Юрий Селезнев - Долг и призвание (Вступительная статья к собранию сочинений И Ф Стаднюка в 4-х томах)

Почему субъективно-тенденциозное изображение отдельными писателями и историками именно начального периода войны явилось для Ивана Стаднюка наиболее сильным побудителем, возможно и помогшим ему окончательно решить для себя вопрос: писать или не писать "Войну"?

Во-первых, потому, что наиболее глубоко, навсегда врезался в память писателя, совсем еще юного тогда, самый первый, начальный, самый драматичный период Великой Отечественной; во-вторых, и это еще более важно, по глубокому убеждению Ивана Стаднюка, в правильном истолковании именно этого и особенно предшествующего, предвоенного периода, ключи к истинному пониманию причин и следствий всемирно-исторической трагедии второй мировой войны в целом и наших серьезных "просчетов" и неудач в начале гитлеровского вторжения в частности.

"В первых книгах "Войны", - свидетельствует писатель, - мне хотелось, не вступая в прямую полемику, поспорить с теми литераторами, военными историками и мемуаристами, которые в своих трудах весьма односторонне рассматривали события, предшествовавшие нападению гитлеровской Германии на СССР, а также события начального периода Отечественной войны; хотелось, основываясь на изученных исторических фактах и на свидетельствах лиц, имевших причастность к происходившему, несколько с иных позиций рассмотреть причины и наших неудач в начальный период гитлеровского вторжения".

Личный и общественный стимулы требовали от писателя воплощения замысленного, но не все было столь уж ясно и просто. Нужно ли говорить о том, что издательская политика, а тем более мнение критики тоже работают на создание общей литературно-творческой атмосферы, в которой, хочет того или нет, но живет каждый писатель и которая так или иначе способна воздействовать на его творческое состояние. А ситуация к моменту начала замысла романа "Война" складывалась в этом плане довольно странная. "В какое-то время, - пишет Иван Стаднюк, - вдруг мы ощутили, что наполненность артерий военно-патриотической литературы стала ослабевать. В издательских планах и на страницах литературно-художественных журналов все реже появлялись книги о войне и армии".

Но родник "вечной темы" не только не иссох, но и пробил себе дорогу к подлинно серьезным произведениям о войне, в последующие годы. В их числе в 1970 году появилась и первая книга "Войны" Ивана Стаднюка.

Вера в то, что главная книга еще впереди - и у писателей-фронтовиков, и у критиков, возлагающих надежды на новое поколение молодых, - основана на глубокой убежденности в неисчерпаемости духовно-нравственных, идейно-философских - а потому и художественных - источников творческого вдохновения, заложенных в великой всемирно-исторической трагедии минувшей войны. И чем более отдаляется от нас во времени Великая Отечественная и чем более сужается круг еще не освоенных нашей литературой сугубо военных пластов темы, тем более открывается это событие как одно из этапных, решающих во всей многовековой истории нашего народа, да и в истории человечества последних двух тысячелетий, тем более возрастает общественная потребность осмысления его причинно-следственных связей уже в таких глобальных масштабах, что, в свою очередь, требует ныне от военной прозы новых художественных решений.

Говоря сегодня о достижениях прозы о Великой Отечественной войне, высказывая ли свои к ней претензии, мы так или иначе выдвигаем в качестве идеала и мерила "Войну и мир" Льва Толстого, что действительно справедливо в известной мере, тем более если при этом подразумевать не столько эпический размах и форму идеала, сколько глубину и масштабность его идейно-философских обобщений.

Убежден, у нас есть все основания думать, что литература поднимается на качественно новый уровень в художественной разработке военной темы. Великая Отечественная - это такое эпохальное событие, которое, уходя в конечном счете своими корнями во всю историю человечества, одновременно во многом определяет собой существенные черты характера последующего этапа всемирной истории и, естественно, в первую очередь истории нашей Родины. И в этом смысле это было событие, имеющее прямое отношение к каждому следующему поколению, отношение не менее личное, чем к поколению военному. Естественно, отношение иного рода - духовно-нравственное, идейно-мировоззренческое, философское. Вот почему и более обоснованно видеть "главный роман" о Великой Отечественной впереди.

Нет, не самоуничижение или недооценка уже созданного товарищами по перу, современниками - ровесниками, участниками и свидетелями войны, двигало сознание Ивана Стаднюка.

Сам он в решении темы Великой Отечественной идет в своем романе: художественно - в русле традиционно-эпическом, идейно - в военно-политическом осмыслении проблемы.

Однако уже в "Войне" вполне явны существенные элементы нового, будущего этапа разработки темы. Что ж, может быть, и действительно в известном смысле нынешняя литература о войне - художественная, документальная, мемуарная - явится со временем надежным, благодатным и плодотворным основанием-истоком для писателей завтрашнего дня.

Судьба рождает тему, тема избирает писателя, писатель способен достойно воплотить призвавшую его тему (при наличии достаточного для этого таланта, естественно) при кровном единстве собственной судьбы с судьбой его народа, Родины: все взаимообусловлено.

Как, какими путями отыскала Ивана Стаднюка и призвала его к исполнению долга писателя-гражданина тема Великой Отечественной? Что обусловило этот выбор?

II

Что мог знать тогда он о своей судьбе - в те, кажущиеся теперь такими давними годы? "Я, - рассказывает Иван Фотиевич Стаднюк в автобиографии, родился в селе Кордышивка бывшего Вороновицкого (ныне Винницкого) района Винницкой области, по неточным данным, в начале 1921 года... Мать помню смутно, так как она умерла в 1928 году, а фотографии ее не осталось; мать моя была глубоко верующей и считала, что фотографироваться - великий грех... Только недавно удалось мне отыскать на кордышивском кладбище могилу матери, потерянную за годы войны. Отец ...одним из первых вступил в колхоз, тяжело расставаясь с Карьком, слепым на один глаз конем...

Мне была уготована участь принять от отца хозяйство и стать хлеборобом... Детство мое похоже на детство всех кордышивских сверстников: во время весенней и осенней пахоты ходил за погоныча, получал кнутом по спине от отца, если плохо держал коня в борозде, а летом пас Комету, корову брата Бориса, за что к осени получал "на штаны" и "на сорочку". Многое из картин детства широко использовано мной в романе "Люди не ангелы".

Но в то время, кажется, куда легче было бы поверить кордышивскому "хлопчику" в реальность самой фантастической сказки, нежели в то, что ему еще предстоит впереди нелегкий путь писателя, хотя литературу любил уже и тогда. Михаил Коцюбинский, Ольга Кобылянская, Руданский, Гоголь, позднее Бунин, Шолохов... - вот ранние потрясения души художественным словом. Эти же писатели осознались через много уже лет и как его "учители", в них увиделся ему идеал и образец творчества. Но до этого было еще слишком далеко, а пока что не задалась и как будто прочно уже предуготовленная ему тогда судьба хлебороба. В тридцать втором году пришлось уехать к старшему брату в Чернигов, где учился в 5-м классе; шестой заканчивал у него же в Нежине, а 7-й у сестры в Тупичеве. Недолго проучился в Винницком строительном техникуме, потом пытался попробовать себя на поприще учителя - пошел на учительские курсы при Черниговском пединституте, но, видно, не судьба. Решил было, что предназначено ему стать офицером поступил в Краснодарское пехотное училище, но пришлось вернуться в Тупичев.

Затем стал работать в районной газете, куда писал заметки, репортажи, фельетоны. Поступил после окончания десятилетки в Украинский коммунистический институт журналистики в Харькове, откуда в 1939 году был призван в армию. Воевал недолго на финском, откуда был направлен в военное училище. Правда, теперь уже не в пехотное, а в военно-политическое, и не в Краснодаре, а в Смоленске. Должно быть, окончательно приглядела его нелегкая судьба военного человека, однако и писательская, едва забрезжившая во время работы в газете, тоже, кажется, не собиралась от него отступаться, и он, будучи курсантом, становится активным участником литературного кружка, которым руководил поэт Николай Грибачев. В смоленской газете "Рабочий путь" появляются первые рассказы молодого Ивана Стаднюка, и пусть имя это пока еще никому ни о чем не говорит, теперь для него-то самого, кажется, путь ясен: военная служба и труд литератора совместились в неразрывное. Но только прибыл по назначению в Западную Белоруссию младший политрук Стаднюк, чтобы исполнять обязанности секретаря дивизионной газеты, как грянула война.

"Все, что со мной произошло в первые недели войны, подробно описано в моей повести "Человек не сдается". Но, разумеется, с некоторой долей вымысла, как и полагается в художественном произведении", - пишет Иван Стаднюк.