Василий Бетаки - Снова Казанова (Меее…! МУУУ…! А? РРРЫ!!!)
Помощь проекту
Снова Казанова (Меее…! МУУУ…! А? РРРЫ!!!) читать книгу онлайн
Василий Бетаки
Снова Казанова (Меее…! МУУУ…! А? РРРЫ!!!)
«Мы целовались там, где негде сплюнуть,
Где нечем жить – мы жизнию клялись…»
Павел АнтокольскийТак вот: рожденье – дурацкая шутка.
Смерть тоже – едва ли прекрасна,
Но тот, кто разжился любовью в промежутке, Уж точно, жил не напрасно!!!
Ленгстон ХьюзПояснение
Почему Казанова? Не только потому, что женских имён, иногда даже подлинных, в этом тексте больше, чем мужских.
Казанова называл себя космополитом и, кажется, изобрёл даже само это выражение. Я не изобрёл, но тоже люблю так себя называть.
Ещё потому так названа книга, что я, как и он, «правдив до бесстыдства». И опять же, как и он, отнюдь не страдаю донжуанской сентиментальностью. Но вот чего я никогда не делал – я не «экономил на лирике», то есть не посвящал одно и то же стихотворение нескольким дамам поочерёдно, а каждой писал (если вообще ей писал) отдельное. В отличие от часто ленившегося рифмовать синьора Джакомо Казановы.
Ещё потому, что Казанова быстро замечал переоценку ценностей и (главное!) удивлялся ей, а не просто принимал, как должное: он бы в наше время заметил, к примеру, ну хоть социальные последствия того, что часы, принадлежавшие в течение шести столетий к драгоценностям, приближаются по цене к зажигалке, впрочем, та, в свою очередь, – к уже исчезающим спичкам…
Да, ещё в результате развития интернета, почтовые марки останутся скоро только у коллекционеров.
Ещё потому, что его «система» – «идти туда, куда гонит тебя ветер» – это и моя «система» тоже.
Ещё потому, что я, как и он, отнюдь не принадлежу к «ренессансным умам», хотя иногда и кажусь, как и он, пародией на них. Я тоже «человек широчайшего полузнания». Я тоже знаю «кое-что обо всём». Я тоже интересовался и занимался самыми разными вещами, совался в самые разные профессии, но кроме стихов, переводов, да ещё экскурсионного ремесла, ни в чём так и не стал действительно профессионалом.
Предуведомление
Эта книга – сразу для двух несовместимых видов читателей: для прррриличных (мемуары поэта о его времени, весьма субъективные) и для нееееприличных (мемуары бабника, порой слишком подробные для того, чтобы читатели любого из подвидов первого вида не начали бы возмущаться, но написанные и без матюгов и без медицинских терминов – короче это эротика, но не порно!).
Во всяком случае, в этой книге вместо замочной скважины читателю предлагаются распахнутые ворота!
Имена некоторых дам изменены, чтобы не сплетничать о тех из живых, кто не давал своего согласия на огласку, и чтобы не обидеть гласностью возможных родственников и потомков тех дам, которых уже нет.
Что же касается имён всяческих прохвостов и всем известных, да и малоизвестных стукачей, то рассказывая о подвигах этих людей, куда более неприличных, чем самые неприличные интимные подробности, я их с удовольствием называю полнейшими именами и даже отчествами, ибо «страна должна знать своих героев» [1], как утверждалось когда-то вполне справедливо. В общем, как сочинил, точнее слямзил через кого-то у Киплинга выражение, сказанное по несколько иному поводу, болтун и эпиграммщик питерский «пиит» «Миша Дудин, сын иудин»: «Никто не забыт, и ничто не забыто».
В этой книге я позволяю себе плевать на объективность, которой всё равно никто не достиг и не достигнет.
Максимальная субъективность в оценках качеств той или иной женщины, или качеств того или иного поэта, говорит о времени больше, чем худосочные объективистские попытки. Любые претензии на объективность уж точно кощунственны, ибо чем больше авторы претендуют на объективность и непогрешимость, тем более безоговорочно они ставят себя на место Господа Бога.
Сошлюсь на Иисуса, сказавшего в известных обстоятельствах: «кто без греха, пусть первым бросит камень». Конечно, в наше время камни всё равно полетели бы градом: ну кого же сегодня остановит честный взгляд на самого себя???
А таких скептиков, как автор этих строк, в прошлом ведь было меньше. Ну, Вольтер, ну, сам Казанова, ну, в крайнем случае Рабле, Свифт. И обчёлся!
Да и теперь куда больше людей, нагло верящих в свою объективность, а ранее у большинства, возможно, просто совести было больше.
Вступление это необходимо завершить словами Игоря Михайловича Дьяконова, всемирно известного востоковеда:
«На месте Бога для меня – совесть. И таков естественный отбор: вид, где нет совестливых не выживает» [2].
Часть Первая
Счастлив тем, что целовал я женщин,
Мял цветы, валялся на траве,
И зверьё, как братьев наших меньших
Никогда не бил по голове.
Сергей ЕсенинПролог до меня бельевая (она же гражданская) война (1920 – 1935)
Деникинские войска воевали где-то верст на шестьсот севернее Ростова-на-Дону, вроде бы, у Касторной, когда полузабытый начальством «Студенческий эскадрон» [3] был распущен. Московский художник-футурист, мой будущий отец, Павел Васильевич Бетаки, вернулся домой после полутора лет военной службы в кавалерии.
Эскадрон распустили в Ростове на вокзале, погрузив в вагоны «40 человек, 8 лошадей» только коней. В спешке у кавалеристов даже не забрали личное оружие – может, девать его было некуда? – и корнет – а с этой минуты по документам уже бывший корнет, ровно через десять минут после окончания своей славной службы в Белой Армии подошел к родительскому дому.
От вокзала три квартала по Садовой, потом пройти горбатый Братский переулок – и вот Пушкинская 31. Огромные деревянные ворота (их сожгли на дрова во время второй мировой войны). За воротами на участке примерно в полтора гектара стоял (и стоит) кирпичный особняк, построенный дедом по собственному проекту где-то году в 1906. А ближе к воротам, в углу двора, возведённая ещё во времена Крестьянской реформы 1861 года трёхэтажная кирпичная «башня».
«Башня» – дом моей прабабушки Анфисы Николаевны, в девичестве Уваровой. Она когда-то милостиво позволила своему сыну (моему деду) Василию Викторовичу Бетаки построить себе двухэтажный, тоже кирпичный, особняк на принадлежащем ей участке, Дед был один из главных инженеров Северо-Кавказской Железной Дороги, и довольно рано вышел в отставку в чине тайного советника.