Александр Солженицын - Архипелаг ГУЛАГ. 1918-1956: Опыт художественного исследования. Т. 2

35

По-фински это место называется Вегеракша, то есть "жилище ведьм".

История Курилки вызывает интерес. Возможно, когда-нибудь будут пытаться установить его личность. В революционные годы посильно было и принятие чужого чина и чужой фамилии. Но вот два следа, данные мне читателями, на всякий случай. Полковник Курилко командовал ещё до 1914 года 16 Сибирским стрелковым полком; к концу войны был контуженный генерал с золотым оружием, Георгием и многими орденами. Сын его Игорь ещё кадетом 1 Московского кадетского корпуса летом 1914 и 1915 ездил на фронт, воевал, награждён георгиевской медалью, затем крестом; весной 1916 кончил ускоренный курс Александровского училища, прапорщик. Другой след: полковник Курилко был одним из возглавителей белогвардейской подпольной организации в Москве летом 1919. Она провалилась, были массовые расстрелы (до 7000 человек?), но Иван Алексеев (отец моего корреспондента) и брат профессора И. Ильина, известные только Курилке, не были им выданы и не были тронуты.

В честь председателя московской тройки ОГПУ, недоучившегося молодого человека: "Он был студент, и был горняк, Зачёты же не шли никак". (Из "дружеской эпиграммы" в журнале "Соловецкие острова", 1929, № 1. Цензура глупая была и не понимала, чту пропускает.)

Все ценности с годами перепрокидываются — и то, что считается привилегией в лагере Особого Назначения 20-х годов — носить казённую одежду, то станет докукой в Особом лагере 40-х годов: там у нас привилегией будет н е носить казённой, а хоть что-нибудь своё, хоть шапку. Тут не только экономическая причина, тут и волны эпохи: одно десятилетие видит в идеале, как бы пристать к Общему, другое — как бы от него отстать.

Перетащили сюда ж-д Старая Русса — Новгород.

А сейчас на камнях, где вот так волокли, в этом месте двора, укромном от соловецкого ветра, жизнерадостные туристы, приехавшие повидать пресловутый остров, часами кикают в волейбол. Они не знают. Ну, а если б знали? Да так же бы и кикали. Впрочем, экскурсоводов, заикавшихся, что здесь был не только монастырь, но лагерь, — выгнали. И туристов стараются не пускать за пределы Большого Соловецкого острова: чтобы не видели ни Секирки, ни даже Троицкого скита (и сегодня много сохранилось тюремных решёток, в дверях — следы кормушек), ни Савватьевского. (В нём сохранился, например, подвальный карцер, где в знойный день продрогнешь в минуту.)

Соловецкий приём, странным образом повторенный на катынских трупах. Кто-то вспомнил — традицию? или свой личный опыт?

Интересно, как на заре Архипелага с того самого начинают, к чему вернёмся и мы в поздних Особых лагерях: с удара по стукачам.

Ещё до 1972 года на чердаке Савватиевского скита долежала рукопись — дневник зэка 20-х годов (видимо полита — потому что описывалось там, как кормят политов). На одной из первых страниц упоминалось покушение молодого белогвардейца на чекистского генерала. Дальше никто не прочёл: рукопись забрал КГБ.

"От тюрем к воспитательным учреждениям". Сборник под редакцией Вышинского. Изд-во "Советское законодательство", М, 1934, стр. 115

"Соловецкие острова", 1930, № 2–3, стр. 56-57

Там же, стр. 57

Г. Фридман. "Сказочная быль", журнал "Соловецкие острова", 1930, № 4, стр. 43-44

О, Бертран Рассел! О, Хьюлет Джонсон! О, где была ваша пламенеющая совесть тогда?

Всегда у нас как никогда, слабее не бывает

Журнал "Соловецкие острова", 1930, № 2–3, стр. 60

И их вы тоже не читали, сэр Бертран Рассел?…

Гепеушница, спутница Горького, тоже упражняясь пером, записала так: "Знакомимся с жизнью Соловецкого лагеря. Я иду в музей… Все едем на «Секир-гору». Оттуда открывается изумительный вид на озеро. Вода в озере холодного тёмно-синего цвета, вокруг озера — лес, он кажется заколдованным, меняется освещение, вспыхивают верхушки сосен, и зеркальное озеро становится огненным. Тишина и удивительно красиво. На обратном пути проезжаем торфоразработки. Вечером слушали концерт. Угощали нас местной соловецкой селёдочкой, она небольшая, но поразительно нежная и вкусная, тает во рту". ("М. Горький и сын". Изд-во «Наука», М, 1971, стр. 276)

Журнал "Соловецкие острова", 1929, № 1, стр. 3. (В собрании сочинений Горького этой записи нет.)

та площадка — в 300 метрах на юг от Святых ворот (их вели вдоль стены Кремля до конца, а потом дальше, не сворачивая) образовалась большая, 80х80 метров, свободная от леса, удобная для постройки. Летом 1975 там начали рыть котлован для жилых домов — и экскаватор выгребал одни кости. Туристы (а среди них понимающие бывшие зэки) разбирали черепа. Уже и фундамент подняли — а вокруг него во множестве лежали рёбра, ключицы, лопатки, тазовые кости, берцовые, фаланги пальцев и позвонки.

И. Л. Авербах. "От преступления к труду", под редакцией Вышинского. Изд-во "Советское законодательство", 1936

Меня корят, что надо писать туФта, как правильно по-воровски, а туХта есть крестьянское переиначивание, как Хвёдор. Но это мне и мило: туХта как-то сроднено с русским языком, а туфта совсем чужое. Принесли воры, а обучили весь русский народ, так пусть и будет туХта.

На Соловках и в 1975 ещё жили: бывший лагерный охранник Ершихин; его жена бывший заседатель тройки в Кеми; бывшие надзиратели Беличкин, Третьяков, Шимонаев. А надзирательский сын Чеботарёв стал председатель исполкома острова.

ЦГАОР, ф. 393, оп. 78, х. 65, л.л. 369-372

Это — официальная дата, а фактически с 1930, но организационный период скрыли для краткости сроков, красы и истории. И тут тухта…

Сборник "От тюрем…", стр. 136-137