Газета День Литературы - Газета День Литературы # 79 (2004 3)

На нашем литературном портале можно бесплатно читать книгу Газета День Литературы - Газета День Литературы # 79 (2004 3), Газета День Литературы . Жанр: Публицистика. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст и даже без регистрации и СМС подтверждения на нашем литературном портале fplib.ru.
Газета День Литературы - Газета День Литературы # 79 (2004 3)
Название: Газета День Литературы # 79 (2004 3)
Издательство: неизвестно
ISBN: нет данных
Год: неизвестен
Дата добавления: 23 февраль 2019
Количество просмотров: 186
Читать онлайн

Помощь проекту

Газета День Литературы # 79 (2004 3) читать книгу онлайн

Газета День Литературы # 79 (2004 3) - читать бесплатно онлайн , автор Газета День Литературы

Патологоанатомический опус Пьецуха, к удивлению моему, появился на страницах "Литературной газеты". Каждой своей мыслью и способом изложения просится сиё сочинение в анналы "Московского комсомольца", любящего попотчевать своих читателей тлетворной пищей. "Литературная газета", радующая последнее время замечательными выступлениями Скатова, Пороховщикова, Ципко, Кивы, Бархатова, Басинского и других думающих авторов, напрасно проявляет плюрализм, печатая Жуховицких, Пьецухов и других модных говорильщиков. Про них хочется сказать: "А вы, друзья, как ни садитесь, всё в музыканты не годитесь".

Владимир Бондаренко РАЗБЕГ В ГРЯДУЩЕЕ



Павел Филонов — художник революции. Но, как всякий настоящий художник,— он еще и творец революции. У меня есть его удивительные фотографии. Где он, комиссар Румынского фронта, ведет заседание ревсовета. Какие они принимали решения, какие выносили приговоры — мы уже не узнаем. Но их лица пропитаны революцией. Я хорошо знал сестру Филонова, Евдокию Николаевну, часто ночевал у нее на Невском в маленькой комнатке. Разбирал архив, наслаждался картинами. С тех юношеских лет запомнил завещание Павла Филонова: "Всё свое творчество завещаю своему государству, своей родине. Запрещаю что-либо продавать за границу… Мое искусство принадлежит народу". Сегодня именно Павла Филонова разворовали всего. Зритель, в каком бы Лувре или Метрополитене, в какой бы частной коллекции самого уважаемого лица ты ни увидел работу Павла Николаевича Филонова,— знай, это своровано у тебя лично или это грубая подделка. О завещании Филонова знали все искусствоведы и в России, и на Западе, и тем не менее продолжали и продолжают воровать. Сегодня он вновь со своим максимализмом восседал бы в ревтрибунале и расстреливал всех заворовавшихся художников. "Дай мне высшую меру, комиссар Филонов!"— когда-то призывал Андрей Вознесенский. Думаю, сегодня он бы точно дал разжиревшему поэту-буржуа высшую меру за то, что он отказался от своих же стихов:


Был ветр над Россией бешеный.


Над взгорьями городов


Крутило тела повешенных,


Как стрелки гигантских часов!


А ты по-матросски свойски,


Как шубу с плеча лесов,


Небрежно швырял Подвойскому


Знамена царевых полков!



Он никогда никому не прислуживал. Он был максималист. Никогда в жизни не продавался, и если он писал портрет Иосифа Сталина, значит, Филонов чувствовал тот мистический Разбег в Будущее, который предопределял вождь государства.


Владимир Бондаренко

Владимир Высоцкий МОЯ КЛЯТВА



Опоясана трауром лент,


Погрузилась в молчанье Москва,


Глубока её скорбь о вожде,


Сердце болью сжимает тоска.



Я иду средь потока людей,


Горе сердце сковало моё,


Я иду, чтоб взглянуть поскорей


На вождя дорогого чело...



В эти скорбно-тяжёлые дни


Поклянусь у могилы твоей


Не щадить молодых своих сил


Для великой Отчизны моей.



8 марта 1953 года

Владимир Винников ВЫМИРАНИЕ



Россия вымирает... Это утверждение давно уже стало общим местом в оппозиционной публицистике, да и в сознании каждого жителя нашего Отечества. Но вымирание означает не только количественное сокращение населения. Оно — и это самое страшное — неминуемо означает и качественную деградацию общества, резкое сужение и обмеление нашего культурного пространства. Похоже, сама, если можно так сказать, экология отечественной культуры меняется необратимо. Нужны доказательства тому?



ОПОЗДАВШАЯ ПРАВДА


КРЕСТ БЕСКОНЕЧНЫЙ. В.Астафьев —В.Курбатов. Письма из глубины России / Сост., автор предисловия Г.Сапронова. Послесловие Л.Аннинского — Иркутск: Издатель Сапронов, 2002, 512 с., 5000 экз.



"Лукавец Розанов в свое время заметил, что дороже всех литературных достижений, с его точки зрения,— чемодан старых писем. В его время это казалось вызывающим парадоксом. В наше время это почти неопровержимый факт словесности",— пишет в своем послесловии к этой книге Лев Аннинский. А в копирайтах ее существует запись: "В.П.Астафьев, наследники". Что бы любой из нас ни думал про ставшего классиком при жизни и переставшего быть классиком при жизни Виктора Петровича Астафьева, его творчество и его биография представляют собой не только значимый элемент отечественной культуры. Нет, Астафьев объясняет собой очень многое: и горбачевскую "перестройку" с ельцинской "демократией" в том числе. Он не просто значим, он — знаков. И если, например, я с горечью (а кто-то, наверное, и с радостью) читал его поздние "откровения" о войне, то ведь тогда не один же Астафьев "дал себе волю".


"Литература про "голубых лейтенантов" и не менее голубеньких солдат, романтизировавшая войну, была безнравственна, если не сказать круче. Надо и от ее пагубных последствий отучивать русских людей, прежде всего этих восторженных учителок наших, плебейскую полуинтеллигенцию, размазывающую розовые слезы и сладкие сопли по щекам от умиления, так бы вот и ринулись она или он в тот блиндажик, где такая преданность, такая самоотверженная любовь и дружба царят... Носом, как котят слепых, надо тыкать в нагаженное место, в кровь, в гной, в слезы — иначе ничего от нашего брата не добьешься. Память у россиян так коротка, сознанье так куце, что они снова готовы бороться с врагами, прежде всего унутренними. Не успев возродиться при попустительстве вчерашних партократов, современные перерожденцы уже вякают: "Мы скоро вас перевешаем!" Нас?! А потом друг дружку. Если они, как Наполеон, пусть и ненадолго придут к власти — России конец, всему тогда конец, и им — этой заразе, навязавшейся на российское тело, тоже конец, но уж с такими последствиями, от которых и мир может содрогнуться и рассыпаться в прах" (В.Астафьев, письмо от 11 февраля 1993 г.).


Разве не видна здесь полная перекличка с его осенним, того же года заявлением: "Безответственность, ослепление властью, желание захватить власть, вернуть тоталитарный, "свой" режим — вот как я охарактеризовал бы то, что происходит на вершине, где шумит, машет руками и нервно дергается наша верховная власть.


Народ за Президента. Страна за Президента. Все мы нуждаемся прежде всего в стабилизации обстановки. Надо сев начинать, а наш Верховный Совет, подогреваемый интриганами, рвущимися к власти, сеет смуту вместо хлеба и не может ее не сеять, потому что среди депутатов больше половины — затаившиеся и явные коммунисты, всегда бывшие главными смутьянами в стране и в мире. Вот навязалась на нас нечистая сила! Ее в дверь выгонят, она в окно лезет..." (цит. по: "Москва. Осень-93. Хроника противостояния".— М.: Республика, 1995, с.3).


Тогда ведь многим, очень многим казалось, что всё зло — в коммунизме, что мы семьдесят лет жили неправильно и оттого — все наши беды, а стоит только развернуться в обратную сторону — тут-то и начнется прекрасная, правильная жизнь.


Кнут Гамсун, великий норвежский писатель, поддержавший нацистов, тоже думал о новых путях для своего народа и для всего мира...


"Завтра рано утром улетаю в Москву и оттудова 6-го утром — в Брюссель, на конгресс творческой интеллигенции Европы (кто-то вспомнил обо мне и замолвил слово). Поеду, встряхнусь, побеседую с умными людьми..." (В.Астафьев, письмо от 3 октября 1997 г.). А ведь ровно, ровно четыре года прошло... Не помнит, не хочет и не может помнить.


И последние, предсмертные строки:


"От Виктора Петровича Астафьева.


Жене. Детям. Внукам.


Прочесть после моей смерти.


Эпитафия.


Я пришел в мир добрый, родной и любил его безмерно.


Ухожу из мира чужого, злобного, порочного.


Мне нечего сказать Вам на прощанье.


Виктор Астафьев".



"Мы уже не узнаем тайны этого текста, не найдем объяснения боли, продиктовавшей его. Но если слышим полноту этой горячей, страшной, высокой, по-русски невыносимой и по-русски же прекрасной жизни, то не смеем делать эту мимолетную, порывистую и не зря сокрытую им запись итогом жизни",— пишет Валентин Курбатов. Мы-то — не смеем, Валентин Яковлевич. Бог правду видит, да не скоро скажет, гласит русская пословица. Страшна она, эта опоздавшая правда, о которой сказано такое: "Иногда я думаю, как было бы замечательно во время какого-нибудь собрания "единомышленников" в писательстве вдруг разом явить на небесном экране рентген их действительных отношений в переписке с друзьями. Открылась бы совершенно новая история литературы — сложная, драматическая, необыкновенно интересная и в определенном смысле более точная и справедливая, чем ее публичный вариант. И, может быть, она однажды научила бы нас, что было бы выше и благороднее говорить вслух то, что скрыто по конвертам, не страшась обидеть близкого человека и не смущаясь тем, как это перетолкуют другие, потому что эти другие были бы так же открыты миру.

Комментариев (0)
×