Леонид Ефремов - Неизвестная грань творчества Михаила Круга

Прошло уже шесть лет с трагического дня, как не стало известного русского шансонье Михаила Круга.

К нему самому и к его творчеству можно относиться по раз, да и сам он был неоднозначен. История повторяется в своей цикличности. Когда от нас уходят люди, оставившие след в народном сознании, в науке или культуре, их реальная личность обретает как алмаз все больше и больше граней, превращаясь уже в полу быль, полу легенду. «Огранка» — это воспоминания людей, большей частью идеализированные….

Все это, на мой взгляд, приводит к никому ненужной канонизации, сквозь которую само творчество ушедшего от нас, порою выглядит вздорно и нелепо.

Так было с Пушкиным, Лермонтовым, Высоцким.… Так сейчас происходит и с Михаилом Кругом. Понятно искреннее желание идеализоторов. Но, значительно важнее в воспоминаниях о человеке постараться сохранить правду бес прикрас. Правду о событиях, характере, привычках. Оставить его и после смерти человеком, жившим среди нас, а не идолом. Человеком, писавшим и певшим для нас, а отнюдь, не «ангелом, парящим в небеси»!

В том и состоит ценность правдивых воспоминаний, помогающих глубже и правильней понять цель его жизни, цель его творчества.

Каждый из нас, являясь частью Вселенной, несет в себе БЕЗГРАНИЧНОЕ КОЛИЧЕСТВО ГРАНЕЙ! В том и заключается наша человеческая ценность! А идолы скучны и мертвы.

Михаил Круг уж стал символом, стал одним из заметных голосов темных лет России! Любая новая информация о нем — сейчас одна из граней целостного и незабываемого образа. То, о чем я поведаю, о той реальности, с которой я, волею Судьбы, соприкоснулся, не знает никто. Пусть этот рассказ станет маленькой гранью того алмаза, имя которому МИХАИЛ КРУГ.

Все началось задолго… Ровно за десять лет до двух роковых револьверных выстрелов в особняке на окраине Твери…

25 июля 1992 год. Москва. Ваганьковское кладбище. День Памяти Владимира Высоцкого. Жаркий, нестерпимо жаркий полдень, огромная масса людей у могилы Володи. В скверике, напротив входа на кладбище затоптанная сотнями подошв жухлая пыльная трава. Повсюду купля-обмен фотографий, книг, записей, виниловых дисков. В загустевшем воздухе звучит немыслимое многоголосье песен Высоцкого, под аккомпанемент расстроенных гитар, и даже под гармошку.

Это было то безвременье, когда рухнули, казавшиеся незыблемыми государственные и общечеловеческие устои. Время, когда все мы еще не привыкли к царящему вокруг беспределу, надеялись на его скорый конец, верили в скорое возвращение к нормальной человеческой жизни. Та пора, когда искали в настоящем спасительные соломинки из прошлого, чтобы вновь ощутить себя людьми, единомышленниками, братьями, собравшимися вместе.

Одной из таких «соломинок» было Ваганьково, был Владимир Семенович Высоцкий, его Светлая Память, его Народный Бунтарский Дух.

Все мы, приезжавшие туда с гитарами, срывали до хрипоты глотки, братались, знакомились, несмотря на жару, обильно пили водку. Конечно, не всегда все проходило гладко, и заканчивалось «патетически». Были стычки с ментами, небольшие конфликты и драки между собой, были «не рассчитавшие дозу». Но, это частности! Ваганьково притягивало людей различных возрастов, мест проживания, социальных слоев, давая, пускай и не совсем трезвую несколько часовую иллюзию братства.

Кто-то из импровизированно выступавших пел песни Высоцкого, кто-то пытался петь свои.

Многие из фанатов и коллекционеров записывали поющих на плохие в то время диктофоны, вместе со звоном, проходящих мимо трамваев и галдящей толпы.

Для меня все это было не в диковинку. В вышеупомянутом скверике я почти регулярно в дни Памяти «давал подобные концерты», пел в основном свои песни, их записывали прямо тут же, довольно часто давали адреса, по которым просили выслать качественные записи песен, что я всегда и делал.

25 июля 1992 года за мной, буквально по пятам. Ходил парень рабочего вида, довольно скромного телосложения, и записывал на «Электронику» почти все, что я пел и говорил.

Тогда практически заглохло то движение, что именовало себя «Клубом Авторской Песни», «Русский шансон» еще не завезли в предродовое отделение, и для меня, не имевшего в ту пору ни концертов, ни выступлений, Ваганьково — было единственной возможностью спеть людям свои песни.

Кто сам сочиняет — знает, насколько необходимо Автору быть услышанным. По этой причине мне импонировал этот парень, терпеливо ждавший, пока я отдохну после очередного перекрикивания всеобщего гама, и снова начну петь, а он записывать.

В конце мы познакомились. Он представился коллекционером из Твери (тогда еще город Калинин) Игорем Зверевым. Много рассказывал о свое фонографической коллекции. По его словам, в ней были и мои записи, но очень плохого качества. Он, конечно был «рад знакомству со мной вживую» и очень просил записать и выслать ему ВСЕ! Мои песни. К тому времени я написал примерно около двухсот песен, на мой взгляд, достойных внимания.

В августе 1992 года я выполнил просьбу Игоря Зверева, записав (тогда еще на двухканальном катушечном «Юпитере») почти половину из написанного мною, среди которого была песня «Светочка», и отослал в Тверь на домашний адрес Зверева. Незадолго до этого я, по случаю, приобрел синтезатор «Ямаха ПСР» и часть песен, в том числе «Светочка» была записана в простенькой аранжировке.

Помню, что Зверев, получив записи, позвонил из Твери, поблагодарил, но в дальнейшем наше общение не продолжалось. О нем напоминал лишь его домашний адрес и телефон в записной книжке.

Начало февраля 1995 года. Звонок Леонида Аграновича (тогда лидер группы «Флоктус» при Кантри-центре Гладкова): — Старичок! А ты знаешь, что у тебя песню сперли?! Песня «Светочка», некто Михаил Круг — однодневка из Твери, «ля-Розенбаум»!

В переходе метро я купил кассету Круга «Жиган-лимон». Напротив песни «Светочка» было начертано: «Сл. и муз. М. Круг в соавторстве с И. Зверевым»….

Жанр так называемой Авторской песни к началу 90-х разменивал уже третье десятилетие, имел своих живых и мертвых классиков, имел довольно жесткие каноны.

«Дурным тоном», к примеру, считалось петь на слетах КСП (КЛУБА САМОДЕЯТЕЛЬНОЙ ПЕСНИ) Высоцкого. Розенбаума (за исключением казачьих песен) открыто называли дешевкой. А уж от такого «блатняка» как Аркаша Северный, Костя Беляев и тому подобных, нос воротили брезгливо. Окуджава, Визбор, Клячкин, Кукин, Городницкий, Егоров, Новелла Матвеева, Никитины, Вероника Долина — далеко не полный «список классиков» КСП, которые, собственно, и обозначили довольно сжатый спектр тематики и стилистики. Помню, как где-то в конце 80-х, тогда уже довольно популярного Володю Капгера, на одном из слетов просто «попросили» со сцены лишь только за то, что его «понесло на хулиганскую тематику», которую, на мой взгляд, хулиганской можно было назвать, абсолютно не имея понятия, что же на самом деле из себя представляет «ХУЛИГАНСКАЯ», тем более, блатная песня.