Евгений Некрасов - Блин, победитель мафии

— Привет, Митек. Звонил мистер Силкин дядя Миша, долетел нормально. А у меня проклюнулась Уртика диоика, — сказал старший Блинков, жуя бутерброд, снимая галстук и надевая шлепанцы. — Ты мусор вынес?

— Ага, — сказал Блинков-младший. Мистер Силкин дядя Миша раньше был аспирантом у старшего Блинкова, а потом насовсем уехал в Америку. Иногда он приезжал погостить. Блинкову-младшему мистер Силкин дядя Миша не нравился.

— Ну тогда пусти меня за компьютер, — выдвинул старший Блинков нелогичное и нарушающее права человека требование.

— У меня еще полчаса машинного времени, — восстановил свои права Блинков-младший и набил на клавиатуре несколько совершенно ненужных цифр. — Уртика чья?

— Ничья. Уртика диоика, это по латыни. Я же тебе рассказывал: в захоронении сарматской принцессы нашли семена, им две тысячи триста лет. И теперь одно семечко проросло, — старший Блинков поднес к очкам бутерброд и галстук, выбрал бутерброд и откусил. — Третий век до нашей эры! Представляешь, сарматы ввязались в боспорские войны, а это семечко уже было. Строилась Великая китайская стена, а это семечко было. Македония побила Афины в Хремонидовой войне…

— Проходили, — неуверенно сказал Блинков-младший. И это называется круг интересов взрослого человека. Китайская стена и Хремонидова война. — Дорогое, наверное, семечко?

— Бесценное, — дрогнувшим голосом объявил старший Блинков. — В египетских пирамидах находили семена, но прорастить не удавалось.

— Бесценное — это сколько? Если в долларах? — неосторожно уточнил Блинков-младший.

Старший Блинков всхрапнул и стал заливаться краской.

— Я мечтал вырастить мужчину, — сухо сказал он, — которому, когда придет время, передам свой гербарий.

И выскочил из комнаты. Галстук развивался за ним, как флаг никому не известной, но гордой республики.

— Да разве я возражаю? — удивился Блинков-младший.

Старший Блинков уже громыхал тарелками на кухне. Компьютер, переварив набитые младшим ненужные цифры, ехидно мигал красной табличкой «Гейм лост» — игра проиграна.

Ну и что такого? Что такого особенного человек сказал, чтобы убегать и брякать на кухне тарелками? Цену имеет все: ботинки, небоскребы, белые мыши и не сосчитанная рыба в воде. Слил отходы в реку — заплати штраф. И правильно. А то кто-нибудь такой рыбки поест и до конца своей короткой жизни будет работать на лекарства.

До этого пункта Блинковы друг друга понимали — и младший, и старший, и мама, которая была не Блинкова, а Гавриловская. Но когда, к примеру вспомнить, в Государственной Третьяковской галерее Блинков-младший предложил экскурсоводше повесить на все картины таблички с ценой, получился скандал.

Экскурсоводша стала молча хватать ртом воздух. Папа и мама с двух сторон наступили единственному сыну на обе ноги. Экскурсанты засмеялись. Небось, идут куда-нибудь в молочный за своим кефиром и ничего, не смеются, что на кефире висит ценник. И никто, никто не оценил новаторскую идею Блинкова-младшего. А ведь как было бы хорошо для рекламы, если бы на самых редких старинных картинах висели ценники. Тогда народ еще сильнее потянулся бы к изобразительному искусству. Потому что ведь всем интересно, что почем.

Блинков-младший отменил команду и стал вводить в компьютер другие цифры, правильные. Баланс банка «Воздушный кредит» из своего любимого журнала «Большие деньги» за февраль позапрошлого года.

Игру он сам придумал: берешь какой-нибудь лопнувший банк или фонд и следишь, кто на чем погорел. Очень увлекательно. Только выиграть в эту игру было нельзя. Каждый раз кончалось тем, что на экране начинало мигать «Гейм лост».

Блинков-младший и не хотел выиграть. Он проверял экспертов «Больших денег», которые в позапрошлом году, понятно, не знали будущего, а он теперь уже знал. Если эксперт безошибочно предсказывал, когда и почему закроется тот же «Воздушный кредит», Блинков-младший заносил его фамилию в особый список.

Он подбирал сотрудников для своего будущего банка и не хотел ошибиться. Потому что, кажется, Рокфеллер сказал, что кадры решают все.

— Привет, Митек. Поймали террориста, который в Государственной думе плевал в столовский компот. Завтра следственный эксперимент с прямой трансляцией по телевизору, — сказала мама. — Ты мусор вынес?

Блинков-младший вздрогнул, чтобы доставить маме удовольствие. Она всегда входила тихо-тихо и любила, когда вздрагивают от неожиданности. Это было профессиональное: мама служила в контрразведке.

— Вынесу еще, — честно сказал Блинков-младший, не надеясь обмануть маму-контрразведчика. Все равно мама проверила бы, это у нее тоже профессиональное. — Сейчас доиграю и вынесу, а то папа как займет машину, так до ночи.

— В банк режешься? — спросила мама, открыв дверцу шкафа и убирая от Блинкова-младшего автоматический пистолет Стечкина.

Только она могла сказать про его игру «режешься». Все остальное знакомое Блинкову-младшему человечество резалось в компьютерные стрелялки и бродилки, а если имело дело с бухгалтерским балансом, то не резалось, а работало, причем безо всякого смака.

— Ага, в банк. Программа слабовата, — пожаловался Блинков-младший. — Ты не можешь там у себя списать настоящую, с двойной итальянской бухгалтерией?

Мама заперла шкаф с пистолетом, а ключ спрятала в молочник от свадебного сервиза.

— Могу, — сказала она не задумываясь, потому что контрразведка может все. — А тебе надо? Двойная итальянская бухгалтерия — это же, наверное, шестнадцатый век или еще раньше. Тогда не знали отрицательных чисел и придумали дебет-кредит. Все можно проще, я покажу.

И мама стала показывать, встав за спиной Блинкова-младшего и через его плечо положив на клавиатуру пальцы с длинными перламутровыми ногтями.

От нее пахло военными коридорами — чужим табаком и чужим гуталином «Люкс» из больших килограммовых банок. Духов мама не любила, потому что если придется сидеть в засаде, сильный запах может выдать контрразведчика.

Вообще мама-контрразведчик — совсем не то, что папа-ботаник. Ее боялись все, в ком совесть нечиста, и на всякий случай — все остальные. Особенно владельцы тиров, где стреляют на приз, потому что мама выигрывала у них все призы подряд, а потом раздавала их маленьким детям.

Девичью фамилию Гавриловская маме запретил менять на Блинкову сам начальник контрразведки. А то пришлось бы менять ее фамилию и во всех контрразведчицких документах, а среди них были настолько секретные, что их для сохранности от шпионов замуровали в фундаменты различных исторических построек.

И вот начальник контрразведки подумал, какими ужасными разрушениями грозит столице нашей Родины перемена девичьей фамилии капитана Гавриловской, если взламывать фундаменты отбойными молотками, доставать документы и переправлять в них фамилию.

Он так подумал и написал на ее рапорте: «Категорически запрещаю. Предлагаю сменить фамилию гражданину Блинкову».

Но гражданин Блинков взбунтовался! Гражданин Блинков отправил начальнику контрразведки письмо, начинавшееся словами «Уважаемый товарищ генерал», и кончавшееся «С уважением Блинков». В середине был четырехстраничный список его научных работ по ботанике и еще одно-единственное предложение:

«Являясь достаточно продвинутым в области генетики покрытосеменных исследователем, я состою в научной переписке с рядом изданий и специалистов международного уровня, вследствие чего перемена фамилии означала бы для меня либо полный отказ от наработанного авторитета, в том числе международного, что пусть ничтожным, но тем не менее негативным образом отразилось бы на авторитете отечественной науки, либо продолжение научной переписки под прежней фамилией Блинков, что, по существу вопроса, не являлось бы переменой фамилии».

Потрясенный научной логикой и ясностью формулировки, генерал ответил гражданину Блинкову на фирменном бланке контрразведки. Этот бланк старший Блинков до сих пор хранил в гербарной папке с тибетским эдельвейсом. Любой написанный на нем текст совершенно бесследно исчезал через час, поэтому мама, когда принесла генеральское письмо, передала на словах, что генерал только запретил менять фамилию ей, капитану Гавриловской, а гражданин Блинков — как хочет. В конце концов, живут же супруги под разными фамилиями.

И они остались жить под разными фамилиями.