Джоан Роулинг - Гарри Поттер и философский камень

Мистер и миссис Дурсли[1], проживающие в доме 4 по Оградному проезду, были совершенно нормальными, благодарим покорно, и этим гордились. От них менее всего можно было ожидать чего-нибудь странного или таинственного, поскольку подобной ерунды за ними попросту не водилось. Мистер Дурсли работал управляющим в фирме, которая называлась «Грюннингс» и занималась производством дрелей. Он был крупный, мясистый мужчина; шеи у него почти не было вовсе, зато были длинные усы. Миссис Дурсли была тощая, со светлыми волосами и двойной, против обычного, порцией шеи — что было очень удобно, так как большую часть времени она проводила, подглядывая через забор за соседями. У четы Дурсли был маленький сыночек по имени Дадли и, по их мнению, лучшего ребёнка было просто не найти.

У семьи Дурсли было, в общем, всё, чего им хотелось, но ещё вдобавок к этому у них была тайна, и больше всего на свете они боялись, что кто-нибудь эту тайну откроет. Если бы кто-то узнал про Поттеров, они бы этого скорее всего не перенесли. Миссис Поттер приходилась миссис Дурсли сестрой, но они уже несколько лет как не общались; более того, миссис Дурсли старалась делать вид, что никакой сестры у неё нет и никогда не было, потому что сестра эта, на пару со своим обормотом-муженьком, вела себя настолько не по-Дурслийски, насколько вообще можно было себе представить. Семейство Дурсли прямо дрожь пробивала, если им вдруг случалось подумать, что сказали бы соседи, если Поттеры объявились бы на их улице. У Поттеров тоже был маленький сын, Дурсли это знали, но никогда его не видели. Этот неизвестный мальчишка только прибавлял им решимости держаться от Поттеров подальше — они не хотели, чтобы их Дадли попал в подобную компанию. Когда одним серым утром мистер и миссис Дурсли проснулись, ничто в затянутом низкими облаками небе не предвещало тех странных и таинственных событий, которые вскорости должны были разнестись по всей округе. Мистер Дурсли, мурлыча себе под нос, выбирал для служебного костюма галстук поскучнее, а миссис Дурсли самозабвенно сплетничала, запихивая орущего Дадли в высокое креслице. Никто не заметил, как большая неясыть протрепетала крыльями под самым окном.

В половине девятого мистер Дурсли взял свой портфель, чмокнул миссис Дурсли в щёчку и попытался поцеловать на прощание Дадли, но промахнулся, потому что Дадли к тому времени уже бился в истерике и швырял свою кашу в стену горстями. «Шалунишка», удовлетворённо хмыкнул мистер Дурсли, выходя из дому. Он залез в машину и вывел её на улицу.

Первый знак того, что вокруг творится что-то странное, он заметил на углу — там кошка сверялась с картой. Сперва мистер Дурсли не осознал, что это такое он только что увидал; потом он быстро повернул голову и посмотрел снова. Пёстрая кошка на углу Оградного проезда и в самом деле стояла, но никакой карты и в помине не было. И что это ему в голову взбрело? Не иначе как обман зрения. Мистер Дурсли сморгнул и уставился на кошку. Тогда она уставилась на него. Он продолжал наблюдать за ней в зеркальце после того, как повернул за угол. Теперь она читала надпись «Оградный проезд» на табличке — то есть, конечно же, просто смотрела на табличку, ведь кошки не понимают ни уличных знаков, ни тем более карт. Мистер Дурсли встряхнулся и прогнал кошку из головы. Всю дорогу к городу он думал о крупном заказе на дрели, который он собирался в тот день протолкнуть.

Однако на окраине дрелям пришлось уступить в его голове место ещё одному обстоятельству. Сидя в обычной утренней пробке, он не мог не обратить внимания на то, что вокруг наблюдалось необычное скопление странно одетого народа. В мантиях, можете себе представить. Мистер Дурсли терпеть не мог людей в дурацкой одежде — а уж что молодежь-то себе позволять стала! Не иначе как ещё одна идиотская мода. Барабаня пальцами по рулю, он остановил свой взгляд на ближайшей кучке этих клоунов. Они возбужденно перешёптывались. Что совершенно вывело мистера Дурсли из себя, так это то, что некоторые из них были не такими уж молодыми; да вот, скажем, этот, в изумрудно-зелёном плаще — как бы не постарше его самого! Вот так наглость! Только потом мистер Дурсли догадался, что всё это, должно быть, просто чьи-то глупые фокусы — демонстрация какая-нибудь… ну да, что-то в таком роде. Машины впереди наконец сдвинулись с места, и через несколько минут мистер Дурсли уже въезжал на стоянку «Грюннингса», и дрели снова заняли положенное место в его мыслях.

К окну своего кабинета на девятом этаже мистер Дурсли всегда сидел спиной. Если бы не эта его привычка, тяжело было бы ему в тот день отдать всё своё внимание дрелям. Он не видел множества разнообразных сов, круживших над городом средь бела дня, но люди на улицах их без сомнения видели; они, раскрыв рты, тыкали пальцами в небеса, глядя, как совы, одна за другой, бесшумно проносились над их головами. Большинство из них сов никогда не видали, даже ночью. Но для мистера Дурсли утро выдалось совершенно обычное и совершенно бессовное. Он наорал на пятерых подчинённых. Потом он сделал несколько чрезвычайно важных телефонных звонков, и поорал ещё немного. К обеду настроение у него было прямо-таки превосходное, и он решил слегка поразмяться и сходить через дорогу в булочную, купить себе чего-нибудь сладенького.

Про всех этих в плащах и мантиях он уже забыл — пока не наткнулся на нескольких прямо около булочной. Проходя мимо, он смерил их злобным взглядом. При виде их ему, неизвестно по какой причине, стало не по себе. Эта компания тоже оживлённо перешёптывалась, и никаких флагов или транспарантов было не видать. Только когда он уже направлялся обратно, сжимая пакет с большой свежей булкой, он наконец ухватил пару фраз.

— Поттеры, ну да, я сам слышал…

— …Гарри, их сын…

Мистер Дурсли остановился как вкопанный. Внутри у него от ужаса похолодело. Он взглянул на шептунов так, как будто собирался им что-то сказать, но решил не связываться.

Он бросился через улицу, промчался к своему кабинету, рявкнул секретарше, чтобы его не беспокоили, схватил телефон и уже почти набрал свой домашний номер, но передумал. Он положил трубку на место и принялся размышлять, поглаживая усы. Да нет, ерунда какая. Поттер — не такая уж редкая фамилия[2]. Наверняка в округе полно Поттеров, у которых были сыновья по имени Гарри. К тому же он вовсе не был уверен, что его племянника и в самом деле звали Гарри. Он его никогда не видел. Может, он был Гарвей. Или Гарольд. К чему зря беспокоить миссис Дурсли; она всегда так огорчается от одного лишь упоминания о своей сестре. Да и как её, в сущности, в этом винить — будь у него такая сестра… Но всё-таки, все эти люди в плащах…

Теперь сосредоточиться на дрелях было гораздо сложнее, и к пяти часам, когда он покинул здание, он был всё ещё так озабочен, что не заметил, как на кого-то налетел прямо в дверях.

— Извиняюсь, — буркнул он, а щуплый старичок споткнулся и чуть не упал.

Только через несколько секунд до мистера Дурсли дошло, что и на этом была надета мантия — фиолетовая. Старичок, похоже, ничуть не огорчился, что его почти сшибли с ног. Напротив, его физиономия расплылась в широкой ухмылке, и скрипучим голосом (таким, что прохожие начали оглядываться) он произнёс:

— Не извольте беспокоиться, дорогой мой, ничто не может огорчить меня сегодня! Возрадуйтесь, ибо Сами-Знаете-Кто наконец повергнут! Даже для муглей вроде Вас сегодня праздник, в этот чудный, чудный день!

После чего старичок приобнял мистера Дурсли поперек живота и отошёл.

Мистер Дурсли как к месту прикипел. Во-первых, его только что обнимал какой-то незнакомец. Кроме того, его обозвали муглем — не то чтобы он знал, что это значило. Он был ошеломлён. Добежав до машины, он скорее отправился в сторону дома, надеясь, что всё это ему почудилось (никогда прежде ему не доводилось на такое надеяться, поскольку всяких фантазий он не одобрял).

Первое, что он увидел, заворачивая во двор дома номер четыре — и настроения это ему явно не улучшило — была та пестрая кошка, которую он приметил с утра. Она сидела на каменном заборе. Без всякого сомнения, кошка была та самая — у неё были те же пятна вокруг глаз.

— Кыш! — сказал мистер Дурсли громко.

Кошка и не пошевельнулась. Она только строго на него поглядела. «Интересно, — подумал мистер Дурсли, — кошки так и должны?» Он сделал усилие, чтобы привести себя в порядок, и вошёл в дом. Он всё ещё был полон решимости ничем не беспокоить свою жену.

У миссис Дурсли день был обычный и вполне милый. За ужином она поведала ему всё о неурядицах между Миссис За Забором и её дочерью, и о том, что Дадли выучил новое слово («Небуду!»). Мистер Дурсли старался держаться как ни в чём не бывало. Когда Дадли был наконец водворён в постель, он отправился в гостиную и как раз успел ухватить последний репортаж вечернего выпуска новостей: