Тодд Лерой - Жаклин Врана

До четырнадцати лет она исправно отмечала все зимние праздники вместе с семьей. Но одна рождественская ночь провалилась в ее памяти. Отец напился до такой степени, что перестал различать лица жены и детей. Обычно руку на последних он не подымал, но тогда ему было плевать, с кем устраивать разборки. Он определил врага номер один – собственную жену – и погнался за ней с топором, а когда шестилетняя Жаклин перекрыла ему дорогу к матери, шлепнул ее по лицу деревянной рукояткой. Девочка упала в снег у сарая и потеряла сознание. София в это время забилась в углу и тихо поскуливала. Отец уронил топор и схватился за голову. Он первым бросился вызывать скорую помощь и кричал на машиниста за медлительность и на врачей за некомпетентность. И конечно на жену, которая потеряла дар речи от его действий и заикалась еще месяц. Чтобы избавиться от расстройства, пришлось прибегнуть к помощи логопеда. На следующий день Жаклин ничего вспомнить не смогла. Ничего, кроме своей злости на отца. Если бы отложились его действия, она убежала из дома в тот же день.

Жаклин не понимала мать. Почему она терпела его так долго? Чего боялась? Неужели она полагала, будто все наладиться. Беспечная Софи кардинальных методов не одобряла и даже упрашивала родителей не разводиться перед входом в суд. Жаклин даже шлепнула ее по лицу за глупость, трусость и эгоизм.

– А разве ты не эгоистка? – спросила младшая со слезами. – Ты ведь ради себя стараешься их поссорить!

Жаклин растерялась и не нашла, что ответить. Позже она мечтала высказать то, о чем думала тогда. Взрослым языком и, вероятно, грубым.

Из мыслей ее выдернул очередной звонок Уве.

– Я не вижу, как перемещается твоя звезда на мониторе. Ты застряла в снегу или кончился бензин? Послать помощника?

– Нет, я смотрела на елочную игрушку.

– А, – не нашелся что сказать он.

– Выхожу, – бросила птице она и включила телевизор. – Пульт на кресле-мешке. Не заляпай, если будешь на нем есть, иначе заставлю стирать, понял?

– Закрой, – напомнил ворон, и Жаклин развернулась по кругу, чтобы забрать ключи с кухни, а заодно почесать его шею в знак благодарности.

Она не раз забывала запирать квартиру на замок, но еще ни разу никто не рискнул ее обчистить. Наверное, потому что знали, кому та принадлежит.

Жаклин занимала половину пролета на седьмом этаже в узкой и серой высотке на краю центра. Один из самых бедных и запущенных домов забытого квартала. Лифт никогда не работал, и спускаться приходилось пешком. Кроме этой краткой физической нагрузки девушка себя ничем не утомляла.

Внедорожник она ставила почти у дверей, потому что на неизвестной улочке трафик был ничтожным. Задеть автомобиль не могли по определению, либо вероятность была настолько мала, что за чужую машину беспокоиться не стоило. К тому же старый – добрый Тахо – который соседи именовали «гробовозкой» из-за непроницаемо черных окон – и так был украшен несчетным числом царапин. Еще одна причина, почему на ее машину никто в отделе не заглядывался.

Как только двигатель завелся, вспыхнул навигатор с новым пунктом назначения. До него было ни многим, ни малым сорок километров.

Отовсюду раздавались приятные запахи свежезаваренного кофе и свежеиспеченных булочек. Она тут же вспомнила, что забыла отключить кофеварку, но предположила, что ничего дурного с ней не произойдет. Путь наверх виделся ей невыносимым.

Уже на пятом километре она не выдержала и остановилась у ближайшего кофе, чтобы купить самое огромное ведро кофе. Поставила в отсек для стаканов и пустила внутрь длинную трубочку, чтобы не отвлекаться по пути.

Еще через милю повеяло пряниками. Она не скрывала страсть к сладкому и заскочила за медовым барашком в уже проверенную пекарню. Она вообще любила рогатую символику и не снимала украшение в виде серебряного козерога с шеи. Кроме того, это был ее знак зодиака. Хотя носила она его не по этой причине. В гороскопы она не верила, как и во все непрактичное. Да и день рождение предпочитала не праздновать, либо вовсе забывала, пока кто-нибудь о нем не напоминал.

Осведомленность ее о своем знаке ограничивались тем, что он связан с планетой Сатурном. Как большой любитель греко-римской мифологии, Жаклин помнила о боге Сатурне, который правил во время того, что теперь называлось Рождеством. Она чувствовала какою-то необоснованную симпатию к этому празднику.

Тридцать километров спустя на город пали темно – синие тени свойственные четырем часам. Огни становились все реже. Она съехала с главной трассы и попала на большую пустынную. Но уже очень скоро показался слишком яркие вспышки фар и мигание красно – синих сигналов. Она остановилась и хлопнула дверью. Ей нравился ненавязчивый мороз конца декабря. Воздух, нагретый большим скоплением людей, и одновременная свежесть холода успокаивали ее и вселяли надежду в какое – никакое продолжение жизни. Где-то над городом пускали фейерверки, один из которых был доступен и с ее перспективы.

– Очень вовремя, – буркнул Уве, подходя к Жаклин со спрятанными в карманах руками.

С его комплекцией ему было жарко, поэтому он расстегнул бледно – коричневого оттенка пальто, выглаженное заботливыми руками жены. От него пахло перегаром вчерашнего застолья, кроме того он забыл побриться и, казалось, еще не проснулся. И все же работал он по обыкновению качественно.

– Тело спрятано не так уж искусно, – пояснял он по дороге к ели. – Совсем свежее.

– Хотели, чтобы нашли как можно быстрее?

– Скорее всего. Сомневаюсь, что это, – кивнул он на тело, привязанное к дереву гирляндой, – несчастный случай и неосторожное сокрытие улик.

Труп еще дымился. От замкнувших огней пахло гарью и жженой свининой.

– Значит, у него какая-то еще для нас новость, – предположила девушка, приседая возле тела.

Надела перчатки, чуть выгнулась и приподняла голову. Лицо оказалось обугленным и напоминало крошащийся угольный мелок. Она коснулась носа, и тот частично осыпался.

– Думаю, так делать не стоит, – сказал Уве. – Иначе личность нам не установить.

– Он хотел, чтобы мы знали, кто убит? Сомневаюсь, – размышляла вслух она. – Значит, личность установить вряд ли удастся. Разве только если покопаться в последних пропажах…

– Тело найдено только сегодня. Если родственников у него нет…

– У нее, – исправила Жаклин.

– У нее? – удивился один из полицейских, тощий ярко – рыжий аспирант по имени Лок Аспен.

Жаклин выкопала из снега золотую серьгу и покрутила ею перед носом у молодого ученика.

– Может, он модник? – предположил тот.

– Модник? – нахмурилась Жаклин. – Не думаю, что ходит мода на серьги с такими большими камнями для мужчин.

– Видимо, она богатая, – установил Уве.

– Очень может быть, – протянула девушка. – Да, скорее всего выше среднего достатка. Такое украшение обошлось ее обладательнице не в одну сотню крон.

– Да ты, погляжу, большой знаток побрякушек, – ухмыльнулся Уве и добавил, заметив ее растерянность. – Ладно, не бери в голову. Так значит, она богата, поэтому мотивом вполне может стать ограбление.

– Вряд ли, – усомнилась Жаклин. – Первое, он не снял самое очевидное, а профессиональный вор не мог не заметить чистоту камней, а второе, убийство несет какую-то ритуальную подоплеку. Он должен был что-то для нас оставить. Подождите…

Она просунула руку под обугленную куртку и расстегнула замок.

– Что ты делаешь? – оглянулся по сторонам Уве.

Жаклин раскрыла на общее обозрение грудную клетку. Явно женскую грудь и огромную дыру слева. Пригнулась, чтобы заглянуть в содержимое и поднялась. Аспирант отбежал, чтобы прочистить желудок, Уве потер переносицу и устало отвернулся.

– Вырезал сердце, – заключила она, стягивая перчатки. – Это явно что-то значит. Он на что-то намекал.

– Эта женщина разбила его сердце, и он мстит подобным образом?

– Как одна из версий. В любом случае она его обидела.

– Насколько же сильно нужно обидеть, чтобы вырезали сердце?

– Да он явно болен! – вскричал юноша, отирая рот. – Разве не понятно?

– Такие случаи сигнализирую о том, – задумался мужчина, – что это не последняя его жертва.

Грянул очередной взрыв, и снег осветился сначала красными, замет синими огнями.

– Самое время, – пробурчал мужчина.

Жаклин потянула за конец гирлянды и пошла, словно по тросу, освобождая нить от снега. Гирлянда уводила от места убийства все глубже в лес. Уве отвернулся от живописного салюта, последовал за девушкой и остановился в паре метров, когда замерла та.

– Что-то есть? – спросил он, наблюдая за тем, как она убирает за ухо светлые волосы, чтобы наклониться и роется в снегу.

– Да, кажется, что-то есть, – тускло ответила она, вытягивая ручку сумки.