Вера Корсунская - Подвиг жизни шевалье де Ламарка

Около двухсот лет тому назад на севере Франции, в провинции Пикардии, в деревне Малый Базантен, стоял замок, принадлежавший сеньору Жаку Филиппу де Монэ, кавалеру де Ламарку.

За замком начинались его земли, которые он сдавал в аренду деревенским жителям. Владения кавалера де Ламарка были невелики, а семью он имел многочисленную и потому не мог похвастать особенным богатством своего замка. Это было небольшое здание из кирпича и известняка, без балюстрад и украшений. Окна нижнего этажа находились почти на уровне земли.

Двор отделялся от внешнего мира оградой и высокими, обычно закрытыми, воротами. Густые заросли боярышника и шиповника служили живой изгородью между замком и хозяйственными постройками: конюшней, хлевом и амбарами.

К дому примыкал сад с плодовыми деревьями и цветниками.

Жители Большого и Малого Базантена всецело зависели от милости своего властителя, сеньора де Ламарка: если он не соглашался возобновить арендный договор с кем-либо из деревни, этой семье угрожала голодная смерть… И потому они даже у себя в домике со страхом и благоговением произносили имя сеньора.

В поте лица добывая средства к существованию, бедные базантенцы искренне считали сеньора де Ламарка могущественным и богатым.

Почти никто из них не бывал, разве только для участия в военных походах, за пределами Базантена. Они не знали и не видели никого и ничего более роскошного и блестящего, чем их господин, его семья и наезжавшие к нему гости, базантенский замок, гербы на карете и все другое, что его окружало и к нему относилось.

Когда сеньор де Ламарк с гостями под звуки трубы и рога выезжал на охоту, крестьяне с восхищением, к которому всегда примешивалась доля страха перед господином, снимали шляпы и низко кланялись, выпрямляя согнутую спину только тогда, когда всадники миновали их. Среди фермеров были любители и знатоки разных видов охоты. Иногда они приглашались принять участие в охоте вместе с господами, и это была очень высокая честь для поселян.

Сеньора де Ламарка почитали еще за то, что он состоял в браке с госпожой де Фонтен, происходившей из знатного, одного из наиболее уважаемых, рода пикардийских дворян.

Предки ее участвовали в первом крестовом походе в 1096 году. С тех пор большинство мужчин в этом роду, как и предки самого сеньора де Ламарка, были солдатами.

Пикардийцы, как и их соседи, фламандцы, — давние и умелые земледельцы. Знали они толк и в животноводстве, выращивая отличный рогатый скот, сильных и красивых лошадей и разную домашнюю птицу.

Но военное дело считалось наиболее почетным: со звуком военной трубы мирный тихий земледелец совершенно преображался и за короткое время становился отличным солдатом.

Надо вспомнить, что север Франции, кроме моря, не имеет никаких других естественных препятствий — высоких гор, широких рек, непроходимых лесов или болот — против неприятельских вторжений. Здесь пришлось создавать многочисленные пограничные крепости. И пикардийцы, как и фламандцы, в средние века много раз мечом и кровью отстаивали свою независимость…

…Ранним сентябрьским утром 1756 года во дворе замка сеньора де Ламарка было большое оживление. Окна в замке были еще закрыты и, казалось, в нем все спали, но слуги давно уже поднялись.

Жили они, как и работники всех пикардийских феодалов, в небольших комнатках, надстроенных над конюшней, амбарами, складами и другими хозяйственными постройками. Раскрытые настежь окна этих выбеленных изнутри комнат позволяли видеть более чем скромную обстановку: кровать, стол, комод, скамьи.

В одном окне виднелись сосуды для молока, которые женщина перетирала грубым полотенцем; это была скотница. В другой комнате на стене размещалось множество щеток, скребниц, больших и малых попон, по которым легко было угадать жилище конюхов.

Да вот они и сами спустились по узенькой лестнице и скрылись в конюшне.

Конюхи спешили с туалетом лошадей. Это совсем не простое дело! Его совершали с большим умением, при помощи специальных губок, щеток и полотенец. Кожа у лошади должна быть мягкой и блестящей, как атлас, а мускулы сильными и крепкими.

В то время как конюхи священнодействовали около лошадей, не меньшее старание и заботу проявляли псари. Они чистили, чесали, подстригали охотничьих собак.

Позднее появились слуги из замка и принялись вытряхивать и чистить одежду и обувь своих господ. А потом голоса и смех, донесшиеся из барских комнат, засвидетельствовали, что, несмотря на ранний час, обитатели замка проснулись.

К семи часам утра к дверям замка конюхи подвели лошадей и стали медленно проводить их.

Затрубили в рог. Из замка вышел сеньор де Ламарк с тремя старшими сыновьями, родственниками и друзьями, гостившими здесь по случаю возвращения старшего сына из военного похода.

Предстояла псовая охота, любимое развлечение пикардийских дворян.

Звуки рогов, лай собак, еле сдерживаемых слугами, звонкий смех дам, громкие голоса мужчин наполнили двор праздничным ликованием. А поднявшееся на небе солнце заливало эту картину ярким светом.

Сеньор де Ламарк с веселым, довольным видом беседовал с гостями.

Вдруг, что-то вспомнив, он закричал.

— Где же Жан? Приведите его сюда, пусть он простится с братьями.

— Да, да, — подхватил старший сын мессира де Ламарка, — я хочу повидать еще раз Жана! Жан! Жан! Где ты? — С этими словами он отошел от группы гостей и приблизился к кустам. Там послышался шорох, и в зеленой рамке раздвинутых ветвей показалась голова мальчика. Улыбка сияла в его больших темных глазах, выразительное бледное лицо слегка порозовело.

Но старший брат, не заметив Жана, круто повернулся и громко сказал гостям:

— Наш маленький аббат, верно, спит или уже убежал в сад.

— Маленький аббат, где ты? Иди к нам! — раздались возгласы гостей.

При словах «маленький аббат» голова мальчика скрылась в кустах. Лицо его побледнело, улыбка и радостный ответ брату, готовый сорваться с его уст, замерли. Мальчик ни звуком, ни движением не хотел больше выдать себя. Нет, он не откликнется!

«Маленький аббат», — они сказали. Это же нож в сердце Жана. Разве брат не знает, что он, да и все другие ранят его, когда так называют?

Жану очень хотелось проститься с братом, еще больше было желание взглянуть на его мундир, лошадь, но ноги мальчика приросли к земле. Худенькое тело дрожит от обиды. По лицу пробегают мрачные тени. Мальчику на вид всего лет десять, хотя, если судить по серьезному взгляду его больших глаз, возможно, что он и старше года на три.

Конюхи подвели лошадей. Мужчины в блестящей военной форме, дамы в длинных, обшитых кружевом амазонках и с развевающимися перьями на шляпах выехали в распахнутые ворота.

Как только ворота снова закрылись, Жан вышел из своего убежища. Стараясь оставаться незамеченным, он перебежал через двор и прильнул к отверстию в ограде замка.

Кавалькада была уже далеко, только облачко пыли и затихавшее цоканье копыт напоминало о ней.

Жан, понурив голову, прошел в сад и опустился на землю. Мягкое сентябрьское солнце золотило паутину на боярышнике; пахло пожелтевшими листьями и мятой.

Из замка донеслись нежные звуки лютни. Жан прислушался. Выражение его лица смягчилось, стало спокойным. Он любил музыку…

В глубине аллеи старый садовник срезал последние розы. Пробежала служанка. Она спросила садовника, не видал ли он младшего барина: госпожа приказала собирать его в колледж.

«Пора в колледж?» Нет, Жан не отзовется, пусть еще поищут. Можно отправиться и позднее.

Он сидел на полянке, поросшей тимьяном. А перед ним видением проносились скачущие лошади… Спустили собак, они прижались к земле, потом сорвались с места и помчались, преследуя зверя. Трубит охотничий рог.

…Вчера брат рассказывал о своем походе, и не было никого в обширном зале, кто бы так внимательно слушал о военных подвигах, как Жан, спрятавшийся за креслом матери. Он слушал, весь отдаваясь рассказам о приключениях солдат, о поединках чести между офицерами, о славе предков.

Маленький аббат, — это решено в семье: Жан Батист будет им. Он наденет длинную черную сутану — одежду священника, вместо блестящей формы с эполетами. Ему никогда не подведут коня в нарядной сбруе, на которого он вскочил бы так же быстро и красиво, как брат, а может быть, и еще более ловко… Он никогда не услышит грома сражений… его имя не будут славить в песнях, как поют в них о подвигах предков отца и матери. Нет, ему не суждено умножить славу его рода.

Жан — одиннадцатый по счету ребенок в семье, и он отлично знает, что это влечет за собой. У отца не хватает средств на содержание в полку старших сыновей. Служба в полку стоит дорого: надо поддерживать честь рода, мундира, а жалованья офицерам не платят. Отец не может дробить поместье, разделяя его между детьми. По закону и обычаям поместье достанется старшему сыну, без выдела какой-нибудь части другим детям.