Вольфганг Хольбайн - Кровь тамплиеров

В человеке, нарочито спокойно лежавшем на капоте автомобиля, – раскинувшись на спине и небрежно разбросав руки в стороны, – Роберт далее на таком большом расстоянии сразу узнал Ареса Сен-Клера. Сен-Клер… Темноволосый, добрых сто девяносто сантиметров роста. Типичный Гунн, как его часто называли. Этот человек сразу же пробудил в нем неприятные воспоминания, которые он охотно выбросил бы из памяти. Арес был самым худшим из них. В некотором роде он был даже хуже и опаснее своей сестры, какой бы бесчеловечной, умно-изворотливой и безбожной ни была приоресса Лукреция. Арес был ее правой рукой, инструментом ее больных фантазий. Без своего братца она была бы никем.

Сен-Клер считался превосходным бойцом. Это фон Метц уже не раз изведал на собственной шкуре. Он не стремился к новой конфронтации с этим «мастером меча», слепым орудием женщины, которую называл своим «тяжким грехом». Фон Метц не порывался сразиться с ним даже для того, чтобы отомстить за все то зло, что его сестра причинила ему и многим другим людям: любовь к поединкам и оружию не была свойственна его характеру. При этом нельзя сказать, что Роберт был слабым борцом – скорее наоборот: когда они пробивались в Западную Европу, он считался лучшим из лучших. С тех пор ничего не изменилось. Но он питал какое-то непобедимое отвращение к бряцанию мечей и нанесению ран, тем более – к убийствам и захвату кого-либо или чего-либо грубой силой, и отступал от этого своего принципа лишь тогда, когда обойтись без него было абсолютно невозможно.

Как, например, сегодня, в этот июльский день. Его взгляд был устремлен сейчас через всю площадь перед церковным порталом на длинноволосого бородатого мужчину, который стоял у тележки с мороженым и в данную секунду был занят тем, что, улыбаясь, протягивал вафельный рожок с шоколадным мороженым маленькой девочке, в нетерпении переступавшей с ноги на ногу.

«Итак, Папаль Менаш занял свой пост», – с облегчением констатировал фон Метц.

Бородатый тоже его заметил и ответил на его взгляд. Фон Метц изобразил слабое подобие кивка и стал искать Уильяма Бланшфора – его он также ожидал здесь встретить. Этот третий тамплиер стоял спиной к церкви перед высокой, выше роста мужчины, витриной с почтовыми открытками – по виду беззаботный турист, разглядывающий виды Авиньона. Роберта он увидел еще раньше, чем тот его заметил, потому что, как только фон Метц его обнаружил, их взгляды мгновенно встретились. Теперь почти все были в сборе. Пока все шло по плану.

– Цедрик? – прошептал Роберт в крошечный микрофон, который был спрятан у него под воротником.

«Нет, – обычно считал он, – не так уж много достоинств у этого нового безумного столетия». Но одним из немногих ценных преимуществ, которыми наделила их эта эпоха, была удивительная техника. Роберту не нужно было долго высматривать Цедрика Чернэ, чтобы вычислить его местонахождение. Он тут же услышал, что Чернэ давно занял свою позицию в башне, стоящей против церкви, – на другой, деловой, стороне площади. Роберт смог увидеть краем глаза, как в этот момент большое круглое окно наполовину приоткрылось.

– Готовы? – тихо спросил он всех.

Дуло высокоточной многозарядной винтовки большого калибра, которое в темноте за окном воспринималось как неясная тень, легко качнулось из стороны в сторону и замерло, когда Чернэ с помощью оптического прицела определял для ствола оптимальную позицию.

– Только прикажи, Роберт! – донесся возбужденный и слегка потрескивающий голос Цедрика из миниатюрного беспроволочного приемного устройства прямо в ухо фон Метца.

Его взгляд еще раз скользнул к Папалю, стоявшему за тележкой с мороженым, и к Уильяму, который прогуливался около витрин с открытками. Их лица сигнализировали об их готовности без слов. Фон Метц отбросил последние сомнения в правильности своего намерения. Путь, который они выбрали, был ужасным. Но он был единственно возможным.

– Пора! – прошептал он в микрофон.

Секунда – и два наемника приоров, стоявшие перед церковным порталом, как подкошенные упали на землю.

Выстрелов слышно не было. Цедрик снабдил многозарядное оружие глушителем. Только две круглые дырки диаметром в сантиметр, появившиеся на лбу у мужчин, неожиданно, без всякого внешнего повода рухнувших перед входом в церковь, выдавали причину их внезапной смерти.

Чернэ был превосходным стрелком – лучшим из всех, кого Роберт знал. Однако ни глушитель, ни удивительная быстрота и меткость долговязого снайпера, который в течение кратчайшего времени дважды нажал на спусковой крючок, не помогли избежать паники. В тот момент, когда беззвучные выстрелы достигли цели, какая-то туристка находилась в непосредственной близости от церковного портала. Увидев мужчин, внезапно залившихся кровью и упавших на землю без всяких признаков жизни, она пронзительно закричала. А когда третья пуля Цедрика секунду спустя раздробила наполовину опущенное боковое стекло «Ситроена» и уверенно пробуравила лоб человека, сидевшего на водительском месте, церковная площадь в мгновение ока превратилась в кромешный ад.

Такой поворот событий не был предусмотрен Робертом. Истерика никогда не приносит пользы и слишком часто и бессмысленно подвергает опасности совсем посторонних людей. Продавец воздушных шаров растерянно отпустил веревку, и все его надутые гелием разноцветные воздушные шарики беспорядочно устремились в летнее небо Авиньона. Маленькая девочка с испуганным писком выронила шоколадное мороженое и побежала вслед за родителями, которые в панике уже покинули площадь через дугообразные ворота слева от церкви.

Папаль и Уильям вновь попались на глаза фон Метцу, когда мимо них с воплями бежали к выходу последние туристы, гиды и продавцы. Арес, который с проклятиями скатился с капота своего лимузина, увидев, что два первых приора упали на землю, удостоил их снисходительной улыбкой, когда они перед падением одновременно вытащили мечи из-под своих коротких плащей.

– Тамплиеры… – презрительно произнес темноволосый Гунн, сделав небольшой шажок в сторону, и тысячекратно отработанным движением вытащил свой собственный клинок.

Затем ход событий круто переменился. Несколькими размашистыми, шагами Арес приблизился к трем тамплиерам. Клинки Уильяма и фон Метца звонко ударились о клинок его богато украшенного меча, которым лучший боец приорессы Лукреции размахивал с такой завидной ловкостью и силой, которую трудно было предположить даже в столь мускулистом и крепком человеке. В результате блестящих маневров Арес энергично отбросил в сторону Роберта, так что тот едва смог удержаться на ногах. С поразительной легкостью, с почти веселым, заносчивым блеском в глазах богатырь успешно парировал удары Папаля; одновременно схватив свободной левой рукой Уильяма за воротник куртки, он нанес ему собственной головой такой удар в лицо, что тому пришлось заплетающейся походкой отступить назад. Фон Метц тем временем обрел равновесие и вновь со свистом обрушил свое стальное оружие на клинок Ареса, который и в этот раз с невероятной быстротой и твердостью отразил удар.

Та доля секунды, когда их клинки с лязгом скрестились, вдруг представилась Роберту бесконечностью, в течение которой он совершил целое путешествие во времени. Их движения и все вокруг внезапно начало замирать, как бывает при замедленной съемке. Роберт неожиданно почувствовал, что его перенесло далеко-далеко назад, что он снова находится в катакомбах под храмом царя Соломона в тот самый момент, когда примерно тысячу лет тому назад они впервые вступили между собой в поединок. Более того, Роберт мысленно увидел вокруг себя других крестоносцев в кольчугах и высоких кожаных сапогах, и все они отчаянно сражались друг с другом. Арес уже тогда освоил эту свою снисходительную, непреклонную улыбку, для чего он во время борьбы растягивал концы губ. Блеск его глаз Роберт ненавидел больше всего остального.

А между тем сейчас, в настоящем, Арес ударил его клинком по лицу и нанес ему довольно болезненную рану.

Фон Метц проклял себя за то, что некоторое время не следил за ходом боя и за своим противником.

Раздосадованный неудачей, он быстро отступил назад и замахнулся для нового удара. Но тут уж Папаль сумел не упустить тот краткий момент, когда Арес предавался гордым мыслям о своем триумфе, и поторопился вонзить острый как бритва клинок в плечо врага. С воплем, в котором звучало больше ярости, чем боли, Арес метнулся в сторону, когда Папаль, чей клинок так же легко проходил сквозь кости, сухожилия и мускулы, как нож проходит через масло, снова ухитрился его ударить и нанес ему глубокую, сильно кровоточащую рану. Фон Метц использовал это мгновение, чтобы прорваться мимо Ареса и распахнуть дверь в церковь.

Лукреция и священник, стоя на коленях перед каменным алтарем, погрузились в молитву. Когда мощная створка с грохотом уперлась в стену, они одновременно обернулись и увидели Роберта. Тамплиер не мог истолковать мимики священника в тот момент, когда святой отец увидел его, перепачканного кровью, с мечом магистра тамплиеров в правой руке; в глазах же Лукреции он прочитал беспредельный ужас.