Ли Уикс - Приз победителю

Она бежала босиком по лесопосадкам. Упавшие с сосен иголки и кусочки коры кололи ступни, а ветки хлестали по лицу, оставляя кровавые отметины. Несчастная бежала до тех пор, пока не начала задыхаться, а легкие не заболели от напряжения. Беглянка так вымоталась, что ноги ее подгибались, точно ватные. При всем том девушка понимала, что бегает по кругу и что отсюда ей не выбраться. Окончательно лишившись сил, Блесточка присела на корточки в зарослях и сжалась, чтобы стать как можно меньше и незаметнее. Она боялась даже дохнуть и сидела без движения, вслушиваясь в шумы леса и безостановочно повторяя про себя молитву:

— Спаси меня, Господи. Я буду хорошо себя вести — обещаю. Спаси меня, Господи…

Однако ответа от Бога она не услышала. Зато до ее слуха донеслись другие слова:

— Спряталась, не спряталась, я не виноват… Иду тебя искать!..

В небе над Гонконгом снижался самолет рейсом из Хитроу. Летевшая на нем Джорджина Джонсон мечтала поскорее ступить на твердую землю. Она очень устала. Перелет был долгий, а ей так и не удалось заснуть на борту. Девушка осмотрелась. Пассажиры возвращались на свои места, готовясь к посадке. Одна из женщин, сидевшая от Джорджины через проход, поправляла перед посадкой макияж. Все пассажиры, за исключением двух, были китайцами. Она еще никогда не видела такого множества китайцев. Правда, в детские годы, когда она с матерью ходила по магазинам в их родном Ньютон-Абботе — средних размеров городе с рыночной площадью, находившемся в Девоне, — ей доводилось-таки встречаться с ними. Они прогуливались семьями, состоявшими обычно из отца, матери и двух шумных, шаловливых детей, которые или цеплялись за руку родителей, или следовали за ними самостоятельно. Эти люди не обращали внимания на коренных жителей, пребывая в некоем специфическом китайском коконе. Казалось, весь мир представлялся им иллюзией, из которой они могли по желанию выходить, в то время как все остальные были обречены оставаться в ней вечно. Каждое утро мать Джорджины Фен Ин проходила пешком три мили с окраины, где они жили, до центра города, и на продуктовом рынке напротив многоэтажного муниципального гаража ожесточенно торговалась с хозяевами мясных и овощных прилавков. Завершив трудовой день, полный забот, мать позволяла себе предаться голосу крови, то есть зайти в «Золотой дракон» — единственный китайский ресторан в этом городе. Он располагался на верхнем этаже высотного многоквартирного дома и выходил окнами на рыночную площадь. Ресторан принадлежал семейству выходцев из Гонконга по фамилии Хо, приехавших в Англию с небольшой суммой, которой им хватило лишь для обзаведения небольшой закусочной. Однако через несколько лет они скопили достаточно, чтобы открыть ресторан. «Золотой дракон» представлялся Фен Ин истинным оазисом в том пастозно-белом постоянно расширявшемся городе, где она жила с того времени, когда ее привез в Британию Адам Джонсон. С некоторых пор она жила в этом городе в одиночестве, поскольку в один прекрасный день ее муж не вернулся домой. Бросил жену по непонятной причине, и с этого дня ей пришлось обходиться без чьей-либо помощи. Первое время она существовала на небольшую сумму, оставленную мужем для нее и дочери в сберегательном банке, потом стала подрабатывать шитьем декоративных скатертей и постельного белья, украшенных национальным китайским орнаментом, которые сдавала в находившийся при рынке магазинчик ремесленных и художественных изделий. Когда же в ресторане «Золотой дракон» по случаю праздника ожидался наплыв гостей, хозяева заведения, знавшие о художественном вкусе Феи Ин, приглашали ее для украшения помещения и сервировки столов. Однако главной заботой Феи Ин являлась задача воспитать и поставить на ноги единственную дочь. Фен Ин была иностранкой, вынужденной жить в чужом краю, и она черпала силы для жизненной борьбы в своей маленькой дочери. Каждый вечер, вернувшись с работы, закутывала розового, чистого и ухоженного ребенка в теплое одеяльце и в коляске вывозила на прогулку в большой мир. Она очень любила свое дитя и заботилась о нем. Между дочерью и матерью сложились добрые, доверительные отношения, поэтому, когда мать умерла, Джорджина пережила настоящий шок. Она не могла себе и представить, что в двадцать два года останется одна на всем белом свете и ей придется самостоятельно пробиваться в жизни.

Пройдя паспортный и таможенный контроль, Джорджина подхватила багаж и направилась к выходу из нового аэропорта, здание которого, похожее на огромный ангар, было возведено на острове Лантау-Айленд. Таща за собой тяжелый чемодан, Джорджина сканировала взглядом стоявших у выхода многочисленных водителей машин, державших в руках таблички с именем заказчика или местом назначения. Большинство надписей было сделано на китайском, поэтому девушке понадобилось некоторое время, чтобы найти нужное ей объявление. Наконец она увидела пожилого китайца с темным, словно кожа чемодана, лицом, державшего в руке коричневую табличку с начертанным на ней красным фломастером условным словом «Мад-эле-ин». Когда девушка подошла, он приветствовал ее на «чинглиш» — смеси китайского и английского языков — и, несколько раз вежливо поклонившись, с улыбкой забрал у нее чемодан. Джорджина попыталась объяснить, что чемодан снабжен колесиками и его можно катить, а не держать за ручку, но, похоже, водитель так ее и не понял. Впрочем, это не имело большого значения, поскольку чемодан не показался шоферу тяжелым. Китаец хоть и был мал ростом, и находился в преклонных годах, обладал тем не менее недюжинной силой.

Когда они вышли из здания аэропорта, Джорджину ударило по глазам яркое солнце, а тело словно обернули горячей полиэтиленовой пленкой. Когда они добрались до такси — прогулка заняла не более минуты, — девушка вся покрылась потом и мечтала только о том, как бы поскорее оказаться в тени и прохладе кондиционированного салона.

Водителя такси, встретившего Джорджину, звали Макс, но так его окрестила учительница английского языка, называвшая на уроке своих учеников английскими именами. Вообще-то она именовала его Максвелл, но впоследствии китаец сократил имя до Макса по совету одного американского туриста. Хотя родители назвали его Манн Так, ему больше нравилось быть Максом.

Если разобраться, Макс не знал точно своего возраста, ибо документа, удостоверявшего дату его рождения, не существовало. Но он начал отсчитывать годы с того дня, когда мать сказала, что ему исполнилось восемь, и полагал, что достиг шестидесятилетнего рубежа. Ясное дело, что к этому времени его мать давно умерла.

Макс работал шофером такси последние тридцать лет, и работа приносила ему скромный доход. В Гонконге такси великое множество, и чтобы сводить концы с концами, приходилось большую часть суток проводить в машине в поисках клиентов.

Джорджина молча смотрела из окна таксомотора на улицу. Ее поразило обилие автомобилей в городе. Определенно Гонконг оказался не таким, каким она его себе нафантазировала. Девушка полагала, что Гонконг, являясь в прошлом английской колонией, будет представлять собой сильно уменьшенное подобие Лондона. Она также воображала его себе в виде порта на побережье с традиционной крепостной стеной, башней маяка в псевдотюдоровском стиле и непременным молом, выдающимся в морской простор. Но вместо этого Джорджина оказалась будто на другой планете, в мире, сплошь застроенном футуристическими небоскребами.

Она прислонилась лицом к стеклу и подняла глаза в небо.

— Ноги Бога, — пробормотала она, глядя на небоскребы, которые своей высотой, стройностью очертаний и золотистым отблеском тонированных стекол напомнили ей конечности Божеству. Небоскребов здесь было великое множество, и все отличались друг от друга. Некоторые походили на соты, некоторые овальной или веретенообразной формой вызывали в сознании образ огромного осиного гнезда, другие же напоминали торчавшие из земли белые пальцы гигантского скелета с утолщениями в суставах. Но самыми странными объектами Джорджине показались многочисленные строительные площадки, которые, подобно деснам, заполняли все промежутки между небоскребами-зубами.

Пока она исследовала сквозь оконное стекло виды незнакомого ей города, Макс с помощью зеркала заднего вида изучал внешность пассажирки. Китайца буквально гипнотизировали струившиеся по ее плечам локоны, бледная, чуждая красота. Впрочем, ему было не впервой возить иностранок. Многие туристки сидели в его машине на том самом месте, где теперь сидела эта красотка. Все они представлялись ему странными, почти неземными существами, выходцами из далекого западного мира, где он никогда не бывал. Девушки казались Максу нереальными, ненастоящими, словно материализовавшимися из фильмов образами. Пластмассовыми какими-то, фальшивыми.