Антонина Малютина - Повесть об отце

Сначала текстильщики плохо посещали новый очаг культуры, но постепенно приобщались к книге. За неимением настоящих библиотекарей, администрация, знавшая о пристрастии Малютина к литературе, посадила его на выдачу книг, а заодно поручила и переплетать их. Вскоре посетители полюбили энергичного библиотекаря, который старался угодить каждому, словно близкому другу, заботливо расспрашивал, что его интересует, что читал, и советовал, что читать дальше. С этих пор библиотечное дело стало призванием Малютина на всю жизнь. Первые же затруднения натолкнули его на светлую мысль: надо прежде всего перечитать биографии писателей и критические статьи о них. И он с упоением штудировал Белинского, Чернышевского, Добролюбова, Писарева, которые стали для него высшими авторитетами.

Молодой библиотекарь снабжал рабочих механической мастерской и других цехов рекомендательными списками, куда входили и книги, не разрешенные для рабочей библиотеки. По этим спискам вскладчину приобреталась новая литература и создавались таким образом библиотечки для коллективного пользования. Сотни рабочих начали выписывать «Журнал для всех», «Вестник знания», «Самообразование», не доходившие в их библиотеку.

Малютин привык к своему делу, знал, кому что предложить, и все глубже и глубже погружался в книжный мир. У него появились сотни друзей. Казалось, теперь он настолько прочно обосновался на фабрике, что можно уже свить свое гнездо.

Из лирики Пушкина и Лермонтова, из романов Тургенева и Толстого библиотекарь постиг красоту чистой, светлой, возвышенной любви; он чувствовал, что сам способен к такой любви, он ждал ее, и она пришла… Его сердцем завладела семнадцатилетняя девушка с мозолистыми руками и лицом царицы — Анна Ивановна Чиркова (1880—1950). Немало нужды и горя видела на своем веху эта простая и душевная русская женщина. В убогой избушке заволжского рыбака, осененной пышными черемухами, где она родилась, часто не бывало и корки хлеба. Всего две зимы бегала Анюта в школу. Рано осиротев, она с семи лет пошла в няньки, потом батрачила на богачей и грузила шпат на Волге. Разделив с Малютиным его нелегкую судьбу, она более полувека была его верным другом.

Как многие другие рабочие семьи, Малютины по мере сил старались внести культуру в свою жизнь, усилить в ней духовное начало. Они читали вслух, посещали театр. Удалось присутствовать на юбилее театра, порадоваться успеху прочитанных Трефолевым стихов, увидеть московских и петербургских артистов, драматургов Сухово-Кобылина и Евтихия Карпова.

В архиве Малютина долго хранились афиши и программы этого праздника отечественного искусства.

Бывали и на фабричных любительских спектаклях. Однажды приезжие знаменитости поставили на фабрике пьесы «Волки и овцы» Островского и «Ревизор» Гоголя. Успех был необычайный. Рабочие любили театр и охотно шли на спектакли, отрывая средства от своего скудного бюджета.

В каморке Малютина нередко собирались вечерами товарищи, читали, спорили о лучшем устройстве жизни на земле и расходились лишь далеко за полночь. Задумывались над «Письмом Белинского к Гоголю». Разбирали брошюры политического содержания, поступавшие от студентов Демидовского лицея и сотрудников газеты «Северный край», где у Малютина был знакомый — корректор А. Лаптев. Потом весь этот материал — книжки, листовки — расходился по цехам.

Побывав вместе с другими рабочими в 1896 году на нижегородской Всероссийской выставке, Малютин удивлялся ее чудесам и богатствам, сопоставлял с ними бедность трудового народа. С тех пор отец стал убежденным пропагандистом запрещенной литературы. Распространение ее шло успешно. В пропаганде брошюр о социализме и коммунизме участвовали С. Л. Потехин и другой рабочий поэт — Александр Николаевич Смирнов, призывные стихи которого проникали в печать, распевались на маевках.

Малютину, безусловно, была известна деятельность самых первых ярославских социал-демократических кружков. Сам он являлся членом кружка Варакина и Лаптева. В газете «Северный рабочий», опубликовавшей в 1928 году статью А. Зайцева «У истоков большевизма», рядом с портретом рабочего-революционера В. Д. Варакина был помещен портрет отца.

После разгрома варакинского кружка возник новый социал-демократический кружок. Пропагандистом кружка стал И. П. Малютин. Вскоре и этот кружок был разгромлен ярославской полицией. О пропагандистской работе и аресте отца говорится в исторической части юбилейной-монографии «Красный Перекоп», вышедшей к 250-летию прославленного предприятия. В книге приведена выдержка из постановления губернского жандармского управления. В ней сказано:

«20 января 1902 года Ярославский полицмейстер получил сведения, что проживающий в каморке № 243 девятого корпуса Товарищества ЯБМ… Иван Петров Малютин принадлежит к противозаконному сообществу, имеющему целью распространять литературу среди фабричных рабочих в Ярославле, и подбивает их на уличные беспорядки».

После трех месяцев одиночки отцу предложили в течение 24-х часов покинуть Ярославль. Впереди ждала ссылка на три года в село Спасское Томской губернии и долгий период сибирских скитаний.

Сейчас, когда я пишу эти строки, вспоминаются слова отца, слышанные еще в давнем детстве, — слова о том, что он готов на любые муки, на смерть ради счастья людей…

В его сибирском дневнике есть такая запись:

«Блуждая по далеким чужим городам, борясь с нуждой и невзгодами, теряя на этом пути родных и близких, все рвался я к другой, какой-то более осмысленной, лучшей жизни, но увы, где она, эта жизнь?»

Тяжело отрываться от милой Волги, этой «колыбели русского романтизма», как назвал ее Короленко. Бесконечно долог и горек путь в ссылку, в значительной части проделанный на лошадях. Выехав из Ярославля в полдень на пароходе «Самолет», Малютины утром прибыли в Нижний Новгород. До вечера надо было ждать транспорта на Самару. Помню, моя мать рассказывала:

«Гуляли по Нижнему. Около Главного Дома бойко шла торговля, гремела музыка. Вспоминали Мельникова-Печерского, он там жил и писал «В лесах» и «На горах». Перед отъездом в Сибирь как раз вслух читали этот роман. Видели Горького. Он мелькнул мимо на извозчике. Приказчики выскакивали из магазинов и кричали: «Вон едет Горький!» Он был в черном пальто и черной шляпе. Ваня хотел сходить и познакомиться, но оставалось уже мало времени до отправления парохода. Обедали в Горьковской столовой, дешевая, для босяков, 6 копеек с человека за суп и кашу с бараньим салом».

Проплыв мимо Казани, добрались до Самары, а оттуда до станции Чаны ехали уже в пропахшем воблой железнодорожном вагоне. Запомнился дальнейший путь в повозке по необозримой Барабинской степи. Прибыв на место, отец устроился на маслодельный завод.