Кирилл Гольцов - Остановка последнего вагона

— Может быть, сходим покурить? — окликнула меня нестройным хором пара знакомых ребят, но я отрицательно покачал головой и вдруг резко остановился возле рабочего места Маши, где теперь сидела какая-то белокурая и явно крашеная девушка с неприятным вытянутым лицом и излишне ярко намазанными губами. Она медленно подняла на меня глаза, глупо захлопала ресницами, а рот начал подёргиваться в нерешительности — улыбнуться или сдвинуть губы в строгую щёлку. Я посчитал, что лучше не тянуть, а самому разрешить её сомнения, начав. — Здесь сидела другая девушка, её звали Маша.

— Ой, а вы ничего не знаете? — тут же раздались женские голоса из соседних секций. — А она умерла. Так трагично и непонятно — ведь была совсем ещё девчонкой. Говорят, её нашли в леске, недалеко от аэропорта «Домодедово» — может, маньяк какой или ещё что нехорошее приключилось. Даже следователь сюда приходил — у неё, горемычной, и родных-то не было, только какой-то двоюродный дядька, да и тот скончался в больнице. Мы и деньги собирали на венок…

Я слушал краем уха, глядя на прижатые жёлтыми магнитиками с улыбающимися рожицами фотографии над компьютером Маши. На них была в разных позах изображена маленькая худенькая собачка, из тех, что вечно дрожат ногами и неизменно нежатся на руках одиноких дам или женщин, считающих себя на этом основании светскими. Животное явно не принадлежало Маше, а, скорее всего, было любимицей этой новой девушки. Однако искал я другое и нашёл — здесь же, чуть зажатый дверью полки, висел второй свисток. Я протянул руку, потянул и он упал точно ко мне на ладонь, жалобно звякнув находящимся внутри шариком и словно приветствуя.

— Очень грустно. Это — моё, — спокойно сказал я, пряча оба свистка в карман, развернувшись и бросив: — Всего доброго!

А потом, выйдя из здания, я ещё долго стоял на набережной — снова смотрел на суетливых уток, погнутый знак и то место, где для меня всё это и началось со встречи с таинственной незнакомкой. Кстати, я так и не узнал, кем она была, и, возможно, даже к лучшему: меньше воспоминаний, ассоциаций и плохих мыслей в голове. Чем дольше я вглядывался в холодную серую воду, по которой плыли грязно-жёлтые осенние листья, тем больше понимал, что ничего подобного видеть не хочу, да и вообще — стоит подумать о новой работе где-нибудь поближе к дому. Тем более деньги у меня были — премиальные десять тысяч евро, ещё сто тысяч из конверта я даже не начинал, да и своими у меня было отложено шестьдесят пять сотен долларов, поэтому на первое время на всё за глаза хватало. А там — посмотрим, что и как. Жизнь, как я теперь убедился на своём горьком опыте, полна неожиданностей и самых странных, непредсказуемых и необыкновенных вещей, однако, вспоминая наш с Леной разговор, мне хотелось верить, что свой лимит негатива я с избытком исчерпал на Сицилии. А потому, несомненно, меня должно ждать неизменно светлое и полное счастья будущее.

В общем-то, так и получилось — через полтора месяца я устроился на новую работу в подмосковном Жуковском — весьма близко от Тиндо, где проработал почти восемь лет, а потом начал пытаться открыть уже собственное дело. Несмотря на томительные ожидания, что в любой момент ко мне кто-то придёт с расспросами, связанными с поездкой на Сицилию, ничего подобного так и не случилось. Странно, но это меня почему-то даже больше расстраивало и нервировало, чем успокаивало. Однако со временем стало восприниматься лишь как странная данность или, скорее всего, тактичная скрытность Анатолия, который, быть может, предполагал подобный результат и заранее побеспокоился, чтобы ничего такого в моей жизни не случилось. Коммунальную комнату я продал, причём неожиданно выгодно, и взял по ипотеке «двушку» на вторичном рынке, за которую продолжаю выплачивать взносы. У меня есть красавица-жена, чем-то похожая на Лену, хотя я стараюсь себе ни в коем случае в этом не признаваться. А недавно появился на свет и сын, названный, по настоянию Оксаны, Анатолием. Собственно, я вообще не имел на этот счёт какого-то определённого мнения, но охотно согласился с предложением жены. Теперь мы ждём второго ребёнка и надеемся, что у нас будет девочка. Несмотря на своё желание не бывать больше в Москве, которое с годами, как ни странно, не ослабело, а, пожалуй, лишь упрочилось, я туда выбирался ещё неоднократно по различным делам, каждый раз сдерживая себя, чтобы не поехать на метро «Текстильщики». Но однажды, выпив чуть больше обычного с друзьями в симпатичном полуподвальном кафе возле платформы «Электрозаводская», я, сам того не замечая, оказался возле того самого окружённого забором дома.

Подойдя к запертой калитке, я ожидал окрика охраны сзади, даже очень надеялся услышать. Наверняка эти ребята теперь могли запросто намять мне бока, но быть может, удалось бы хоть что-то выяснить об Анатолии. Впрочем, что именно я намеревался узнать в самом лучшем случае? Что он пропал без вести или где-то прячется ото всех? Наверное, глупо, однако так никто и не появился. Я специально зашёл за деревья, откуда когда-то тихо выехал серый «Мерседес», но там оказалась припаркованной только старая отечественная пятёрка. Внутри сидела женщина средних лет и девочка-подросток, которые, замерев, как-то странно на меня смотрели. Неужели в моём лице или поведении было что-то особенное или настораживающее? Наверное. Впрочем, зная всю историю, они вряд ли этому бы удивились. Тем не менее, я быстро ретировался в сторону и чуть позже даже перелез в одном из мест через ограду, совсем уж явно нарываясь на неприятности, но всё было безмолвно и, кажется, необитаемо. Там я бродил до наступления темноты, а потом какой-то опустошённый поехал домой, где получил нагоняй от переволновавшейся жены, которая никак не могла до меня дозвониться. Как оказалось, телефон я где-то потерял и это стало, пожалуй, предпоследним неприятным событием, связанным с моим путешествием на Сицилию — аппарат был одной из тех простеньких «Моторол», что передал нам Анатолий по прилёту в Катанию. Я ей очень дорожил, а Оксана удивлялась, что такой приличный человек и ходит с таким архаичным телефоном. Разумеется, ни ей, ни кому бы то ни было ещё, я не рассказывал о том, что когда-то случилось и почему эта вещь для меня так важна. Однако, с её потерей для меня ушла в никуда ещё одна частичка прошлого и фактически о реальности моей поездки на Сицилию напоминал теперь лишь чуть заметный шрам на ступне и фигурка толстой голой девушки.

Она почему-то сильно раздражала жену — особенно то, что я ставил её неизменно наверх бара — место, отлично проглядываемое со всех сторон большой комнаты, и Оксана постоянно горько приговаривала о том, что подумают люди, когда увидят такое. Однако именно на эту фигурку мы смотрели вместе с Леной, и, кажется, в ней жила её, пусть крохотная, но живая частичка — во всяком случае, я в это верил.

А недавно родители жены решили ни с того ни с сего преподнести нам подарок — поездку всей семьёй на Сицилию, от чего я категорически отказался, чем, похоже, всех очень обидел. Я пытался что-то выдумать, объяснить, но получалась лишь путаница и бред. Но что я мог сказать внятного? То, что когда-то там был и вернулся один, оставив всех, скорее всего, мёртвыми и убегая от ужасных потусторонних теней и извержения Этны? Или рассказать о том, что каждую ночь вижу во сне кошмары об этом месте, часто даже не помня их сути, но осознавая невообразимый страх и ощущение, что монстры из прошлого чуть было всё-таки не дотянулись до меня даже сюда? Возможно ли это, если слишком реалистично вернулся в какие-то события? Быть может, да — я не знаю ответа, но в глубине души подозреваю, что так и есть. Впрочем, подтвердить или опровергнуть это некому — призрачной девочки или её знакомого Хельмана я с тех пор больше никогда не видел, хотя отчаянно пытался звать их в те ночи, когда просыпался, чувствуя себя в темноте очень одиноким и уязвимым. Наконец, наверное, стоило поделиться с родителями Оксаны моими опасениями, что, приехав на Сицилию, я обязательно захочу побывать именно на Этне, увидеть то самое место и, быть может, попытаться раскопать горячие камни. Зачем? Разумеется, чтобы снова увидеть этот несуразный коридор, постоять на месте, где был наш последний вагон, что-то выкрикивая до хрипоты в темноту, или даже шагнуть туда, вслед за Анатолием и Леной? Или убедиться, что ничего этого нет и в помине? Конечно, так поступить я не мог, и, тем не менее, с большим трудом сохранил мир в семье, уделяя много времени путешествиям в другие страны, неизменно тщательно обходя стороной лишь Италию. Правда, небольшой надувной самолётик с зелёно-бело-красным флагом на хвосте, который я однажды случайно увидел в одном из магазинов Жуковского, неизменно висел теперь на люстре в маленькой комнате. Он очень смахивал на тот самый «Боинг 757», на котором мы летели на Сицилию, и помогал в трудные моменты вспомнить о том, сколько всего пришлось преодолеть, чтобы остаться жить дальше. Только вот я совсем забыл или просто не успел спросить у Анатолия, как хотел ещё на Изола Белле, о том самом специфическом запахе, который врезался в мою память из сериала «Спрут». Однако всё ещё не теряю надежды получить от него ответ, каким бы это невозможным ни казалось с годами.