Питер Страуб - Магия кошмара

— А сколько всего шагов?

— Новичок ответил бы вам — пятнадцать, — сказал мистер Кафф. — Компетентный человек скажет: двадцать. Профессионалы, как мы, знают, что существует по меньшей мере сотня, но в различных комбинациях и с учетом усовершенствований их число дотянет до тысячи. В основе, или на ясельном уровне, после первых двух идут: ступни, зубы, пальцы на руках и ногах, язык, соски, прямая кишка, гениталии, электризация, повсеместные уколы, специфические уколы, небольшая ампутация, повреждение внутренних органов, глаза (незначительные повреждения), глаза (значительные повреждения), серьезная ампутация, локальное снятие кожи и так далее.

При упоминании языка мистер Клабб засунул в рот полную ложку кеджери и хмуро разглядывал картины, висящие на стене перед ним. При упоминании об электризации он поднялся со стула и обошел меня сзади, чтобы изучить их более детально. Продолжая заниматься моим образованием, мистер Кафф повернулся на своем стуле, чтобы наблюдать за действиями своего партнера, я сделал то же самое.

Сказав «и так далее», мистер Кафф замолчал. Мы оба смотрели на мистера Клабба, бегающего туда-сюда перед картинами в состоянии явного возбуждения. Наконец он остановился перед изображением регаты на Гранд-Канале и сделал два глубоких вдоха. Потом поднял свою ложку, словно кинжал, и воткнул ее в картину, чтобы разрезать холст под прекрасным кораблем, потом движением руки вверх над носом корабля и далее отделил корабль от картины.

— Вот это, сэр, локальное снятие кожи, — сказал он. Он подошел к следующей картине. В секунду он вырезал всю картину из рамы. — А это, сэр, то, что подразумевается под общим снятием кожи.

Он смял холст в руках, бросил его на пол и стал топтать.

— Он сам не свой, — сказал мистер Кафф.

— О нет! Я прекрасно себя чувствую. Я в себе, — сказал мистер Клабб. Он быстро вернулся за стол и согнулся под ним. Вместо второго свернутого полотенца, которое я ожидал, он представил свой рюкзак и использовал его для того, чтобы смести со стола все блюда и тарелки. Засунул руку внутрь и шлепнул передо мной полотенце, которое я ожидал. — Разверните его, — сказал он. Я развернул полотенце. — Не это ли в точности то, чего вы хотели, сэр?

Это было в точности то, чего я хотел. Маргарита и не подумала снять обручальное кольцо перед любовным свиданием и... Я не могу описать второй предмет, но скажу, что он лежал как яичко какой-то очень маленькой птички в знакомой ладони. Еще одна порция временного просветления возникла во мне, и я подумал: «Вот они мы, и это все от нас, эта клешня и это яйцо». Я наклонился, и меня вырвало на пол рядом со стулом. Когда я закончил, то сгреб рукой бутылку коньяка и дважды жадно глотнул. Жидкость, обжигая, потекла вниз по горлу, ударила меня в живот, как горячий утюг, и отскочила вверх. Я наклонился вбок и после спазма, сжавшего горло и кишки, выпихнул из себя зловонную добавку к гадости на полу.

— Завершение еды по-римски, сэр, — сказал мистер Кафф.

Мистер Монкрифф открыл кухонную дверь и заглянул в столовую. Он увидел изувеченные картины и предметы, разложенные на полосатом полотенце. Он видел, как я вытер остатки рвоты со рта. Он на минуту исчез и появился снова, неся в руках высокую банку молотого кофе, не говоря ни слова, посыпал ее содержимым свидетельство моего недомогания и снова скрылся в кухне. Даже из глубин своего ужасного состояния я восхищался совершенством, с каким он демонстрировал перед нами строгие правила этикета.

Я накинул полотенце на клешню и яичко.

— Вы добросовестные люди, — сказал я.

— Чрезмерно добросовестные, сэр, — сказал мистер Кафф с тенью доброты в голосе. — Поскольку человек, живущий обычной жизнью, не может оценить настоящего значения этого термина, он отказывается понимать жесткие требования, предъявляемые к добросовестному человеку. И происходит так, что люди, ведущие нормальный образ жизни, пытаются уклониться, когда уклониться уже невозможно, даже если мы объясняем с самого начала, что произойдет. Они слушают, но не слышат, и редкий человек обладает здравым смыслом, чтобы понимать, что если ты стоишь в огне, то непременно сгоришь. И если ты перевернул мир с ног на голову, то сам будешь стоять на голове вместе со всеми.

— Или, — сказал мистер Клабб, успокаивая свой желудок еще одним глотком коньяка, — как гласит Золотое Правило: все, что ты делаешь, рано или поздно к тебе вернется.

Хотя я все еще был одним из тех, кто слушал, но не слышал, укол нехорошего предчувствия последовал в спину.

— Пожалуйста, продолжайте свой доклад, — сказал я.

— Реакции объекта соответствовали нашим желаниям, — сказал мистер Клабб. — Я бы даже позволил себе сказать, что ее реакции были воплощением красоты. Объект, который может награждать тебя одним изумительным криком за другим, сохраняя при этом самообладание и не выходя из строя, это объект уже настроенный на свою боль, сэр, и требует заботы. Понимаете ли, наступает определенный момент, когда они сознают, что изменились навсегда, они перешли границу в другой мир, из которого нет возврата, и некоторые не могут справиться с этим и превращаются, так сказать, в кашу, сэр. С некоторыми это происходит прямо на подготовительном этапе — грустное разочарование, потому что впоследствии всю остальную работу может выполнить и новичок, причем очень грубо. У некоторых это наступает на стадии сосков, у немногих на стадии гениталий. Большинство из них постигают необратимость процесса во время уколов, а к стадии небольшой ампутации девяносто процентов демонстрируют, из чего они сделаны. Наша леди не осознавала этого до тех пор, пока мы не приступили к работе с глазами, эту стадию она прошла с успехом, сэр. Но потом мужчина поднялся и испортил нам все.

— Работа с глазами очень деликатная, — сказал мистер Кафф. — Требует участия двух человек, если вы хотите сделать ее идеально. Но я не мог позволить себе повернуться спиной к парню более, чем на полторы минуты.

— Меньше, — сказал мистер Клабб. — А тот лежал в углу, кроткий, как ребенок. В нем не осталось желания бороться, я бы так сказал. Парень не смел даже глаз открыть до тех пор, пока ему их не открыли.

— Но он встает, и на нем нет веревки, сэр, — сказал мистер Кафф, — что, должен заметить, превыше сил для человека, только что потерявшего кисть руки.

— Он встает и идет вперед, — сказал мистер Клабб. — Вопреки всем законам природы. Прежде чем я понимаю, в чем дело, он своей здоровой рукой обхватывает шею мистера Каффа и усердно пытается ее сломать, при этом стукая мистера Каффа культей по голове, — ситуация, которая заставляет меня оторваться от выполняемого задания, взяться за нож и всадить его ему в бок старое доброе число раз. Следующая вещь, которую я сознаю, — это то, что он на мне, и теперь очередь мистера Каффа снимать его с меня и укладывать на пол.

— И тут ты чувствуешь, что сосредоточенность утрачена, — сказал мистер Кафф. — После такого можно спокойно вставать и начинать все с самого начала. Вообразите, вы играете на пианино хорошо, как никогда в жизни, и тут появляется другое пианино с кровью в глазу и прыгает тебе на спину. Было жалко — все, что я могу сказать. Но я валю этого парня на пол и бью его ногами до тех пор, пока он не утихомирится, а потом вспоминаю один пункт, на который мы рассчитывали в целях выведения из строя.

— И что это за пункт? — спросил я.

— Зубная нить, — сказал мистер Клабб. — Зубная нить неоценима в нашей работе. Рыболовная леска для этого не годится, потому что рыболовная леска тупая, а зубная нить одновременно и тупая, и острая. Она может быть использована сотней разных способов, об этом книжку можно написать.

— Что вы с ней делаете?

— Мы применяем ее к объекту-мужчине, — говорит он. — Сделали мы это искусно, в манере, отточенной годами опыта. Применение зубной нити носит нежный характер. Во время процесса объект должен находиться в беспомощном или, что предпочтительнее, в бессознательном состоянии. Когда объект начинает подавать первые смутные признаки сознания, он чувствует небольшой дискомфорт в форме покалывания, похожего на ощущение, когда нога замлела. Это замечательно короткий период времени, за который устанавливается чувство дискомфорта, плавно переходящее в легкую боль, сильную боль и в агонию. Последняя стадия — мистическое состояние, для которого мне трудно подобрать слово, но думаю, это что-то сильно напоминающее экстаз. Обычно бывают галлюцинации. Испражнения также обычное дело. Мы видели людей, говорящих на языках, даже если языки, строго говоря, больше не являлись их органами. Мы видели чудеса, мистер Кафф и я.

— Это так, сэр, — сказал мистер Кафф. — Обычный человек, ничем не примечательный, может оказаться чудом, сэр.

— Одним из них, конечно же, являлся человек, о котором речь, — сказал мистер Клабб. — Но его следует отнести к категории тех, кто себе на уме, один на миллион, если можно так выразиться, по этой причине я и упомянул о том, что великая цель всегда остается загадкой для нас, тех, кто видит лишь малую часть огромного целого. Видите ли, этот парень отказался играть по освященным веками правилам. Он подвергался чудовищным пыткам и ужасно страдал, но не был так любезен, чтобы лечь и успокоиться.