Гудрун Мёбс - Бабушка! — снова кричит Фридер

— Детей нельзя, — посмеивается бабушка, — а робота можно. Я ведь думала, ты робот?

— А кто же ещё! — кричит Фридер и направляется к бабушке — как робот, мелкими, дёргаными шажками.

И сильно тянет за тесёмку её фартука.

— Ха! — кричит она. — Негодник!

И хочет схватить Фридера.

Тот ликует:

— Ага, бабушка, теперь я и тебя включил!

И быстро-быстро пятится назад мелкими шажками. Прочь от бабушки, пока она его не схватила…

— Что ты сделал? — переспрашивает бабушка, снова завязывая свой фартук.

— Включил тебя, бабушка! Ты же — большой робот, — кричит довольный Фридер и шагает в сторону кухни.

— Ну погоди! — пыхтит бабушка… Очень громким и низким голосом она издаёт клич «Роб-роб-роб!» и шагает вслед за внуком. Мелкими дёргаными шажками. На кухню. Там они вместе ходят как роботы. Вокруг гладильной доски.

Маленький робот движется быстро и тихо. Большой робот — медленно и громко. Так громко, что соседи начинают стучать в стену. Тогда маленькому роботу приходится уменьшить громкость у большого. Громкость регулируется в тапочке. В левой. И так они робят ещё некоторое время. До тех пор, пока маленький робот не чувствует, что проголодался.

Он садится за стол, и большой робот несёт роботовскую еду.

— Дай мне машинного масла и всяких протирочных тряпок! — требует маленький робот.

— Фу, гадость какая, — говорит большой робот и приносит какао с печеньем.

— Тоже хорошо, — сияет маленький робот. — Приятного роб-роба!

И отпивает большой глоток какао.

— Приятного роб-роба! — кряхтит большой робот и берёт печенье.

А потом оба робота на всякий случай выключают себя. Нажимают кнопки на носу и на тесёмке фартука. Теперь они снова — бабушка и Фридер. Потому что бабушке и Фридеру гораздо вкуснее пить какао и есть печенье, чем роботам.

— Бабушка! — кричит Фридер и дёргает за бабушкину юбку. — Бабушка, давай устроим праздник! Как у взрослых!

— Да отстань от меня, шпингалет! — ворчит бабушка. — Праздник, как у взрослых, — ещё чего не хватало! И вообще, ты хоть знаешь, как они празднуют?

— Они пьют красное вино и курят сигареты, — говорит Фридер, прыгая вокруг бабушки. — Я тоже так хочу!

— Глупый мальчик, — говорит бабушка и строго смотрит на Фридера. — Красное вино тебе совершенно не понравится. А о сигаретах не может быть и речи. Таких вредных для здоровья вещей я в своём доме не потерплю, если хочешь знать.

И она надевает шляпу.

— Я сейчас пойду за покупками, а ты веди себя хорошо. И чтоб ни звука.

Бабушка чмокает Фридера в щёку и уходит.

Фридер стоит в прихожей и сердится. Бабушка не хочет с ним праздновать! Гадство! А ему так хочется праздника. Как у взрослых. С красным вином и сигаретами.

— Бэ-э-э! — кривляется Фридер, обращаясь к закрывшейся входной двери. И раз уж дверь закрыта, а бабушка уже спустилась по лестнице вниз, он добавляет ещё: — Глупая, глупая бабушка.

Бабушка ведь ничего не услышит. Она идёт за покупками. За полезными продуктами к ужину. Хрустящие хлебцы и мягкий сыр. Для праздника это совсем не годится. Только для обычного скучного ужина. Фридер сердито топает ногой и вдобавок высовывает язык. Только топать ногой и высовывать язык, если никто этого не видит и не слышит, тоже глупо.

Фридер стоит и раздумывает. И вдруг ему приходит в голову идея.

Надо самому устроить праздник!

Да! Он уже знает, как это сделать. Видел по телевизору. Там люди были одеты в красивую, блестящую одежду. Они курили, пили красное вино и праздновали. Фридеру всё это очень понравилось.

Фридер несётся в детскую. Для праздника нужно одеться нарядно, это ясно. Фридер распахивает шкаф и роется в нём. Швыряет вещи на пол. Копается в рубашках, штанах и носках. Ничего нарядного нет. А уж блестящего — тем более. Одни только практичные пёстрые вещи. Фридер мчится к шкафу бабушки и роется в нём. Швыряет вещи на пол. Здесь тоже ничего блестящего нет…

Но вот он вытягивает из шкафа что-то длинное. Это бабушкина ночная сорочка — розовая, с двумя ленточками у шеи. Она выглядит замечательно. Фридер надевает её через голову. Сорочка волочится по полу, а ленточки болтаются у Фридера на животе. Их надо завязать бантиком. Но бантики Фридер завязывать не умеет. Это очень трудно.

Ну ничего, праздновать можно и без них. Сорочка розовая и длинная — она без всякого сомнения праздничная. Почти как настоящее вечернее платье.

Медленно и торжественно Фридер шествует на кухню. Там он становится на колени и обыскивает кухонный шкаф. Ему нужно красное вино. Вот оно! Ура! Полбутылки. На самой нижней полке в кухонном шкафу.

Фридер осторожно несёт бутылку к столу. Потом осторожно достаёт стакан и аккуратно ставит его рядом с бутылкой.

Теперь не хватает только сигарет. У бабушки их нет, это ясно. Фридер стоит и размышляет. Ему обязательно нужны сигареты! Без сигарет праздника не бывает.

И вдруг его осеняет.

Можно сделать сигареты самому!

И он уже придумал как! Это очень легко. Фридер подбирает полы вечернего платья, оно же бабушкина ночная сорочка, и мчится в туалет. Там он дёргает за рулон туалетной бумаги, отрывает от него кусочки и сворачивает их в маленькие рулончики. Получается! Рулончики выглядят почти как сигареты, почти как настоящие.

Фридер радуется и несёт рулончики-сигареты на кухню. Теперь наконец можно начинать праздновать.

Медленно и торжественно Фридер садится за стол.

Медленно и торжественно наливает в стакан красное вино — и почти ничего не пролилось.

Медленно и торжественно Фридер поднимает стакан, медленно, торжественно и очень громко говорит:

— Ваше здоровье!

Так нужно говорить, когда праздник.

Фридер ухмыляется. Он рад. Красное вино замечательно смотрится в стакане! Фридер отпивает большой глоток… и глаза у него лезут на лоб. Фу, гадость какая! У вина ужасный вкус! Оно горькое-прегорькое! Фридер не знал, что у красного вина такой гадкий вкус. Лучше всего снова выплюнуть его в стакан. Но так нельзя. В телевизоре нарядно одетые люди ведь не плевались, они говорили: «Ах, какой изысканный вкус!» И курили.

Фридер тоже говорит: «Ах, как вкусно!» и берёт сигарету из туалетной бумаги. Теперь ему нужно покурить. Курить наверняка вкуснее, чем пить вино. Но оказывается, курить ничуть не вкуснее. Вкус просто отвратительный. Даже если дыма нет. Фридер кашляет, поперхнувшись, и проглатывает половину сигареты! Этого только ему не хватало! Сигареты же не едят! Сейчас она застрянет у него в горле!

От страха Фридер делает большой глоток вина. Половина проливается на бабушкину вечерне-ночную сорочку, на ней расплывается большущее пятно. Другая половина оказывается у Фридера в желудке, и от этого ему делается очень жарко. И как-то странно. В голове шумит. В живите бурчит… Фридер сглатывает, ещё раз и ещё… и тут ему становится плохо. Да как!

Он бросается в туалет, спотыкается, наступив на ночную сорочку, она громко говорит «тр-р-р», и в ней появляется дыра. От пола до колена. И тут выпитое вино неудержимо рвётся из Фридера наружу. И попадает прямо в середину унитаза. Фридера тошнит, Фридер стонет…

Тут в дверях появляется бабушка. Она хватается руками за голову и причитает:

— Да что ж это такое? Негодник в туалете, в моей лучшей ночной сорочке! И вдобавок его рвёт!

— Бабушка, мне так плохо! — жалобно стонет Фридер, сгибаясь пополам. По щекам у него текут слёзы.

— Я, конечно, старая женщина, но не слепая, — говорит бабушка, хватает Фридера в охапку и поддерживает ему голову. Фридера тошнит, он стонет, бледный как полотно, и крепко держится за бабушку.

— Это всё оттого, — говорит бабушка, — что кто-то не хочет слушаться! Вот его теперь и выворачивает.

Она умывает Фридеру залитое потом лицо. И руки тоже. А про пятно на ночной сорочке и дырку в ней не говорит ни слова. Она только глубоко вздыхает, качает головой, а потом говорит:

— А теперь иди на кухню, поросёнок ты эдакий! Будем ужинать.

— Я больше никогда не захочу никаких праздников, бабушка, никогда больше, — шепчет Фридер и плетётся за бабушкой, путаясь ногами в ночной сорочке.

— Ну-ну, — говорит бабушка, усмехаясь, и показывает на стол. Там стоит бутылка малинового сока. Красного, как красное вино. И ещё на столе лежат сигареты. Коричневые, как шоколад.

— Ух ты, бабушка! — удивляется Фридер и тоже улыбается. — Мне уже больше не плохо, ба! Наверное, я всё-таки хочу праздновать.

— Слушай меня, негодник, — говорит бабушка, беря хрустящие хлебцы и сыр, — сначала в живот должно попасть что-то основательное, а уж потом можно праздновать, ты меня понял?