остановите кадр там, где он молотит руками. Фокус очень четкий.

— Вы хотите сказать, что можете видеть каждый отдельный кадр в фильме? — спросил Смит. — Это невозможно.

— По правде говоря, если только я не заставляю себя расслабиться, то только это и вижу. Просто набор неподвижных картинок.

— Вы и на отдельных кадрах его рук не сможете рассмотреть, — стоял на своем Смит.

— Пусть так, — согласился Римо.

Если Смит хочет так думать, прекрасно. Чего еще угодно мистеру Смиту?

Смит приглушил свет и прокрутил пленку назад. Маленький проектор застрекотал, и изображение на какое-то время смазалось, потом пленка остановилась. На экране был кадр, и в кадре — полковник, наносящий удар рукой. Очертания руки были четкими и ясными. Смит стал кадр за кадром перематывать пленку. Новый кадр, еще один. И на всех кадрах рука полковника имела четкие и ясные очертания — камера вполне успевала зафиксировать руку.

— Но его движения казались такими быстрыми, — сказал Смит.

Столь часто приходилось ему отмечать происшедшие в Римо перемены, что он не отдавал себе отчета в том, насколько велики эти перемены, насколько Римо действительно не похож на себя прежнего.

А Римо сообщил ему, что еще, по его мнению, переменилось:

— Когда я только начал на вас работать, я с уважением относился к тому, что мы делаем. А теперь — нет, — сказал Римо и покинул гостиничный номер, получив указания насчет того, чего Америка хочет от корейского полковника. Он мог бы прослушать многочасовой рассказ о том, как и почему ЦРУ и ФБР не удалось добраться до этого человека, какова у него система безопасности, но ему надо было только общее описание здания, чтобы не слишком долго его искать.

И конечно, Смит упомянул об особых мерах защиты лифта.

И вот Римо в лифте, и человек в синем целится в него из кольта 38-го калибра, а человек в сером делает шаг назад, чтобы дать слуге выполнить работу, и этим они как бы показывают Римо удостоверения личности.

Римо перехватил запястье с револьвером, указательным пальцем раздробив кость. Движения Римо так органично гармонировали с движениями телохранителя, что казалось, будто тот достал револьвер из кобуры только затем, чтобы его выбросить. Рука продолжала свое движение вперед, и револьвер полетел в щель между полом лифта и полом этажа и дальше вниз — в тишину.

А Римо положил руку на затылок телохранителю и слегка пошевелил пальцами. Этому приему его не учили — он просто хотел стереть с руки грязь, накопившуюся за время долгого пребывания под лифтом. Одновременно он наклонил голову телохранителя к своему поднимающемуся колену. Раз — Римо аккуратно подтолкнул голову, и она с легким щелчком стукнулась о стену шахты; два — Римо перехватил обратное движение тела; и три — уложил его навзничь отдыхать на пол кабины. Навеки.

— Привет, дорогуша, — сказал Римо полковнику по-английски. — Мне нужна ваша помощь.

Полковник швырнул Римо в голову свой «дипломат». Он стукнулся о стену и раскрылся, рассыпав пачки зеленых банкнот. Очевидно, полковник направлялся в Вашингтон, чтобы то ли купить, то ли взять напрокат очередного американского конгрессмена.

Полковник встал в стойку «дракон», выдвинув вперед локти и растопырив руки, как клешни. Полковник зашипел. Интересно, думал Римо, нельзя ли купить американского конгрессмена на дешевой распродаже, как любой другой товар? И не бывает ли скидок для оптовых покупателей: может, дюжина голосов конгрессменов оптом обойдутся дешевле, чем если покупать каждого по отдельности? А если еще поторговаться? И сколько стоит член Верховного Суда? А член кабинета министров? Удачная это покупка или нет — элегантно упакованный министр торговли?

Полковник нанес удар ногой.

А может, лучше взять напрокат директора ФБР? А на вице-президента США покупатель найдется? Они ведь недорого стоят. Последний продался за пачку наличности в конверте, покрыв позором Белый дом, и без того погрязший в нем по уши. Представьте себе вице-президента, купленного за пятьдесят тысяч долларов наличными! Какой стыд для аппарата и всей страны! За пятьдесят тысяч должен продаваться, скажем, вице-президент Греции. Но вице-президент Америки за такую ничтожную сумму — это позор!

Римо отразил удар полковника.

Но что еще можно ожидать от человека, написавшего книгу ради гонорара?

Полковник нанес удар другой ногой. Римо поймал ногу и поставил ее на место, на пол. Полковник, целясь в голову Римо, выбросил вперед руку с такой силой, что мог бы расколоть кирпич. Римо отразил удар и вернул руку на место. Потом вперед вылетела другая рука и тоже вернулась на место.

А что, если сделать так, думал Римо: пусть «Америкой Экспресс», или «Мастер Кард», или какая-то другая кредитно-финансовая компания откроет специальный счет. И пусть каждый новоизбранный конгрессмен налепит на двери своего офиса эмблему этой компании; тогда тому, кто желает дать взятку, не нужно будет таскать чемоданы с наличностью по полным опасностей вашингтонским улицам. Он просто предъявил бы свою кредитную карточку, а конгрессмен достанет специальную машинку, которую ему выдают после того, как он вступил в должность и принес присягу на верность конституции, и вставит в нее кредитную карточку взяткодателя, а в конце месяца получит взятку в своем банке. Просто давать взятки наличными — значит унижать достоинство законодателей.