Поцелуй через стекло (СИ) - Воронина Алина

С утра до вечера Харт проводил время в школе. Педагоги были из местных, а значит, по мнению парня, знали о жизни не более его. Вот если бы лекции читал пришелец из внешнего мира- будьте уверены, Харт не пропустил бы ни слова. Но какой смысл слушать в очередной раз, каково будет на станции «Конечная», когда они туда переселятся. Может, там будут водиться животные. Не исключено, что осталось и море. А вдруг, с неба идёт дождь? О подобном Харт способен размышлять и без всяких лекторов. Но так уж положено: все должны учиться. И когда освободят от этой обязанности- неизвестно. Многие ученики старше восемнадцатилетнего Харта, встречаются и те, кому стукнуло все пятьдесят. Но в то же время встречаются сорокалетние, которые учебное заведение не посещают. Но когда Харт интересуется, когда они закончили обучение и есть ли аттестат, те смущённо сообщали, что не помнят. С памятью что-то?

В этом месте в кресле слушателя началось ёрзанье. Софья чутким своим слухом его уловила и бросила в том направлении суровый взгляд. Гумер замер. Эх, зря он согласился на читку!

В казарму путь Харта пролегал по железнодорожному пути. — Продолжила чтица с металлом в голосе. — Приходилось ему перебираться и под колёсами поезда. И однажды это навело его на размышления о том, почему никому не удавалось проехать на поезде «зайцем». Бдительные проводники отталкивали всех, кто пытался незаконно попасть в вагон. Законный же способ оставался неизвестен, ибо счастливцы увозили его с собой. Правда, ходили слухи, будто за какое-то время до прибытия поезда человек ощущал: «Пора!» А ещё у подобных прямо из воздуха материализовался некий проездной документ.

Мальчик у нас, без сомнения, не бесталанный. Но как это монетизировать? — размышлял Гумер. — Ведь без этого нынче никуда… Писать в стол ради собственного удовольствия? Этот способ существования в литературе ушёл в прошлое.

«В вагон не попасть, но можно прокатиться под вагоном». -Чтица стремилась к большей выразительности, то повышая, то понижая голос, отчего слушателю стало совсем грустно. — И в следующую встречу с составом Харт изучил подвагонное пространство и остался доволен: «Достаточное количество металлических ушек, к которым реально прицепить ремни с крюком или карабином». Воображение нарисовало поддон с двумя ремнями. Пристегнуть с правой стороны, затем ухватиться руками и ногами за выступающие части днища, прижаться к нему, освободить левую руку и ею пристегнуться оставшимися ремнями. Таким поддоном, учитывая малый рост Харта, мог послужить и школьный ранец. И всё же он решил укрепить конструкцию. Помимо того, стоило позаботиться о берушах или чём-то подобном: шум колёс мог повредить ушные перепонки.

Может, издать сборник подобных коротких текстов? — размышлял Гумер. — Затея, конечно, аховая. Такой формат не окупится. Как не пыжься. Но что не сделаешь ради ребёнка!

И вот стали меркнуть светильники под куполом. Харт повис под вагоном и пристегнул карабином концы двух самых толстых ремней, которые удалось найти, после чего улёгся на укреплённый ржавым металлическим листом ранец. На голову он напялил вязаную шапку, под которую натолкал тряпок. Для большей надёжности этих «беруш» уши заткнул провощенной ватой.

А мне никакие беруши не помогут! — с грустью констатировал слушатель. — Понятное дело, что для мальчика это своеобразный самопсихоанализ. И, следует заметить, эффективный. Но каково приёмнику негативных эмоций — читателю?

Когда поезд тронулся, ничего не было видно из-за угла обзора и темноты. Но когда состав приблизился к границе купола и земли, Харту показалось, что образовалась брешь. А как только состав миновал её, кромки её воссоединились. А дальше- пустота. Никакого пейзажа- ни сельского, ни индустриального, ни апокалипсического. Белёсый туман. Он навевал сон. Потом пришло ощущение бестелесности. А когда он увидел надпись «Ст. „Конечная“», то сразу пришёл в чувство и выбрался из-под вагона.

Перед ним- полоска обычной земли. А вдруг? Он потопал ногами, потом лёг. Немая мёртвая почва. Он поднялся и огляделся. Неба нет. Купола тоже. А среди белёсого тумана — поезд.

Он вошёл в вагон. Пусто! Он двинул по составу к голове поезда. Кабина машиниста. Никого. Рычаги, кнопки, ручки — изношенные. С метками ржавчины.

Он коснулся рычага на приборной доске. Металл прямо на глазах скукожился. А следом стали плавиться стены, пол, окна. Однако его кожные рецепторы продолжали воспринимать объём и вещественность предмета. Он сжал пальцы. Нет, это не рычаг из кабины машиниста. Это штуковина из-под вагонного днища. А за спиной снова ранец. Вокруг- белёсая пустота. Или это то освещение, которое включают на его родной станции по утрам?

Из белёсого морока выплыло лицо:

— Вылезай оттудова! — Обходчик сказал это без всякого зла и добавил: — В своё время тоже поедешь. Только там ничего…

— Знаю! — угрюмо буркнул Харт и отстегнул первый ремень.

Он поплёлся в казарму, на ходу размышляя над случившимся. Сон? Или «Конечная» существует? И там- родные, друзья, небо и лес. Словом, то, что не бывает на свете.

Чтица отложила последнюю страничку в сторону:

— Ну как тебе? — София подняла лицо к супругу.

— Мрачновато, — выдавил из себя слушатель и тут же добавил: — Видимо, болезнь сказалась.

— А мне видится влияние Людмилы Петрушевской. Или даже Этвуд.

«А может статься, Мирры из города Мирного», — подумалось супругу.

— Но в любом случае это может войти в сборник рассказов.

«Совершенно убыточное предприятие!»

— Гумер, ты надеюсь заметил, что после отъезда этой девушки твой сын…несколько потерялся?

— Да-да, ты права.

— Но знаешь, что меня потрясло? Она была первой, кому он прочёл этот рассказ. Представляешь?

«Ревность!» — констатировал Гумер, который не уставал дивиться силе материнской любви, которая, как известно, слепа. Или только делает вид? Тогда стоит поаплодировать Софочкиному самообладанию. Столько лет миновало- и ни одного намёка.

Гумер сжал и разжал пальцы ног. С той поры, как жена потеряла собственные, у него появилась эта привычка. Интересно, о чём она говорит? Может, он старается поставить себя на её место. Каково это- передвигаться на таких беспалых ногах-копытцах? Видимо, не так просто, если женщина предпочитает любимой некогда ходьбе езду на авто. А это не способствует стройности.

И тут затренькал мобильник. При иных обстоятельствах Гумер бы звонок проигнорировал, но в тот момент… В общем, он ответил. И тут же пожалел об этом.

— Нет, она не северянка! — продолжила София, когда супруг сухо, по-деловому завершил разговор. — Не из Архангельской области. Говор иной. Не напоминает и говор жителей Мирного, расположенного в Якутии. Её речь отличает напевность, особо заметная в словах, где более двух слогов. Плюс повышение тона в конце фразы. Гумер, наша прислуга родом с Приволжской возвышенности.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что Мирра — наша землячка?

Софья ничего не ответила, но широко разведённые руки договорили за неё.

— А что ты, собственно, имеешь против этой девчушки? — не отставал Гумер.

— Её культурный код не совпадает с нашим, Гумик! — отчеканила супруга.

Гумик поморщился. Не из-за высказывания, а из-за сокращения своего имени. Оно претило ему.

— Софи, — обратился он к жене, — у тебя окраинный синдром!

Даже сейчас, спустя годы, он не может произносить её имя иначе, как с расстановкой: Ка-пи-то-лина. Она притаилась в каком-то клубке нейронов на подкорке. А теперь после смерти отразилась на экране его зрительной коры. Да он стал мыслить научными терминами. Вот что значит быть мужем медсестры и отцом студента-медика!

Очередной день карантина Адаев начал без всякого плана. А это вселяло панические настроения. Что в конце концов вынудило обратиться вновь к делу Греты Тунберг.

Знаний по поводу так называемого профиля преступника журналисту не хватало. Единственное, что он знал твёрдо: Капитолина Кузюткина не относилась к личностям психопатическим. Ибо обычно это человек без работы, без образования, а то и без семьи. Короче, с большими проблемами. Следовательно подругу юности можно записать в социопаты. Умная, образованная, да и удачей в сворё время не была обойдена. На этом рассуждения иссякли. Чтобы как-то занять себя, он позвонил местному частному сыщику.