Брижит Обер - Карибский реквием

– По правде сказать, господин…

– Леруа.

– Месье Леруа. Прежде чем покинуть нас, Шарлотта попросила у меня свое досье. Я всегда придерживалась того мнения, что ребенок имеет право знать правду. И я рассказала ей все, что знала. Вот, Шарлотта Дюма.

Она протянула ему картонную карточку.

– Я знала, что вы придете. Шарлотта меня предупредила. Ученицей она была блестящей, но с очень плохим характером, такая упрямая, строптивая. Очень злопамятная. Это никогда ни к чему хорошему не ведет.

Даг молча выразил свое согласие: ему кое-что было об этом известно. Он взял карточку и быстро прочел:

ДЮМА Шарлотта:

– родилась 3 января 1971 года в г. Вье-Фор, Сент-Мари

– отец: неизвестен

– мать: Лоран Мальвуа, урожденная Дюма, родилась 8 февраля в По, департамент Жиронда; скончалась 4 октября 1976 года в г. Вье-Фор, Сент-Мари.

Вье-Фор. Черные свиньи, привязанные к кокосовым пальмам. Запах дикого антуриума, который обвивал фасад лавочки тети Амели…

– поступила в приют Святого Семейства: ноябрь 1976

– покинула: январь 1989.

И это все. Он уставился на мать настоятельницу Мари-Доминик, которая, казалось, позировала для статуи Терпения и Благовоспитанности, и прочистил горло.

– Все это мне уже известно. Мадемуазель Дюма мне об этом рассказала. Я надеялся узнать кое-что более существенное.

– Например?

– Ну, например, точные обстоятельства смерти ее матери. Или что в то время говорили о предполагаемом отце. В такого рода ситуациях, как правило, ходят всякие сплетни. Я, правда, не знаю, были ли вы уже в этой должности в те времена…

Она улыбнулась ему лукавой улыбкой мамаши, которая понимает все ухищрения сыночка, но провести себя не даст.

– Что касается сплетен, то на меня можете не рассчитывать. Я никогда их не слушаю. Про самоубийство ее матери я знаю лишь то, что мне в свое время рассказала сотрудница учреждения социальной помощи, мадемуазель Мартинес, если память мне не изменяет. Не знаю, жива ли она еще.

– Но вы вспомнили имя социального работника двадцать лет спустя! Почему?

– Может быть, просто потому, что у меня хорошая память на имена. Или, возможно, у нее было какое-нибудь необычное лицо. Или потому, что я не слишком много слышала таких печальных историй про маленькую девочку, которая однажды дождливым днем находит свою собственную мать повесившейся на балке веранды и долго сидит на корточках возле ее ног, ожидая, что кто-нибудь пройдет мимо и ее заметит. Если вам нужны подробности, свяжитесь с этой самой Мартинес, это все, что я могу вам в этой ситуации посоветовать. Она работала в Центре социальной помощи.

– Благодарю вас за помощь, – сказал он, поднимаясь и собираясь уходить.

Она смотрела на него, насмешливо сощурив глаза.

– Вы не слишком довольны, я вижу. Вы надеялись, что я выну фотографию из потайного ящика, как фокусник на арене? Увы, бедняжка, папа Шарлотты отнюдь не из таких кроликов, каких фокусник достает из шляпы. Боюсь, что вам предстоит проделать еще немало работы. Как у нас говорится: «Siouhatmoin,oukabamoinpagnien роиpotedleau».

«Корзиной воду не вычерпаешь. Я понял», – вздохнул он.

– Благодарю вас за напутствие. Не беспокойтесь, я найду дорогу.

Он взялся уже было за ручку двери, когда она добавила:

– Он называл себя Джими. Это мне Шарлотта рассказала. Ее мать все время говорила о Джими. Счастливо, господин детектив.

Он закрыл за собой дверь и покачал головой. Милейшая дама. Теперь ему оставалось только где-то отрыть мадемуазель Мартинес, которая в 1976 году была социальным работником. Направление: Центр социальной помощи и всякие административные хлопоты, то есть семьдесят пять процентов его работы.

Джими… Джими. В те времена этих Джими было как собак нерезаных, так же, впрочем, как и Бобов. У первых имелись взлохмаченные нечесаные шевелюры метр в диаметре и привязанные к шее гитары, у вторых антильские косички, тоже метр длиной, и привязанные к шее гитары. Все называли себя Джими или Бобом. Это было все же лучше, чем Туссен, Родриг или Дагобер, когда все девицы валялись на полу, слушая двойной альбом Вудстока[8]. Итак, будем искать Джими…

Прежде чем добраться до места назначения, Дату пришлось полчаса потеть в такси. Табличка на трех языках сообщала публике часы работы. Ему оставалось переждать два пива, один сандвич и три сигареты, спрятавшись под тентом, который из-за количества дырок больше походил на дуршлаг. Хозяин лавчонки слушал местную музыку, подпевая вполголоса. Местное пиво, дьяблес, имело острый привкус, и Даг пил его мелкими глотками, вновь погрузившись в воспоминания о бурной эпохе всех этих Джими и Бобов, когда наркотический кайф длился несколько дней подряд, и ради того, чтобы заполучить косячок, юные девицы заставляли вас поверить, будто вы – пуп земли и особа, вокруг которой вертится мир.

На бескрайних пляжах Сент-Мари он тоже познакомился с одной «метро», как называли французы жителей метрополии. Но у нее не было ни богатства, ни мужа. Зато она годилась для чего угодно, и звали ее Франсуаза. Он не стал ей признаваться, что только что завербовался в морской флот, это было бы плохо воспринято в то время, он предпочел путешествовать налегке. Франсуаза… Он почувствовал легкий озноб, предвещающий приступ тоски по прошлому, и посмотрел на часы. Ура, в последнюю минуту он оказался спасен: пора. Направление: учреждение с кондиционерами.

Кондиционеров оказалось даже слишком много. Им следовало бы раздавать куртки при входе. Ему казалось, что он медленно покрывается ледяной коркой, в то время как девица в приемной, белая, с красными пятнами на лице, притворялась, будто слушает его, пялясь кроткими, безразличными глазами. Он наклонился вперед.

– Послушайте, вы не могли бы позвать управляющего? Это позволило бы нам выиграть время, а то я скоро превращусь в айсберг.

– Господин Бэкер занят.

– А вы не можете позвонить ему по этой штуке, а?

Она смущенно заерзала на стуле.

– Его нельзя беспокоить.

Понятно, кофе пьет. Или сидит в сортире, или скачет на своей секретарше.

– Когда можно будет его увидеть?

– Нужно договориться о встрече.

– Именно. А что, по-вашему, означает: «Когда можно будет его увидеть?»

– Нужно договориться о встрече.

Черт побери! Ему попался исключительный экземпляр клинической идиотки. Он ломал голову, как ему выпутаться из этой ситуации, когда какой-то толстый тип, втиснутый в рубашку, такую же белую, как его отвислые щеки, нервной припрыжкой вошел в холл.

– Господин Бэкер! – заголосила девица с выражением потерпевшей кораблекрушение, наконец-то заметившей какое-то судно.

– Что? Я спешу! – изрыгнул толстяк, вытирая платком потный лоб.

– Тут один месье, он хочет договориться с вами о встрече.

Бэкер прошелся по Дагу взглядом, который очень хотел сделать резким и колким, но, похоже, он как следует наклюкался пунша.

– Чего ему от меня надо? – пробормотал он.

– Детективное агентство «Мак-Грегор», – ответил Даг, поспешно вытаскивая и показывая свою карточку. – Я бы хотел получить информацию об одной из ваших служащих.

– Сейчас?

– Почему бы и нет? Я займу у вас всего несколько минут.

Явно успокоенный последним заявлением, Бэкер сделал Дагу знак следовать за ним и ловко лавировал впереди до самого своего кабинета.

– … дите, Мак-Грегор.

Даг не стал его разочаровывать и погружаться в долгие бесполезные объяснения. Бэкер рухнул в кресло, которое явно привыкло к такому обхождению, и посмотрел Дагу прямо в глаза, затем перегнулся через стол и прошептал:

– Вам не кажется, что кондиционер слабоват?

– Как промышленная криогенная установка – пожалуй, а если просто хочется замерзнуть, так в самый раз.

Бэкер какое-то время переваривал это здравое суждение, затем на всякий случай решил с ним согласиться:

– Да, да… Так что? Что вы расследуете?

– Я разыскиваю мадемуазель Мартинес, которая работала здесь в тысяча девятьсот семьдесят шестом году.

– А, понятно. Посмотрим картотеку.

Он нажал на какую-то клавишу своего навороченного телефонного аппарата – такая модель, похоже, выдавалась только особо ценным кадрам – и отдал пару приказов, следует признать, почти связных.

– Работка…

– Да уж.

Бэкер выпятил грудь колесом.

– Вы даже себе не представляете! На нас висит более двух тысяч дел, и это только по району Гран-Бург, а? Потому что Вье-Фор – это совсем другое дело.

– Да что вы говорите?

– Да, да, совсем другое. Здесь у нас Гран-Бург. А там Вье-Фор, да, да.

Кошмар. Даг не знал уже, как заставить свои губы улыбнуться этому проспиртованному гиппопотаму, когда вошла секретарша. Крупная темнокожая мулатка с короткими волосами произвела на него впечатление вполне адекватной особы, и это обнадеживало.