Игнатий Потапенко - Переписка А. П. Чехова и И. Н. Потапенко

Подумай, взвесь, сообрази, а лучше — не думай, не взвешивай и не соображай, а просто садись в вагон и дуй. Самый краткий путь для тебя: Граница, Прага, Карлсбад. Отсюда и двинем. Addio! [23] обнимаю тебя. В следующий раз напишу о необыкновенном появлении у меня в Петербурге Сергеенка и о том, что из этого вышло. А теперь надо писать продолжение для «Нового времени». Приезжай же, ей-богу приезжай!

Твой И. Потапенко.

[24]

Милый Антонио!

Уговори Алексея Сергеевича и себя самого не торопиться с поездкой в Нижний. Подыши свежим воздухом и поговори о литературе. Я не знаю, что с твоей «Чайкой». Предпринял ли ты что-нибудь? Завтра зайду к Литвинову, если он здесь, и узнаю. Но теперь время у нас страшное. Цензора ходят обалделые. Есть слух, что будет отменена литература; а в таком случае и цензора не будут нужны и, следовательно, потеряют свои оклады. И потому они, как говорят, дружно стоят за литературу. Если не ошибаюсь, Вукола Лаврова решено посадить на кол, Гольцеву отрезать язык, а Ремезова назначить на должность швейцара в театральной улице. За достоверность слуха не ручаюсь. Жму твою руку и прочее.

Твой И. Потапенко.

P. S. В настоящее время пишу повесть из быта гробовщиков, для чего сделал большие знакомства в этом мире. Пора ведь и о душе подумать!

[25]

Милый Игнациус, пьеса посылается. Цензор наметил синим карандашом места, которые ему не нравятся по той причине, что брат и сын равнодушно относятся к любовной связи актрисы с беллетристом. На странице 4-й я выбросил фразу «открыто живет с этим беллетристом» и на 5-й «может любить только молодых». Если изменения, которые я сделал на листках, будут признаны, то приклей их крепко на оных местах — и да будешь благословен во веки веков и да узриши сыны сынов твоих! Если же изменения сии будут отвергнуты, то наплюй на пьесу: больше нянчиться с ней я не желаю и тебе не советую.

На странице 5-й в словах Сорина: «Кстати, скажи, пожалуйста, что за человек ее беллетрист?» — можно зачеркнуть слово ее. Вместо слов (там же) «Не поймешь его. Всё молчит» можно поставить: «Знаешь, не нравится он мне» или что угодно, хоть текст из талмуда [26].

Что сын против любовной связи, видно прекрасно по его тону. На опальной 37 странице он говорит же матери: «Зачем, зачем между мной и тобой стал этот человек?» На этой 37 странице можно вычеркнуть слова Аркадиной: «Наша близость, конечно, не может тебе нравиться, но». Вот и всё. Подчеркнутые места зри в синем экземпляре.

Когда же в Мелихово?

Значит, то, что можно, зачеркни, буде Литвинов скажет предварительно, что этого достаточно.

Благодарю за шоколад mignon. Я ел его.

16–17 уезжаю на юг, буду в Феодосии, поухаживаю за твоей женой. Во всяком разе пиши мне. После 20-го мой адрес такой: Феодосия, дом Суворина.

Ведь еще комитет!!

Если зимой отыщешь мне квартиру, то всю зиму проживу в Петербурге. Достаточно одной комнаты и ватерклозета.

Не проехаться ли нам вместе куда-нибудь? Времени ведь еще много. В Батум или в Боржом? Здорово попили бы винца.

Крепко сжимаю тебя в своих объятиях.

Твой должник Antonio.

11 авг.

Наклеить придется по одному листку в каждом экземпляре на 4-й стр. На 5-й же и на 37-й только зачеркивай. Впрочем, поступай как знаешь. Прости, что я так нагло утомляю тебя.

С своей стороны я подчеркнул зеленым карандашом то, что можно зачеркнуть и что, если стать на точку зрения цензора, наиболее зловредно.

[27]

23 авг. В Москве.

Милый Антонио,

Ты исчез за день до моего появления в Москве. Это жаль. И куда ты исчез, никому неизвестно. Мне дал адрес в Феодосию, а поехал, кажется, на Кавказ[28]. Но я следую адресу и пишу в Феодосию.

Пиеса твоя претерпела ничтожные изменения. Я решился сделать их самовольно, так как от этого зависела ее судьба и притом они ничего не меняют. Упомяну о них на память. В двух местах, где дама говорит сыну про беллетриста: «я его увезу», изменено: «он уедет». Слова: «она курит, пьет, открыто живет с этим беллетристом» заменены: «она ведет бестолковую жизнь, вечно носится с этим беллетристом», слова: «Теперь он пьет одно пиво и может любить только немолодых» заменены: «теперь он пьет одно пиво и от женщин требует только уважения» и еще две-три самых незначительных перемены. Дело в том, что цензор желал не совсем того, как ты понял. Он требовал, чтобы Треплев совсем не вмешивался в вопрос о связи Тригорина с его матерью и как бы не знал о ней, что и достигнуто этими переменами.

Теперь пиеса пропущена. Давыдов сказал мне, что ты обещал ему дать пиесу для прочтения, и на этом основании я дал ему. По возвращении в Петербург (26-го) я отдам ее в переписку и затем 2 экземпляра представлю в Комитет. У меня есть твое прошение. Не помню, был ли ты так умен, чтобы не прописать месяца и числа. Если Всеволожский будет в Петербурге, то я добьюсь надписи «прочитать вне очереди», тогда она будет готова в начале сентября. Если его не будет, то она попадет в очередь, и это несколько замедлит ход. Думаю, что Григоровича в сентябре в Петербурге не будет. Если ты желаешь, чтобы пиеса читалась в Комитете в его присутствии, то напиши мне об этом.

Я уеду из Петербурга за границу 3-го сентября, а вернусь обратно числу к 25-му. Меня совершенно измучили камни. Двое суток шли. Теперь я бросил есть и пить. Ем только куриную котлету, хорошо прожеванную поваром и двумя лакеями, а пью чай. Играл в Москве на скачках и выиграл 70 р. Кугель сообщил мне, что Соловьев настаивает, чтобы «Русская мысль» пригласила тебя редактором. Это — серьезно. Меньше шести тысяч не бери. Меня он хочет «назначить» редактором «Московского листка», так как ему известно, что для меня меньше 12 тысяч никак невозможно. Правдин что-то просил меня передать тебе о его благодарных чувствах по поводу какого-то присланного тобой рассказа, от которого он в восторге. В Москве, кроме Гольцева и актеров Малого театра; никого не видал. Завтра увижу мертвецов «Русской мысли». Говорят, что Ремезов впал в лихорадку от моей повести из быта гробовщиков, приняв ее за намек на то, что ему пора уже… А у Вукола начинается разжижение мозга. Это — самые свежие новости. Каково — приехать в Москву и — не есть, не пить! У Тестова ем — куриный бульон, в Московском трактире — яйцо всмятку, в Эрмитаже даже не был, а если буду, то стану пить аполинарис.