Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 6. У Лукоморья

Белка

Для белок нынешняя зима – двойное бедствие. Холода, а главное – не уродились шишки. Замечали, наверное: в лесу под елками снег кое-где засыпан тонкими веточками. Это белки кормились еловой почкой. Еда не сытная, и главное – сколько веточек надо срезать!

Лучшая судьба у белок, живущих где-нибудь поблизости от людей. Белки доверчивей всех из животных. И люди к белкам питают особую слабость. Вот и перепадает зверькам: орех, печенье, косточки сливы. Я знаю три места, где белок люди взяли под свое покровительство: сибирский Академгородок, Подлипки – недалеко от Москвы и городской парк в Таллине. Вот эта жительница Академгородка только что взяла из моих рук пряник.

В нашем доме живет глухой старик. Дворовые воробьи знают его уже несколько лет. Каждый день старик спускается с пятого этажа, неторопливо достает из кармана затейливую табакерку, и воробьи сразу же тут как тут. Когда-то старик, наверное, курил или нюхал табак. Теперь по старости бросил, а табакерку приспособил к новому делу. Потрясет: из табакерки сыплется пшено или просо – угощение воробьям. Воробьи из тысячи людей, наверно, узнают своего благодетеля. Дня три назад идет он с сумкой из магазина. Воробьи, конечно, сейчас же ему под ноги. Лезет старик в карман, а табакерка пуста: «Ну что ж, нет пшена, вот вам булка». Тут я и заснял из окна забавную сцену. Воробьи сразу поняли: булка – штука съедобная. Но очень уж непривычна еда. Собрались кругом, трещат. Голодные, а боятся. Нужен герой, который бы первым… Герой, конечно, нашелся, прыгнул на булку… И вот уже третий день идет пир под окном.

А этот житель лесов человека всегда сторонится. Ему не надо никакой помощи, чем больше бедствий в лесу, тем сытнее живется. Ночью он хорошо видит. И если услышишь в лесной темноте крик зайца, можно предположить: глазастый охотник настиг добычу.

Увидеть филина летящим или сидящим днем в каком-нибудь укромном уголке леса – большая удача. При встрече не спешите поднять ружье. Хотя и хищник, но очень редок. И его всячески стоит оберегать. Встреча с этой таинственной птицей оставляет много воспоминаний.

Широка страна моя…

Два этих снимка сделаны с самолета в разное время. Первый сделан в 1929 году. Второй – несколько дней назад. На снимках – одно и то же место над рекой Урал. Тридцать восемь лет назад это место выбрали для строительства. Тогда первый раз прозвучало слово «Магнитка».

Магнитка… Конечно, сразу хочется увидеть знаменитую Магнитную гору, от которой все и пошло. Слышал о ней в разговорах, в газетах. Знаешь, что это клад необычайной цены, что японцы в свое время предлагали царю за гору двадцать пять миллионов рублей. И теперь стоишь растерянный: горы нет. Далеко внизу – почти игрушечный экскаватор, змейкой бежит состав с вагонетками. Тебе объясняют: «Гора была как раз на месте этого котлована…» За котлованом до горизонта стоят белые, красноватые, сизые облака. В погожий день, когда дымы и пар столбами уходят вверх, можно попытаться сосчитать трубы. Я насчитал двести семнадцать и сбился. Целый город темных, непривычных для глаза строений: эстакады, трубы, мосты, краны, шеренга домен. Все в белых дымках. Позже узнаешь: в этот железный город приходят ежедневно десятки тысяч людей. Огромное число. Но где люди? Город кажется пустынным, так велики размеры сооружений и площадь, которую они занимают.

За день я едва осилил путь, где проходит руда из котлована до цеха, где по железным каткам несется красный, брызжущий искрами слиток стали, называемый слябом. Красное тесто, ускоряя и ускоряя бег, превращается в стальные листы. Они проносятся над станом красными птицами и оставляют у новичка ощущение сказки. А где-то рядом в другом, столь же длинном цехе, сталь катают почти до бумажной тонкости, превращают потом в белую жесть. Другие цехи катают рельсы, проволоку, стальные ленты и полосы, арматуру для строек, разных видов фигурные профили. Тут во время войны катали броню танков, а теперь строят, кажется, самый большой из цехов – будут катать автомобильный лист для завода в Тольятти на Волге. Это новый заказ страны для Магнитки. Но это не новость сама по себе. Со дня рождения Магнитка получает и получает заказы. Не будь Магнитки, мы вовремя не имели бы тракторов. Без Магнитки вряд ли мог устоять Сталинград. Каждый второй снаряд, каждый второй банк были сработаны из стали, сваренной в этих печах. И сегодня: станок, пароход, комбайны, ученическое перо, иголка – все сталь. «В прошлом году подведен итог. Магнитка со дня первой плавки дала сто пятьдесят миллионов тонн металла. Много ли это? Это в семнадцать раз больше, чем давала за год вся индустрия старой России. Магнитная гора переработана в сталь!

В день знакомства с Магниткой я говорил с директором комбината и главным режиссером городского театра. На вопрос: «Какие заботы сегодня?» – директор Воронов Феодосий Дионисьевич, Герой Труда, член ЦК партии, сразу сказал: «Руда! Руда, руда…»

У режиссера Резинина Анатолия Андреевича другая забота: надо добыть пятьдесят пар лаптей. «Два месяца бьемся, списались со стариком из Чувашии…» Магнитогорский театр ставит пьесу «Стройфронт». Воскрешается Магнитка первого года жизни. Сто тысяч обутых в лапти людей начинали Магнитку.

Сто тысяч обутых в лапти… В городе я видел старую кинохронику. Сколько б ни говорили мы о Магнитке, о Днепрогэсе, о Комсомольске Амурском, никаким словом не скажешь больше, чем говорят эти старые в царапинах киноленты.

Роют котлован домны. Лопатами с уступа на уступ кверху швыряют землю. Первый котлован. А сколько еще всего вокруг этого котлована надо построить! Задуман комбинат не просто современный, но самый крупный из всех, какие в мире существовали. Знания, как построить? Их было немного. Механизмы? Лопата, лом, тачка, лошадь. Место выбрали дикое, необжитое. За рубежом мало кто верил, даже друзья. И только эти сто тысяч в лаптях, отчаянно копавшие землю, верили. Есть в хронике кадры январской метели. Белое молоко. И в этом свистящем месиве – люди и лошади. В холода там, на экране, ежишься даже ты, сидящий в теплом, уютном зале. Работа не останавливалась и в такие зимние дни. А вечером: палатка или тесный барак, закоптелый чайник на печке. Есть кадры: у печки сушатся лапти. Обычная по тем временам обувка. Оператор, снимавший для памяти стройку, знал, что Россия будет носить другую обувку и будет дивиться: неужели так было?..