Фритц Петерс - Детство с Гурджиевым

На нашем литературном портале можно бесплатно читать книгу Фритц Петерс - Детство с Гурджиевым, Фритц Петерс . Жанр: Публицистика. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст и даже без регистрации и СМС подтверждения на нашем литературном портале fplib.ru.
Фритц Петерс - Детство с Гурджиевым
Название: Детство с Гурджиевым
Издательство: неизвестно
ISBN: нет данных
Год: неизвестен
Дата добавления: 23 февраль 2019
Количество просмотров: 278
Читать онлайн

Помощь проекту

Детство с Гурджиевым читать книгу онлайн

Детство с Гурджиевым - читать бесплатно онлайн , автор Фритц Петерс

Инцидент, однако, не был полностью исчерпан даже тогда. Мистер Гурджиев показался, тепло одетым и медленно ступая, через несколько дней. Он подошел, чтобы сесть за небольшой столик, где я впервые беседовал с ним. Я, как обычно, с трудом ходил взад и вперед с моей косилкой. Он сидел там, по-видимому, осматривая все вокруг, до тех пор, пока я не закончил газон, который косил в тот день. Это был четвертый - благодаря быстроте его выздоровления, я сократил время покоса до трех дней. Когда я толкал косилку перед собой, направляя ее в сарай, где она хранилась, он посмотрел на меня и жестом подозвал к себе.

Я поставил косилку и намеревался подойти к нему. Он улыбнулся, снова я скажу "благожелательно", и спросил меня, за сколько времени я скашиваю газоны. Я ответил с гордостью, что я мог бы скосить все их за три дня. Он смотрел пристальным взглядом на широкую поверхность травы перед собой и встал. "Надо суметь сделать это в один день, - сказал он, - Это важно".

Один день! Я испугался и наполнился смешанными чувствами. Мне не только не оказали честь за мое достижение - несмотря ни на что, я сдержал свое обещание - фактически меня наказывали за это.

Гурджиев не обратил внимания на мою реакцию, которая должна была быть заметна на моем подвижном лице, а положил руку на мое плечо и тяжело оперся на меня. "Это важно, - повторил он, - "потому что, когда вы сможете подрезать газоны за один день, я дам вам другую работу". Затем он попросил меня погулять с ним - помочь ему прогуляться - до луга, расположенного неподалеку, объяснив, что ему трудно ходить.

Мы шли медленно, даже несмотря на мою помощь, он с большими трудностями поднимался по тропинке к полю, о котором он упомянул. Это был склон холма, очень каменистый, около птичьего двора. Он послал меня в инструментальный сарай, поблизости от курятника, и велел принести ему косу, что я и сделал. Затем он вывел меня на луг, снял руку с моего плеча, взял косу в обе руки и замахнулся, собираясь косить траву. Наблюдая за ним, я почувствовал, что усилие, которое он делал, было очень большим; меня испугала его бледность и очевидная слабость. Затем он вернул мне косу и велел убрать ее. Я отнес ее на место, вернулся и встал рядом с ним, он опять тяжело оперся на мое плечо.

"Как только все газоны будут срезаться в один день, то будет новая работа. Коси этот луг каждую неделю".

Я посмотрел на склон с высокой травой, на камни, деревья и кусты. Я знал свой рост - я был невелик для своего возраста, а коса казалась очень большой. Все, что я мог сделать, это пристально посмотреть на него, изумленный. Это был взгляд только ему в глаза, серьезный и обиженный, что мешало мне сделать немедленный, сердитый, резкий протест. Я просто наклонил голову и кивнул, а затем пошел с ним, медленно, назад, к главному зданию, вверх по ступенькам к двери его комнаты.

В одиннадцать лет я не был чужд жалости к себе, но на этот раз ее проявление было слишком велико даже для меня. В действительности, жалость к себе была только небольшой частью моих чувств. Я также чувствовал гнев и возмущение. Я не только не получил признания или благодарности, но, фактически, был наказан. Какого рода местом была эта школа - и человеком какого сорта он был после всего? Мучительно и скорее гордо я вспоминал, что собирался уехать назад в Америку осенью. Я покажу ему! Что бы я ни делал мне никогда не управиться с газонами в один день!

Любопытно, но когда мои чувства спали, и я начал принимать то, что казалось мне неизбежным, я обнаружил, что мое возмущение и гнев, хотя я еще чувствовал их, не были направлены против мистера Гурджиева лично. Когда я гулял с ним, в его глазах было печальное выражение, и я был озабочен этим и его излечением; кроме того, хотя мне не поступало указаний к действию, к исполнению этой работы, я почувствовал, что принял на себя своеобразную ответственность, что я должен сделать работу ради него.

На следующий день для меня была припасена другая неожиданность. Он вызвал меня в свою комнату утром и спросил строго, способен ли я хранить тайну - ото всех. Твердость и горящий быстрый взгляд, который он бросил на меня, когда задавал вопрос, были совершенно отличны от его слабости предыдущего дня. Я смело заверил его, что могу. Еще раз я почувствовал большой вызов - я буду хранить эту тайну несмотря ни на что!

Затем он сказал мне, что не хотел беспокоить других студентов - и особенно своего секретаря, мадам Гартман - но он почти ослеп, и только я знаю это. Он обрисовал мне увлекательный план: он решил реорганизовать всю работу, шедшую в Приэре. Я должен был ходить с ним всюду, нося кресло; оправданием этого было то, что он еще слаб и нуждался в отдыхе время от времени. Настоящей причиной, однако, бывшей частью тайны, было то, что я должен буду ходить с ним, потому что он не может на самом деле видеть, куда идет. Короче говоря, я должен был стать его проводником и охраной хранителем его личности.

Я почувствовал, наконец, что пришло время моей награды; что мое убеждение не было ложным, и сохранение моего обещания действительно чрезвычайно важно. Торжество было одиноким, так как я не мог разделить его, но оно было подлинным.

4.

Моя новая работа в качестве "носителя кресла" или, как я думал о ней тогда, "стража" занимала большую часть моего времени. Я был освобожден от всех других обязанностей, за исключением нескончаемых газонов. Я должен был продолжать косить, но я должен был делать это большей частью до того, как мистер Гурджиев появлялся утром или после того, как он возвращался в свою комнату после полудня.

Я никогда не знал - был ли правдой или нет его рассказ о частичной слепоте. Я предполагал, что это было правдой, потому что я всегда верил ему без колебаний - он, казалось, не мог говорить ничего, кроме правды, хотя его манера выражать ее не всегда была прямой. Мне пришло на ум, что эта работа носителя кресла и проводника была выдумана для меня, и что он придумал историю со слепотой, как предлог. Я сомневался в этом только потому, что это придавало мне преувеличенную важность, исходящую из того, что я не мог представить себе поведение Гурджиева. Я был достаточно важен просто потому, что я был выбран, без каких-либо добавочных рассуждений.

В последующие недели - вероятно, всего месяц - я носил это кресло каждый день милями, обычно следуя за ним на почтительном расстоянии. Я был достаточно убежден в его слепоте, потому что он часто сбивался с пути, и я должен был бросать кресло и подбегать к нему, предупреждая его о какой-нибудь существовавшей опасности - такой, как возможность, часто неминуемая, угодить прямо в небольшую канаву, которая проходила по имению а затем мчаться назад к креслу, поднимать его и снова следовать за ним.

Работа, которой он руководил в то время, касалась каждого в школе. Там было несколько проектов, выполняемых одновременно: строительство дороги, для которой намеревались дробить камень железными колотушками, чтобы произвести камни определенного размера; прореживание лесной площади, удаление целых акров деревьев, с пнями и корнями, лопатами и кирками. В дополнение к таким проектам непрерывно продолжались обычные обязанности по садоводству, прополке, сбору овощей, приготовлению пищи, домашнему хозяйству и прочему. Когда бы и сколько бы времени мистер Гурджиев ни осматривал какой-нибудь проект, я присоединялся к другим работающим, до тех пор, пока он не был готов перейти к следующему или вернуться домой.

Примерно месяц спустя я был освобожден от обязанности носителя кресла и вернулся к регулярному кошению газонов и другим постоянным обязанностям: работе на кухне один раз в неделю, ежедневному дежурству швейцаром, чтобы открывать двери и отвечать по телефону.

В тот период, когда я следовал за ним, как я упоминал, я должен был находить время для покоса газонов, когда мог. Я на время забыл о холме, который, в конце концов, должен был косить еженедельно, и это вызвало во мне некоторый ужас. Когда я вернулся к своей обычной регулярной работе, то обнаружил, что без заметного усилия достиг цели, которую он мне поставил. В момент этого открытия, однажды вечером, после чая, когда я закончил косить четвертый газон в этот день, мистер Гурджиев удобно сидел на скамейке, не за столом как обычно, а лицом к газонам. Я поставил косилку и пошел назад к террасе, печальный, в его направлении. Хотя я никогда не любил газоны, перспектива моей следующей работы вызвала во мне чувство тоски по ним. Я остановился, как я думал, на почтительном расстоянии от него и ждал. Я колебался между тем, чтобы сказать ему, или отложить это на будущее.

Через некоторое время он повернулся в мою сторону, как бы недовольный моим присутствием, и спросил меня резко, хочу ли я что-нибудь. Я кивнул головой и подошел, встав рядом с ним. Я сказал быстро: "Я могу скосить все газоны в один день, мистер Гурджиев".

Он нахмурился, покачал головой, озадаченный, а затем сказал: "Почему вы говорите мне это?" Он еще казалось сердился на меня.

Комментариев (0)
×