Александра Сашнева - Наркоза не будет!

— Стала?

— А кем ты думаешь, можно стать после такого? Обычной черной ведьмой. Их сотни сидит в ваших конторах.

— А зачем это Вам?

Он засмеялся и встал:

— Хорошо, что ты избавилась от флейты. Она мешала мне. Это не тот уровень, куда я хочу тебя вывести. Хотя именно благодаря ей ты — здесь. Помнишь тот почти летний день? Ты познакомилась с начинающим писателем. Вы ходили с флейтой по городу и думали, что играете в игру.

Воспоминание началось с брызг холодной воды. Потом возник силуэт Сфинкса с набережной и неподвижный силуэт человека.

— Почему? — спросила она, не понимая связи.

— Когда-то давно, когда пирамиды еще не были музеями, но страна Кем уже завершала свою историю, я попал в обучение к Посвященным. Ты видела это. Скарабей, который закопал свой шарик у ног годовалого мальчугана. Это был мой сон, а не твой.

— Круто…

Коша встала с кресла. Она была в глубокой растерянности. То решение, которое она приняла накануне никак не соответствовала тому, что она чувствовала сейчас. Она не видела зла.

Какое дело ей до того, что какие-то левые люди занимаются какими-то отстойными экспериментами. В конце концов, всех их объединяет одно. Они хотят в Рай на кривой козе.

Ну и черт с ними!

— А Чижик? — спросила она, все надеясь прояснить свои чувства.

— Чижик? Это мальчик, который оставил ссадину на моем лице? — Легион с удовольствием расправил и без того безмятежное лицо.

— Да…

— Хороший мальчик. Жаль — он выбрал меня во враги. Но не я повинен в его неудаче. Не я.

— Выбрал?

— Да… Ни он, ни я не можем быть врагами по сути. Потому что ни он, ни я ни во что серьезно не способны верить. Нет ничего, от чего мы не смогли бы отказаться. Но у человека должен быть Враг. Враг учит и усиливает, заставляя меняться. Поэтому в любовники никогда не выбирают друга. Не так ли, маленькая?

Коша смутилась.

— Враг бьет в слабые места. Союзник их прикрывает. Я даже скажу, что настоящий Враг сродни Другу. Только он беспощаден. Беспощадный друг. Что может быть лучше? Так вот. Он хотел моей беспощадности. Мог ли я отказать ему? Ладно. Пора тебе… — сказал профессор и наклонившись, тронул пальцами шрам на кошином горле. — Моя метка. Ты нравишься мне сегодня. Я знал, что ты не свихнешься, как этот Гоголь дурацкий писателишко из Хохляндии. «Страшная месть», душа Катерины. Да что он понимает в женщинах! Мужик. Все-таки женщины способнее. Что там не говори. Поди, я поцелую тебя.

Коша растерянно поднялась. Профессор привлек ее к своему несуществующему телу и заглянул в глаза каким-то особенным взглядом, от которого Коша закрутилась словно водоворот и улетела в сияющий огонь. Оргазм непостижимой величины скрутил ее тело в конвульсиях, словно высоковольтный кабель и лопнул мыльным пузырем.

Коша проснулась с ощущением совершенного полового акта. В опустошенном теле все еще не было веса.

(Рита)

— Прямо «Доктор Фауст» какой-то! — пробормотала Рита.

— Ты смеешься? Над чем? — с удивлением спросила Коша.

— Да нет… — Рита смахнула улыбку. — Я вспомнила свое. Хотя, конечно, если бы ты мне просто подарила это…

— Не-е-ет! Ни за что! — испуганно вскрикнула Коша. — Я должна это уничтожить!

Она кинулась к Рите, но та вытянула руку с тетрадкой вверх и спокойно сказала:

— Успокойся! Я ничего не собираюсь с этим делать. Я просто хотела сказать, что у нас мало времени. И, кажется, остатки записок уже ничего не изменят в моем решении. Поэтому я хотела бы…

Она на минуту замолчала, потом, когда Коша успокоилась, продолжила:

— Дела твои плохи. Если ты останешься здесь, то у тебя две дороги. Или дурка или тюрьма. Дурка не лучше тюрьмы. Но я кое-что придумала. Мы срочно едем в Москву.

Рита внимательно посмотрела на Роню.

— Зачем? — спросила Коша.

— У нас там дело, — Рита обратилась к Роне. — Ты-то не будешь спрашивать зачем?

— Нет. Я уже иду за билетами. — Роня вздохнул и потянулся за курткой.

— И за краской для волос. И ты купишь только два билета. Я поеду зайцем. — Рита продолжала обдумывать последовательность действий. — Я пока дочитаю все-таки…

Роня ушел.

— Что это? — спросила Коша, увидев Ритину игрушку.

— Калейдоскоп… — усмехнулась Рита. — Купила вчера утром на вокзале. Забавная вещь. Чуть повернешь и все меняется… Как в твоей тетрадочке. На. Поиграй.

Коша с благодарностью улыбнулась.

(Коша)

Прошло некоторое время, в течение которого Легион Кошу не беспокоил.

Как отрезало. Никогда еще у нее не получалось так легко писать. Без раздумий, без эскизов. Сразу набело, будто под чью-то указку.

Удивительный ровный покой поселился в ее организме. Правда она совсем не выходила, остервенело рисуя целыми днями. Картины удивительной яркости затмевали тусклую декабрьскую действительность.

Она рисовала их и щелкала мыльницей на слайды. Слайды, конечно, получались не ах какие. Но все можно было понять, если хотеть.

За неделю до праздников, когда запасы пакетных супов кончились, Коша выползла наружу. Тихий снег окружал людей коконами тишины, сквозь которую безопасно доносилось урчание города и, словно мухи над дохлой рыбой, клубились суетные предновогодние мысли.

Внезапно стало вяло и плохо. Как же быть — и без людей нельзя, и от людей худо? Обойдя все знакомые флэты, никого не нашла. Даже Зыскина унесло зачем-то в Австрию. Еще неделю Коша потратила на одинокие прогулки и приготовление мелких сувениров для Рони и… И все. К Черепу она решила больше не ходить.

Тридцать первого день с утра был белый и тихий, как больничная палата.

И Коша не понимала, что ее может спасти.

Вопроса пить или не пить не было.

С кем и что? Она обошла все свои места, но ни в баре, ни в общаге никого не было.

Ноги принесли к Ринату. Там была вся эта компания. Ржали, гудели и галдели. Шум голосов, музыки, посуды. Среди гостей причудливым лиловым цветком порхала его жена. Коша смотрела на людей, словно смотрела кинофильм или играла в компьютерную игрушку, казалось мир не может коснуться ее. Казалось, все только кажется или снится или нарисовано в 3D-изображении.

Коша опустилась на стул и, протянув руку взяла стеклянный цилиндр, наполненный янтарем жидкости. Долго рассматривала, как изменяется внутри свет лампы…

Открылась дверь — вошел Евгений. Черт! Как же она не подумала, что его может сюда принести!

Увидел. Все равно. Уходить поздно и глупо. Не будет же он принародно разборки устраивать? Коша поставила бокал на стол. Пить расхотелось.

Зато глухонемой с ходу выпил три стакана водки.

Стало тоскливо и нудно среди пьяной гоготни. Захотелось ветра и неба. Коша тихонько выскользнула в дверь и поднялась на крышу.

Ночь была удивительно теплая. Нежный ветерок оттепели напомнил о лете. Коша остановилась у края крыши и посмотрела вниз. Высота щекотнула заманчивым страхом. Чувство летящей пропасти качнуло и отвернулось. Она замерла, разглядывая звезды. Хотелось что-то сделать, чтобы вернуть ощущение осязаемости мира.

Хрупнул снег — лошадь потертыми желтыми зубами жеванула кусок сена и мотнула кольцами сбруи — кто-то вошел на крышу. Она увидела, что за спиной стоит Ринат и поняла, что свободна от него. Свободна от всего.

Приблизился, наклонился к лицу.

Было приятно, как ей все равно, что делает бывший повелитель крыс. Похоже, он потерял свою флейту. Внезапная покойная легкость закружила Кошу. И она улыбнулась этому кружению. Синеглазый «ангел» подумал привычно — ему. Но Коша выскользнула из обхватившей руки.

Их взгляды отодвинулись и стали совсем чужими.

Покачнувшись, Ринат удивленно улыбнулся и полез за косяком в карман. В дорогом портсигаре, прижатые к корпусу резинкой, томились штакеты. Ринат облизнул полные улыбчатые губы. Огонек лизнул кончик и вкусно захрустел анашой. В легкие заструился горячий ветер травы. Они выдыхали его друг в друга, наслаждаясь своей отчужденностью, радуясь, что больше не станут мучить друг друга невыносимым смертельно опасным счастьем их бессмысленной близости. Потому что в близости тел без близости душ нет никакого смысла.

Скрипнул снег. На крышу вышла жена Рината, стала рядом. Она протянула загорелую в иностранных государствах руку к косяку, поднесла к холодному утонченно-равнодушному лицу и красная помада поранила картон штакеты.

Жена скользнула нежными пальцами по горлу Коши и, повиснув на ее груди, выдохнула: